Не отрекаются, любя... (СИ)

 — Но ведь ты…
Он так побледнел, что Вере стало не до шуток, она налила ему из стоящей на столе бутылки воды и протянула.
— Выпей-ка, а? — покачала головой, не совсем понимая, что происходит.
Измайлов отставил стакан и нервно сцепил руки.
— Но как нас могли развести без суда? И почему меня на него не пригласили?
— Потому что у судьи не было к тебе вопросов. Ни на какое имущество я не претендовала. И оспаривать ничего не собиралась.
— А ребёнок?
— Какой? Тот, которого ты сплавил в игровую комнату? — усмехнулась Вера. — Тест ДНК, которым ты тряс у меня перед носом, оказался не в твою пользу. И не думаю, что у Реверта возникнут проблемы — биологические отцовство в приоритете во всех судах мира. Он этим уже занимается.
— Ты всё же с ним? — выдохнул Измайлов.
До чего же ей не хотелось отвечать на этот вопрос.
До чего же ответ на него был с подвохом.
Да — потому что она всегда с ним, мыслями, сердцем, душой.
Нет — потому что они не вместе.
— Не важно. Важно, что я больше не с тобой, Лёш. И если тебе нечего мне сказать, то пойду я, пожалуй.
— Я оплатил аниматора на час.
— Ну, прости, что не оправдала твои денежные вложения.
— Вер, — накрыл он её руку своей. Горячей, тяжёлой, сильной. И посмотрел таким тоскливым взглядом, что захотелось его погладить как побитую собаку. — Ты сказала, что я скоро стану отцом.
Что-то было ещё в его взгляде. Вера не сразу поняла. Но когда поняла…
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍О, чёрт! Он подумал, что это я беременная. Я?..
Вера на секунду даже растерялась, но быстро пришла в себя.
Ну так ему и надо!
 — Да, милый, — улыбнулась она гнусно, — когда в кого-то суёшь свой хер от этого бывают дети.
— Я понимаю, что вёл себя как свинья. Что ты обижена. Что последние месяцы у нас всё было плохо. Но до этого ведь всё было хорошо. Давай начнём всё сначала. Дай мне ещё один шанс.
Блядь! Да вы сговорились что ли!
— С чего, Алексей? С какого начала? С шестого класса, когда ты пытался меня поцеловать, зажав в углу, и получил от Реверта люлей? Или с того момента, как ты сказал, что ради твоего склада я должна поехать ублажать какого-то мужика?
Поставив локти на стол, он закрыл руками лицо. Тяжело вздохнул.
— Вер, я совсем не хотел делать то, что делал, — убрал руки. — Говорить то, что говорил. И вести себя так, как вёл. Но меня заставили. Я был вынужден вести себя так, как мне диктовали.
— Правда?! — делано прикрыла она рот руками. — Ой, прости, милый, я же не знала. Бедненький, как тебе было тяжело, оказывается. Из-под палки трахать меня на кухонном столе. Прямо вижу, как ты на одну руку мои волосы наматывал, а другой слёзы вытирал. Что же случилось-то? Убил кого или покалечил?
Он воровато оглянулся и нагнулся к ней через стол.
— Я взялся перевезти большую партию наркотиков, — зашептал он тихо. — И это записали на камеру. Как я отдавал товар. Как получил деньги.
Вера выдохнула и прикрыла лицо рукой. Фейспалм.
И хотела спросить: зачем? Но, если честно, ей было всё равно. Сегодня — точно. Она была так вымотана всеми этими разговорами, новостями и откровениями, что хотела просто лечь и накрыться с головой одеялом. А лучше лечь в ванну с пеной, зажечь свечи, налить себе бокал вина и послать их всех на…
— Надеюсь, хотя бы Зойку не эти неведомые злые силы заставили тебя трахать? — засунула Вера лишние бумаги в сумку, встала. И застывшее маской лицо бывшего мужа не доставило ей никакого удовольствия. — Это она беременна, Измайлов. Не я. Цветы отнеси ей. Поздравляю! Надеюсь, у вас будет девочка. Воспитать мужика ты не сможешь.
Поставила она жирную точку. И уехала.
  
Глава 25. Вера
 
Как прошли эти дни. Сколько их прошло. О чём они были.
Конечно, если бы она посмотрела на календарь, то наверно, ответила бы.
Но на самом деле Вера их не запомнила.
 
