Его ледяное высочество (СИ)

Злость уходила. Малфой мог бы оставить ее в поместье, но он привел ее сюда. И, может, не стоило ему все это говорить, но ее переполняли эмоции.
— Драко…
— Что тебе, Грейнджер? — он сел на то же дерево, что и в прошлый раз.
— Спасибо… — Драко не реагировал, он смотрел в сторону, — что заботишься обо мне.
— Грейнджер, отстань, — он провел рукой по лицу, прикрывая глаза, — займись чем-нибудь. Рассматривай цветы. Не играй на моей жалости. Черт подери, у меня ее вообще нет! Я не могу выгуливать тебя постоянно, у меня куча своих чертовых дел. И тебе не безопасно разгуливать у всех на виду!
— Если ты так печешься о моей безопасности, почему ты просто не отпустишь меня? — вырвалось у нее.
Он посмотрел на нее так, словно она была самым тупым человеком на свете.
— Ты говорил, что тут уже можно трансгрессировать, — на одном дыхании выговорила она, — отпусти меня и…
Он хмыкнул и покачал головой.
— Грейнджер, что ты видишь перед собой?
— Зачем спрашиваешь?
— Скажи, что ты видишь?
— Поляну, рассвет, тебя…
— Мои глаза тоже видят. И все, что увидели мои глаза, потом смогут увидеть другие. Кое-кому не понравится, что я тебя отпустил.
— Я могу стереть твои воспоминания до того, как трансгрессирую.
— Я уже говорил тебе, и я повторюсь…
— Драко…
— Я повторюсь, чтобы ты не забыла. Я не… — жестко оборвал он, закусывая губу, и Гермиона увидела в сумраке, как на ней выступила капля крови. — Займись чем-нибудь, Грейнджер, я не собираюсь оставаться тут все утро.
Гермиона кивнула. Не стоило вообще заводить с ним этот разговор. Бесполезно его просить. Он совершенно невыносим и думает только о себе. Но она хотя бы попробовала.
Под ногами высокие травы в утренней росе. Колокольчики еще не распустились. Он прав, она будет смотреть, как они распускаются, — цветы правды. Если собрать их и дурман на рассвете, то зелье обязательно получится.
… а почему бы и нет?
— Я могу нарвать букет? — стараясь, чтобы голос звучал буднично, спросила она.
— Валяй, — ответил он отворачиваясь.
Становилось светлее; Гермиона встала к Малфою спиной, чтобы он не видел, какие травы она собирает. Села на корточки. Ладони вымокли в росе, когда она рвала цветы. Между стеблями колокольчиков Гермиона сложила другие растения, что требовались по рецепту. Не хватало дурмана и … лапки лягушки. Где ее взять? Закончив, Гермиона обернулась и опустила букет так, чтобы Малфой не мог его рассмотреть. Но это было лишним: он о чем-то задумался и не глядел на нее.
В рассветном тусклом свете Драко казался утомленным и безразличным. Его глаза были прикрыты, пальцы барабанили по колену. Ей ужасно захотелось сесть с ним рядом, и чтобы он смотрел на нее. Ей вспомнился их поцелуй на этой поляне, его мимолетность, как будто ей дали попробовать что-то и тут же забрали. И от этих мыслей становилось так стыдно.
В голове возникла картинка, как Малфой разжигает палочкой огонь в очаге, а она смотрит на него, изнывая от желания быть ближе. Видимо, после она и уснула.
Ей вспомнилось вдруг, как горела ее душа во сне, какие чувства она испытывала к Драко тогда и еще некоторое время после того, как проснулась. А теперь наяву разум холодно и жестоко анализирует и видит в нем одни недостатки.
Он все еще смотрел в сторону. Гермиона опустила взгляд. В траве дернулось что-то. Лягушка! Гермиона подалась вперед и накрыла лягушку рукой. Сердце стучало, как бешеное. Кожа лягушки была холодной, шершавой и скользила во влажной ладони. Гермиона не раз на зельеварении трогала лягушек, у Невилла была лягушка, но почему-то Гермиона все равно испытала отвращение. Она сунула ее в карман. Малфой, кажется, ничего не замечал. Лягушка притихла, но вдруг начала метаться. Гермионе пришлось прижать ее ладонью. Загнанное животное продолжало хаотично вырываться. Девушка сжала ладонь сильнее. Лягушка билась. Гермиона сжала сильнее. Лягушка не успокаивалась. Сильнее.
Сейчас Малфой обернется и захочет узнать, что она делает!
Гермиона надавила так сильно, как могла.
Послышался хруст. В кармане перестало биться. В ее груди тоже.
 
