Ровельхейм: Право на жизнь (СИ)
3
— Девонька моя! — тут же запричитала Беата, как только мы переступили порог обновленной лавки «Нужные вещи». — Живая, здоровая!
Пусть и выяснилось со временем, что мы с Беатой как минимум ровесницы, а то и я ее старше, искоренить ее отношение ко мне как к младшей сестре, было невозможно. Да и я совсем не против.
— Увез, гад, и ни слуху ни духу! И добро бы сам вернулся, нет же, только мордоворотов своих прислал за вещами! Вот и переводи на такого продукты! А тех и добром выспрашивала, и поварешкой грозила, да что с них взять, коли сами ничего не ведают… Ну да поняла хоть, что там остаешься. Вот с утра все глаза и проглядела в окно — приедешь ли, воскресенье же…
— Приехала, моя хорошая, как же я тебя брошу, — мы смеялись, все никак не наобнимаясь. Пара месяцев в городе и у Беаты уже прорезался местный говорок, не иначе у соседки-пекарши переняла.
— Помнишь Мексу и Анхельма?
Друзья с удовольствием составили мне компанию в поездке в Ровель. Черному чудищу я вчера с обеда оставила тарелку с мясом, а вернувшись из библиотеки, обнаружила ее вылизанной до блеска. Сама тварюшка больше на глаза не показывалась. Принесенная с ужина сырая печенка также исчезла за ночь. Кажется, неведомый крыжтенок и не собирался уходить. Утром оставила ему открытое окно и двойную порцию мяса, а кувшин с водой тот, похоже, и сам обнаружил.
— Как же не помнить! Ой! — всплеснула Беата руками. — Что ж я вас тут на пороге держу! Вы же с дороги только, утряслись поди… А ну-ка все к нам домой, чай пить, там все и расскажете. Лавка, чай, не рассохнется, все равно все на площади главной гуляют.
За ароматным чаем со свежими булочками (а я заметила, как доставивший их сын пекаря на Беату коровьими глазами смотрел!) неспешно обсудили прошедшую неделю.
— Вот радость-то, милая! Так, значит, аристократке этой по носу дали? А этот-то, племянник его, который принц, так ему все с рук и сошло? Ух, вот приеду я к вам, только пальцем на него ткните! И что, что темная? Я в ваших магических делах не разбираюсь, конечно, а чего они нос воротят?.. Опасная? Это Ардина-то? Ой да не смешите мои папильотки… Злиться нельзя? Так а кто тебе даст? Надо будет, и этой вашей светлости живо руки укорочу, чтоб не бесил, — разошлась Беата.
— Дин, так ты смотри, — продолжала она. — Если темная вот эта твоя сила из берегов выходит, когда тебе плохо, так, может, и светлая быстрее вернется, если ее правильно кормить?
— А ведь Беата права, Ардин, — задумчиво сказал Хельме, не обратив внимание на то, как Беата выразительно и страстно ему подмигнула. — Если твой Свет такой же изначальный, как и Тьма… Извини, что говорю «если», но просто не видел же никто. Так он от хороших эмоций и восстановится быстрее.
— Не думаю, Хельме… Я его весь отдала, подчистую. Интальд сказал, что на это время понадобится. Какое не уточнил, но я и сама поняла, что не скоро.
— Проверь. Сейчас, — потребовала Мекса.
— Здесь? — испугалась я.
На меня требовательно уставились три пары глаз. Э-ээ, ну ладно.
Вторым уроком мэтр Сарттас научил ощущать в себе магию, весь ее запас, не прикасаясь к ней.
— Сядьте в удобную позу, Ардинаэль, расслабьтесь. Закройте глаза. Дышите медленно и глубоко. Теперь представьте, что смотрите не вперед, а в самое себя. Вот ваша голова, теперь вы медленно спускаетесь взглядом ниже. Это нос, вдохните, почувствуйте запахи. Рот. Вы еще должны чувствовать вкус травяного чая, что выпили недавно. Ниже. Горло. Вдохните, а затем выдохните, но не свободно, а пропустите воздух через голосовые связки. Вы не издаете ни звука, но чувствуете, что можете превратить этот воздух как в слово, так и в песню, стоит только захотеть. Спускайтесь ниже. Вдохните так глубоко, как сможете, отведите плечи назад. Это воздух наполняет вашу грудь, насыщает кровь жизненной силой, выводит лишнее. Теперь левее. Ваше сердце. Оно равномерно стучит, толчками выбрасывая кровь. Прислушайтесь. Смотрите на него. Теперь расфокусируйте взгляд, смотрите как сквозь мутное стекло. Вы можете увидеть что угодно. Звезду, яркий цветок, животное, драгоценный камень, любое пятно …
— Озеро.
