За белым кречетом

Это гнездо показалось мне весьма удобным для киносъемки, и, зная долгую, нередко по многу десятков лет, приверженность соколов к одному месту, я решил его приберечь. Не тревожить птиц, чтобы на следующий год, если удастся организовать киногруппу, приехать именно сюда и сделать о кречетином семействе фильм.
А потому я был за то, чтобы, не задерживаясь на этой стоянке, собираться и плыть дальше. С этой мыслью я и поднялся. Но выбравшись из палатки, увидел Таню, которая жарила на дымящем костре аппетитно пахнущие лепешки. Серега где-то бродил, изыскивая дичь не столько для науки, сколько для нашего пропитания. Вид с пригорка, где мы поставили палатку, завораживал открывающимся на другом берегу реки раздольем. И я решил не торопиться.
Забраться в гнездо кречетов на этот раз было невозможно, и я надеялся, что мой неугомонный коллега не будет, как в прошлый раз, лазать, искать погадки да пугать птенцов. Так оно бы и случилось, но Серега вернулся из обхода злым, не встретив ни одной птицы, кроме болотной гагары. Птиц этих не едят, и Таня, изучив содержимое желудка, хотела было тушку гагары выбросить. Но практичный Серега рассудил иначе.
— Слышишь,— сказал он мне,— как кричат креченята? Видно, пока ты прятался в гнезде, мать их не кормила. Совсем ребята оголодали. Вот и сделаем доброе дело, подкормим птенцов.
Не предполагая, чем это может кончиться, я согласился. Но едва тушка гагары взвилась над гнездом, птенцы шарахнулись от нее, как от черта. Трое задержались на другом краю гнезда, а старший не удержался, взмахнул крыльями и был таков. Лишь наутро следующего дня мы услышали его призывные крики, доносившиеся с другого берега. Пришлось садиться в лодку и спасать его.
Кречетенка мы увидели сидящим на ветке высохшего дерева. Перед ним лежали остатки куропатки, которой он только что пообедал, и стало ясно, что возвращать в гнездо его уже не требуется. Мать отыскала его и покормила. Но Серега загорелся: «Окольцуем! Нужно для науки. Как упускать такой случай». Пригнув голову, потешно переваливаясь, отяжелевший кречетенок пустился убегать. Но когда увлекшийся ловец приблизился, быстро упал на спину и, выставив когти, так ловко цапнул своего преследователя, что тот, забыв обо всем, тряся окровавленной рукой, запрыгал на одной ноге. Однако птенца мы все-таки окольцевали и сразу же стали собираться, чтобы плыть дальше.
Третье гнездо кречетов мы застали пустым. Оно было небольшим, по сравнению с предыдущими — крохотным.Располагалось оно на молодой невысокой лиственнице, стоявшей на каменистом склоне. Не объясни нам перед походом Калякин, что весной он видел здесь птиц, активно нападавших на него, причем, по его уверениям, самец был достаточно светел, почти бел, мы никогда бы не рискнули подумать, что кречеты способны загнездиться в столь крохотном, принадлежавшем, видимо, воронам, гнезде. Но Калякин оказался прав.
На второй день, в одиночестве придя к гнезду, я услышал знакомые хрипловатые крики птенцов, раздававшиеся с другого берега. И, внимательно присмотревшись, отыскал на пологом зеленоватом склоне четырех слетков. Трое держались вместе, а четвертый, самый старший, все норовил убежать от братцев подальше. В этом случае добыча, принесенная самкой, достается вся ему одному, не надо, как в гнезде, делиться. Такое поведение свойственно не только птенцам соколов. Нечто подобное я наблюдал и у полярных сов: взрослый птенец сразу же начинает отходить от гнезда. И чем старше, тем далее он отбегает. За ним тянутся что повзрослее. Птенцы разбегаются, а родители отлично видят их с высоты, всех находят и поодиночке кормят. Так было и здесь.
Мне удалось пронаблюдать, как прилетевшая с криком кречетиха спикировала и сбросила добычу сначала самому старшему одиночке, а в другой раз решительно направилась к истошно кричавшим троим птенцам.
Слетки уже неплохо, для слетков конечно, летали и вечером возвращались к гнезду. Теперь выросшим им разместиться всем четверым там было просто невозможно, и креченята проводили ночь у гнезда на скалах, где мне удалось сделать несколько интересных снимков.
 