Какая же ты глупая, живешь в своем выдуманном мире.
Она думала, что всегда убивает кто-то другой.
На улице война, Грейнджер.
— Грейнджер, — окликнул ее Малфой.
Гермиона зло уставилась на него. Она ощутила настолько сильную вину, что ей надо было немедленно слить ее на кого-то. И Малфой был именно тем человеком. Если бы она могла, то испепелила бы его ненавистью. Ненависть не Круциатус, который исходит из палочки, но ненависть — это что-то реальное, осязаемое и так же уничтожает.
Потому что это он во всем виноват! Все это из-за него! Из-за его отца! Из-за его жестоких чистокровных родственников!
— Почему ты их не оставишь? — выдавила Гермиона.
— Кого?
— Твоих родителей. Ведь это все из-за них.
Малфой посмотрел на нее своим холодным спокойным взглядом.
— Странно, что ты не понимаешь почему, — ответил он. Взгляд из ледяного стал затравленным. — Неужели до тебя не доходит, что если я не стану ему служить, ублюдок их уничтожит? Неужели ты думаешь, что я брошу их сейчас…
— Но твой отец…
— А ты бы предала своего отца?
— Твой отец, ведь он же…
— Что мой отец? Мой отец устал и сломлен. У него нет… — он запнулся и отрезал, — тебе пора на кухню.
— Как пожелаешь, — пробормотала она.
Малфой подставил ей локоть. Гермиона была слишком зла на него, поэтому взялась за его плечо, едва касаясь. От этого пожатие получилось неожиданно нежным. Лицо Драко на секунду перекосилось: глаза сузились, а уголки губ поползли вниз, словно ее прикосновение причиняло ему боль.
Гермиона была уверена, что трансгрессию можно было провести мягче, не заставляя ее падать на колени. Драко не взглянул на нее. Только они оказались у кухни, он сразу же с хлопком трансгрессировал.
Гермиона сидела на полу, сжимая в руке цветы.
Гарри нуждается в ней. Рон в ней нуждается. Орден в ней нуждается. Если ей придется сварить зелье и усыпить Малфоя, она так и сделает. Если ей придется общаться с Малфоем, чтобы добыть его палочку или его волос, она будет делать это. Если ей придется его целовать, она будет его целовать. Как он говорил: «Идет война, Грейнджер». А на войне все средства хороши.
========== Глава 9 ==========
За неделю цветы высохли. Недоставало дурмана и волоса Драко. Без обоих компонентов варить зелье не имело смысла. А достать их теперь, когда Малфой снова о ней забыл, не представлялось возможным.
Сухие цветы стояли в стакане на прикроватной тумбочке. Гермиона все равно не знала, куда их спрятать. Если бы Малфой решил обыскать ее комнату, она бы не смогла ему помешать. Так они стояли на самом видном месте, как правда, которая всегда на поверхности. Она так близко и так бросается в глаза, что ее просто не замечаешь. Сморщенную и засохшую лапку лягушки Гермиона убрала в шкаф подальше от глаз. Она напоминала о том, что ей пришлось сделать, и как сильно она разозлилась на Драко.
В тот момент, когда они стояли друг против друга в утреннем сумраке, а в ее кармане лежала убитая ее руками лягушка, казалось, что ненависть принесла облегчение. Но Боже, какой это был самообман! Драко заслужил, чтобы она его ненавидела, но ей самой легче не стало.
Как и разрушительную силу в Круциатусе, ненависть постоянно надо подпитывать. В то утро после ссоры с Малфоем Гермиона почувствовала себя слабой и опустошенной: обида и ярость выкачали из нее всю энергию. И уже к вечеру она была бы рада увидеть Драко. Зачем? Что она могла ему сказать? К счастью, Малфой не изменял себе. Ее снова не посылали к нему.
 
— Мастер Драко, — Гермиона смотрела на поднос, который оставался пустым вот уже неделю, с того самого дня, когда она прнесла ему ужин в последний раз, — опять будет ужинать в столовой?
— Мастера Драко нет в поместье, — ответил эльф.
— Он выполняет задание Темного лорда? — вероятно, ей не ответят, но она хотя бы попыталась.