— О-о… Очень хорошо, Ардинаэль… Озеро. Опишите его.
— Черное. Но я не знаю, сама вода черная или это оно настолько глубокое.
— Пока не подходите к воде, не проверяйте. Очертите взором все его берега, медленно, по окружности.
— У него не видно берегов, мэтр Сарттас. Кроме того, на котором я стою.
— Э-ээ… а-а… Хорошо, Ардинаэль. Представьте на том месте, где стоите, какой-то знак. Дерево или символ…
— Здесь камень.
— Запомнили его? Теперь идите от этого камня вдоль берега. И считайте шаги, вслух.
— Один, два, три…
— …
— Восемь тысяч триста шестьдесят три… Я снова вижу тот камень, мэтр Сарттас.
Моя первая медитация заняла около двух часов. Я просто шла и шла вокруг бескрайнего озера. Не устала ни от счета, ни от воображаемой ходьбы. Когда же мэтр Сарттас наконец позволил открыть глаза, я обнаружила его сидящим напротив со взмокшим лбом.
— Это ваша магия, Ардинаэль, — промокнув платком лоб, сказал мэтр Сарттас. — Столько ее у Вас сейчас. Когда Вы тратите ее, озеро уменьшается. Но как каждое озеро восполняют подводные ключи и горные ручьи, так и ваша магия потом восстанавливается до прежних объемов. На сегодня достаточно. По крайней мере, для меня. Тренируйтесь, Ардинаэль, но не трогайте пока воду, ради всех богов.
Следующие «погружения» проходили проще. Во второй раз я легко обежала озеро вокруг, потратив в три раза меньше времени. Не ноги же бегут, мысль. А в третий — подумала, и просто воспарила в воздухе, облетев озеро минут за семь.
Сейчас я привычно следовала схеме мэтра Сарттаса. Глаза закрыты, взор вглубь себя. Пахнет булочками и немного краской, сама же перекрашивала кухню пару недель назад. Варенье, сладкое. Освежающие листики мяты в чае. Слова не идут, но я бы сейчас запела. Расправить грудь, вдохнуть еще глубже. Озеро. Не касаюсь воды, парю вдоль берега, всматриваясь в темноту вод. Один, два, три… Что должно измениться? Появится лунная дорожка на черной водной глади? Мерцающие рыбы в глубине? Сто тридцать восемь, сто тридцать девять. Триста семьдесят шесть. Камень. Ничего.
Я открыла глаза. Все шесть с лишним минут Мекса, Беата и Анхельм сидели, не шелохнувшись. Виновато развела руками.
— Беата, родная, заваришь еще чаю?
— Чаю? — протянула Беата, быстро оценив реакцию остальных. — Так пекарский сынок и за винишком сбегает, только свистни. Что уж тут. Чай, нам с тобой на одной кровати не впервой, на вторую Мексу положим, а ты, красавчик, внизу на диване не побрезгуй. Ох, и замороченные вы тут на этой своей магии, я смотрю…
Без вина, конечно, не обошлось. Но гораздо позже, под вечер, когда мы вчетвером вдоволь нагулялись и по ярмарочной площади, нарядно украшенной к зиме, и по узким тихим улочкам, и по широкому парку, что раскинулся за мостом реки Сенны. Словно не желая ходить в белом снежном саване, город пестрил яркими гирляндами, цветными стеклянными шарами, а любой мало-мальски зажиточный дом вешал над входом красный, синий или зеленый магический светильник. Вечером все это сказочно переливалось, создавая таинственную, волшебную атмосферу.
— Можешь себе такое в Нит-Истре представить? — радовалась как ребенок Беата. — Мне уже рассказали, это из столицы такая мода пошла — украшать город и деревья в середине зимы, весну зазывать.
— Да, долго бы в Истрии ее ждали!
Это здесь, в провинции Ровель к концу декабря считалось, что ползимы уже миновало. Да и разве это зима! Снега в лучшем случае до колена, а про суровый трескучий мороз с режущими как бритва ветрами здесь вообще не знали. В горах Истрии коротенькое лето сменялось быстротечной осенью, а к концу сентября снег уже уверенно ложился в долину, нехотя отступая лишь в мае.
— А в Корсталии вообще снега не бывает. Холодает, конечно, и я бы сейчас в море купаться не полез, — поежился южанин Хельме. — Но мне снег нравится.