Место это называлось буреданом. И последние несколько дней сплава я только и слышал о нем. Река здесь течет в суженном русле меж сероватых скал. Огромные черные камни пенят на выходе воду, вздымают волны, но при большой воде, как было в то время, да на легких надувнушках место это легко проходимо. Сергей же, в прошлом проходивший буредан на байдарке, сохранив в памяти ужас от больших стоячих волн, несмотря на мои уверения, решил перед буреданом постоять. Возможно, хотел собраться с духом.
К тому времени мы держались только на лапше и чае. Обещавший кормить нас в три пуза дичью и рыбой охотник стонал, что птица вся куда-то подевалась, зайцы отчего-то не выбегают на берег и рыба не клюет. Я уже успел разобраться в Сереже. Такой тип охотника был мне хорошо знаком по предыдущим походам, и я бы только усмехался, радуясь тому, что сохраняется природа, но все же есть-то что-то надо было. Ведь, послушав Сергея, мы не взяли достаточно продуктов. И муки уже не оставалось, чтобы Таня смогла лепешки испечь.
На скале у буредана неподалеку от гнезда кречетов мы увидели гнездо канюков. Да они и сами вывели нас на него, принявшись с надоедливым писком, напоминающим мяуканье, пикировать на нас один за другим; Близко проносясь над головами, они плавно взлетали вверх, разворачивались, и крылья их играли огнем в лучах заходящего солнца.
Гнездо было прилеплено к скале, и в нем лежал голый птенец, видимо, только что вылупившийся, а рядом — голубоватое яйцо. «Шлепну-ка я одного канюка»,— снимая с плеч двустволку, заявил Серега. Я уже видел, как он хладнокровно палит по уткам, выведшим на реку птенцов, бьет кроншнепов и ржанок, отводящих от гнезда, где были насиженные яйца или птенцы, но тут меня взорвало. Такого бессмысленного разбоя я стерпеть не мог. Ведь канюк, как ворона, не для еды...
— Да я ел его, очень вкусное мясо,— оправдывался Сергей, не ожидавший бунта.— Эта птица не в «Красной книге», а один родитель всегда выкормит двух птенцов. Я же только одного убить хотел.
Но я стоял на своем: убьет канюка, сажусь в лодку и уплываю. И я бы уплыл. Но канюк остался жить, гнездо было сохранено. А я со злости отправился в тундру и уже через час нашел озерко с тремя утками, куда вскоре привел Сергея, и наблюдал, как он, истратив одиннадцать зарядов, сумел в конце концов подстрелить двух птиц.
На следующий день я буквально уговорил его подъехать к небольшому водопаду, в заводи у которого он меньше чем за час надергал на мушку двенадцать килограммовых хариусов. Теперь пища у нас была, но с тех пор в палатке я уже спать не стал. На ночлег устраивался под брезентовым пологом, где хранились вещи. От комаров я приноровился накрываться полиэтиленовой простыней.
Мы благополучно миновали один буредан и второй. Отыскали еще одно гнездо дербников на кустах, и я снял гнездо с четырьмя охристыми яйцами. Потом побывали у гнезда орланов, где, как медвежата, с насупленными мордочками сидели два крупных уже оперенных птенца. Щелкая желтым клювом, черная птица зависла над нами, пугая, но вскоре улетела. И я видел, как вдогонку за ней храбро пустился дербник, прогоняя, очевидно, из своих владений.
Четвертое гнездо кречетов также оказалось пустым. Мы подошли к нему ночью. Солнце висело низко, на воде было холодно. Серега полез в гнездо, я выбежал поразмяться и на болотистой лужайке среди покрытой росой травы увидел одинокого кречетенка. Он сидел перед тушкой расклеванной наполовину куропатки. То ли он здорово насытился, то ли холод его сковал, но я подошел к нему, сел рядом, дал Тане свой фотоаппарат и попросил ее сфотографировать нас вместе. У меня хранится этот кадр, там видно, как я поглаживаю кречетенка. Таня попросила и для нее сделать такой же снимок, но едва она поднесла к кречетенку руку, как он сильно взмахнул крыльями и стремительно, уже почти по-взрослому улетел.
 
К пятому гнезду мне не было смысла идти. Для съемки время было потеряно, а шли уже семнадцатые сутки плавания. Сергей загорелся найти логово волков, уходя на их вой и подолгу пропадая. Плыл он по-прежнему не торопясь, держа меня сзади на расстоянии, и все это в конце концов мне надоело. Я попросил дать мне полпачки сахара, пачку чая и поплыл вперед, рассчитывая суток за двое добраться до фактории.