Она запомнила, что на следующий день выпал снег. И на работу она ехала по такому светлому уютному городу, что казалось это её жизнь началась с чистого листа, а не выпал первый снег. И, пожалуй, всё.
Всё остальное было работа-дом-работа.
В Ванькиной жизни и то событий было больше. Он каждый день, кроме выходных, виделся с отцом. И взахлёб рассказывал Вере где они были и что делали. У Веры была к Реверту только одна просьба: чтобы она его не видела. И он забирал ребёнка из садика и привозил домой до того, как Вера возвращалась с работы. Её ждали вот эти рассказы сына и одинокая роза. Свежая. От него. Каждый день.
Что ещё?   
Измайлов не согласился с разводом и подал в суд. Вера только усмехнулась.
— Если ты ищешь повод мне позвонить, то он тебе не нужен, — сказала она в трубку Вестлингу, что и сообщил ей эту новость с уверениями, что ей не о чем волноваться: они разведены и никто это не отменит.
— Честно говоря, я ищу повод встретиться. Мне так мало этих звонков, — ответил он грустно и тяжело вздохнул. — Но я обещал дать тебе время и вдруг понял, что готов ждать намного дольше, чем думал.
Это прозвучало так честно и так пронзительно, что Вера прикусила губу.
— Намного это насколько?
— Я отвечу тебе на этот вопрос при встрече, — улыбнулся Вестлинг. — Просто скажи, где и когда.
Вера обернулась. Чтобы с ним поговорить, она вышла в коридор, но вдруг поняла, что дверь открыта, и Файлин смотрит прямо на неё и, конечно, её слышит.
— Давай это сделаешь ты: выберешь время и место.
— Очень надеялся, что ты так скажешь.
Вера была уверена: что бы она ни сказала, он бы ответил так же.
— Тогда буду ждать звонка, — заторопилась она, почувствовав себя неловко под невидящим взглядом Файлин, и отключилась.
Она вернулась в зал, где они работали.
За эти дни Вера успела сделать не так уж и мало. Долго сомневалась, но цветы всё же выбрала искусственные — с ними и мороки меньше и получалось именно то, что она хотела — живые зелёные стены словно стриженные изгороди. А там стоило только начать.
Самое сложное было заказать потолок, имитирующий вечернее небо, к тому же меняющее свет и угол освещения, словно солнце движется по горизонту и клонится к закату. Но его уже привезли.
И самые трудные из работ после потолка: установить настоящий фонтан, что как бы начинал аллею из таких же, нарисованных на перспективе стены, уложить булыжное покрытие и… нарисовать эту самую перспективу на стене.
И небо, и фонтан, и искусственный булыжник, и рисунок на стене — всё это должны одновременно делать в выходные, на которые Файлин, как и обещала, собралась сделать перерыв, а Вера, как раз наоборот — не как обычно, провести эти два дня дома, а за всем проследить и в случае чего вмешаться и исправить. А что без проблем не обойдётся она знала точно.
Честно говоря, разговаривая с Вестлингом, она в глубине души надеялась, что он выберет день после всего этого. Когда с чистой душой можно будет отпраздновать, если не победу, то хотя бы какой-то результат. Но был ли он внимателен настолько, когда она рассказывала ему про свою работу, чтобы запомнить?
В общем, у Веры всё было более-менее хорошо.
А вот Файлин совсем сдала за эти дни.
Когда они только встретились, она уже казалась Вере измождённой, хоть и была бодра, весела, активна. Но с каждым днём становилась всё слабее. Жизнь словно вытекала из неё по капле. Сначала она просто стала работать сидя, хоть и старалась не показывать вида как быстро устаёт. Но теперь Ваан её даже привозила в инвалидной коляске, с которой Файлин не вставала.
 
У Веры всё сжималось в груди, видя, как она тает на глазах. Но та упрямо приезжала в мастерскую каждый день и упрямо месила свою глину.
— Она похожа на девочку, что вязала из крапивы рубахи своим братьям-лебедям, — как-то поделилась Вера с мамой. — Её рвёт от лекарств, её качает от слабости, но она улыбается, рассказывает мне сказки и упрямо, одержимо ваяет. Словно торопится…