Долгий путь к чаепитию

Гребцы пожали плечами.
– Знаешь, – сказал не Боб Эклс, – почему я не говорю тебе, как меня зовут? Меня зовут Николас, если ты испытываешь хотя бы слабое подобие какого бы то ни было интереса. Есть такие, что меня дразнят Ни-кола-с-ни-двора-с, но я на это чихал сквозь шнобель.
– Сквозь что? – спросил Эдгар.
– Сквозь шнобель, – ответил Боб Эклс, – или гунделку, или сопелку, или храпелку. Именно так.
Тут человечки в синем стали прыгать по самому краю пристани и вопить:
– Сгорели блины, и это всё вы!
На что Николас завопил:
– Всё вы врете про блины, сегодня ведь среда.
Как ни странно (а может, и не странно), это их порядочно успокоило, и один сказал Эдгару:
– Что ж, забирайся к нам.
И они очень любезно помогли Эдгару подняться по ступенькам, причем один приговаривал:
– Ты можешь очень даже грохнуться, тут так скользко от ила и чешуи.
– Не забудь сказать им, куда тебе надо, – напомнил Николас.
– Но я хочу туда, откуда приплыл, – ответил Эдгар, начинавший волноваться. – Я хочу к концу урока быть в школе, а оттуда – домой, пить чай.
– Чай, – сказал один из человечков в синем и покачал головой. – Тебе придется зайти далеко в глубь страны. До самой Экспозиции, если правду говорить, и путь не короток. Но сейчас мы пойдем в контору.
И Эдгар увидал шагах в ста от пристани маленький домик, откуда слышались чьи-то вопли. Матросы погребли к кораблю, который сделал уже немало морских миль без них, и опять затянули:
Хей-хо, и шкипер дождался костра,
И с утра пружинами связан.
– Ну, – сказал человечек в синем, – что ж, поглядим на тебя.
Эдгар поглядел на них. Их тонкие волосы трепетали на ветру, носы горели. Оба были не выше трех футов, но такие пузатые, что куртки им приходилось завязывать на веревочку, иначе не сходилось.
– Ну-с, – проговорил один, – ты являешь собой прекрасный образец раскаянья, и я буду благодарен, если ты усвоишь, что меня зовут мистер Эк Кер Ман [19], а его – мистер Эк Хар Т [20].
– Вы… сиамцы? – вежливо спросил Эдгар.
– Нет, – отрезал мистер Эк Хар Т, – мы – близнецы.
– Не понимаю, – сказал Эдгар. – Ведь вас зовут по-разному. Будь вы братьями, вас бы звали одинаково.
Оба захохотали.
– Ох, – проговорил мистер Эк Кер Ман, – немного ты, видать, смыслишь, это уж как пить дать! Братьев всегда зовут по-разному, иначе их не отличишь друг от друга. Представь, что Каина и Авеля звали бы одинаково! Все бы запутались.
И оба захихикали. Наконец мистер Эк Хар Т произнес:
– Не такой доли желал нам наш отец! Я однажды совершил благое дело. Я ходил и предостерегал людей о чудовищах, но ни один не внял.
– А, – сказал Эдгар, – вроде Зверя Рыкающего и его матери?
– Да, порой, – ответил мистер Эк Хар Т с сомнением. – Но больше про Венеру, известную как богиня любви, не знаю уж, что это могло бы значить теперь или прежде.
– Ложь и обман, – сказал мистер Эк Кер Ман. – Я-то был превосходным собеседником, но это ушло – увы, увы, ушло.
Оба так опечалились, не обращая даже внимания на чайку, которая села на голову мистеру Эк Хар Ту и стала кричать «эклектика – электрика – эксцентрика», что Эдгар решил напомнить им о делах в конторе, откуда всё еще доносились вопли. Он сказал:
– Дело в том, что у меня нет денег.
– Деньги, деньги, деньги, – проворчал мистер Эк Хар Т. – Все только о них и думают.
Он посмотрел на свои наручные часы, из которых доносилось очень негромкое пение, и сказал:
– Ну-с, что до денег, час пробил. Не будем тянуть. В контору.
И они поспешили – Эдгар за ними, чайка сидела уже на голове у мистера Эк Кер Мана и кричала «Лиддел и Скотт, Лиддел и Скотт [21]». Но когда они дошли до конторы, она с крррриком улетела навстречу морскому ветру.
В конторе было тесно и неопрятно. Эдгар понял, что здесь никого не били: горланил попугай с серебряным колечком на левой лапке, прикрепленным к тонкой цепочке, прикрепленной к высокой стойке для шляп. Стойка была забита головными уборами, от шапокляка до кепки а-ля Шерлок Холмс, и все были очевидно велики и мистеру Эк Хар Ту, и мистеру Эк Кер Ману и НЕВЕРОЯТНО велики человечку, который сидел за конторкой и с очень мрачным видом сосал какую-то тягучую и липкую с виду ириску, завернутую в бумажку. Нос его, напоминавший пустой рожок от мороженого с прилепленным к кончику карандашом, весь был в ириске, и человечек непрерывно вытирался очень грязным платком.
– Большое испытание, конечно, – сказал он. – Просто так не съешь.
Попугай, севший на котелок, орал изо всех сил, но никто не обращал внимания. Мистер Эк Кер Ман, а может, это был и, мистер Эк Хар Т, спросил с раздражением:
– Почему ты не сварил какао, презрев нашу просьбу и свой долг?
– Да не нужно его ни варить, ни, Боже упаси, пить, – сказал человечек, – все время ложка лезет в глаз.
Тут он принял очень официальный вид, строго посмотрел на Эдгара и положил ириску в ящик. Из ящика будто бы вылетело что-то невидимое, потому что Эдгар услышал, как пронзительный голосок проговорил:
– Глас-глаз.
– Паспорт, – сказал человечек, – и поживее.
– Ее-ее-ее, – сказал голосок. Сейчас он был рядом с попугаем, и попугай слушал, наклонив голову набок.
– Ты выпустил эхо, – сказал мистер Эк Кер Ман (или мистер Эк Хар Т) строго. – Тебя неоднократно предупреждали.
– Али-али-али.
– От него тут никакого проку, – мрачно сказал человечек.
Из-под его курточки выглядывал свитер, украшенный полосками всех цветов радуги. Эдгару он весьма понравился, но был мал.
– А теперь – скачки, – сказал мистер Эк Хар Т (или мистер Эк Кер Ман).
– Качки-качки-качки.
– Делай ставку, – сказал мистер Эк (так проще, подумал Эдгар). – Положи деньги вон в тот почтовый ящик.
И он указал носом на прекрасно отполированный медный ящик, висевший на стене.
– Но у меня ведь нет денег, – сказал Эдгар, – я вам уже говорил.
– Одолжу ему пару гамаданов, – сказал другой мистер Эк, вынимая из кармана куртки несколько блестящих монеток. – В конце концов, как говорили во времена моей молодости, результат предрешен.
– Шен-шен.
Деньги положили в почтовый ящик, и другой мистер Эк обратился к попугаю:
– Первый – Эклипс, и никто другой.
Попугай слушал очень внимательно, склонив голову набок; он, казалось Эдгару, понимал, о чем ему говорили, и что-то тихо ворковал.
– Что такое Эклипс? – поинтересовался Эдгар.
Человечек ответил:
– Самый знаменитый рысак в мире. Сегодня он побежит в Винчестерском королевском кубке. Он родился в затмение – эклипс, как говорим мы, элита, – и отсюда, откровенно говоря, его имя.
– Мя-мя-мя.
– Хватит, – сказал один из мистеров Эков. – Заткните это эхо.
– Хо-хо-хо.
Затем воцарилась тишина, и мистеры Эки победно переглянулись, потому что эхо, несомненно, заткнулось. Попугай всё еще во что-то вслушивался. Примерно через минуту он захлопал крыльями и стал пританцовывать. Человечки задумчиво переглянулись.
– Взял, – сказал один из мистеров Эков, и эхо согласилось с ним три раза.
– Откуда вы знаете? – спросил Эдгар.
– Он всегда берет приз, – ответил человечек. – Ни разу не проигрывал. А вот и деньги!
Из почтового ящика выпали на пол две монеты, а за ними еще одна – самая маленькая, какую Эдгар когда-либо видел, – и зазвенели по полу.
– Много выиграть, конечно, нельзя, – сказал мистер Эк. – Он всегда побеждает, побеждал и будет побеждать. Во всяком случае, два гамадана к нам вернулись, а ватек [22] можешь оставить себе; не так много, но лучше, чем ничего.