Пленники небес

Она вздохнула и вернулась на свое место на самом краешке кровати.
— Мы так и будем спорить друг с другом, чуть что?
— С тобой никто не спорит, детка.
— Еще как спорит. Дейв, прошлое есть прошлое. Как только что-то идет не так, ты снова берешься за старое.
— Ничего не могу поделать.
— Может быть. Но не забывай, что ты теперь не один. У тебя есть я, — она взяла меня за руку и вновь прилегла рядом, — а теперь еще и Алафэр.
— Я расскажу тебе, каково это. Может, сейчас ты поймешь. Помнишь, я рассказывал тебе, как в Северном Вьетнаме нас окружили солдаты и капитану пришлось сдаться? Они привязали нас проволокой к деревьям и по очереди мочились на нас. В этот раз я испытал нечто подобное.
Долгое время она молчала. Было так тихо, что я слышал ее дыхание. Затем она глубоко вздохнула и положила мне руку на грудь.
— Мне и вправду очень плохо, Дейв, — сказала она.
Я ничего не ответил. А что я мог ответить? Даже самые близкие люди пострадавшего от нападения никогда не смогут до конца понять его чувств. По долгу службы мне сотни раз приходилось допрашивать жертв изнасилования, уличных нападений, людей, в которых стреляли психопаты, и подвергшихся нападению банды байкеров. У всех у них были одинаково застывшие лица, они избегали смотреть прямо в глаза, этих людей объединяло схожее чувство — будто они странным образом сами повинны в том, что с ними случилось, чувство абсолютного, безраздельного одиночества. И частенько окружающие подливают масла в огонь, давая понять, что произошедшее — результат их собственной неосторожности, гордо добавляя про себя: «Вот со мной такого никогда не случится».
* * *
Зря я так с Энни. Она и вправду очень страдала, однако в жизни каждого бывают моменты, когда от собственных мыслей голова гудит и хочется остаться наедине с собой. Именно так я себя и ощущал.
В ту ночь я глаз не сомкнул. Собственно, бессонница и я — старые знакомые.
Пару дней спустя опухоль между ног стала спадать, и я смог ходить нормально, а не так, словно забор оседлал. Ко мне на станцию явился шериф и рассказал, что связался с полицией Лафайета, а также позвонил Майносу П. Дотриву. Лафайет послал пару полицейских допросить Эдди Китса в одном из его баров, но тот утверждал, что в день нападения катался на яхте вместе с двумя работающими у него танцовщицами, которые подтвердили его слова.
— И они поверили? — спросил я.
— А что им оставалось делать?
— Им? Узнать, чем занимались эти девицы пару дней назад.
— Ты знаешь, сколько у этих ребят работы?
— Знаю, шериф. Тем не менее. Такие, как этот Китс, думают, что им все сойдет с рук. Что сказал Майнос П. Дотрив?
Шериф слегка покраснел, и в углах его губ показалось нечто вроде ухмылки.
— По-моему, он сказал что-то вроде того, чтобы ты волок свою задницу к нему в кабинет.
— Так и сказал?
— Именно так.
— С чего это он на меня взъелся?
— Насколько я понял, ему не нравится, что ты суешь нос в федеральное расследование.
— Он знает что-нибудь о гаитянине по имени Туут?
— Нет. Я сам перекопал все, что мог, вплоть до базы данных Национального информационного центра криминалистики в Вашингтоне. На него ничего нет.
— Выходит, что он — нелегал, раз на него нет документов.
— И Дотрив так сказал.
— Ловкий парень, этот Майнос П.
Я сразу заметил, что моя реплика задела шерифа, и пожалел о сказанном.
— Обещаю, что сделаю все возможное, Дейв.
— Спасибо. Вы и так неплохо поработали.
— Боюсь, я сделал слишком мало.
— Послушайте, этих ребят так просто не достать, — сказал я, — как-то я два года работал над делом одного гангстера, который столкнул собственную супругу с балкона четвертого этажа прямиком в пустой бассейн. Он сам мне в этом признался. И ему ничего не было, потому что мы изъяли ее дневник, явившись в квартиру без ордера на обыск. Как насчет такого образчика первоклассной работы? Всякий раз, когда я встречаю его в баре, он заказывает мне выпивку. Неплохо, а?
Он улыбнулся и пожал мне руку.
— Еще кое-что, пока я здесь, — сказал он. — Вчера ко мне в контору приходил некий Монро из Департамента по делам иммиграции. Он спрашивал о тебе.
В водах залива играло солнце, от кипарисов и дубов на прибрежный песок ложились синие тени.
— Он являлся ко мне вскоре после крушения, — ответил я.
— Он спросил, не живет ли у тебя в доме маленькая девочка.
— И что вы ему ответили?
— Я ответил, что не знаю и вдобавок не мое это дело. Но у меня создалось впечатление, что не из-за девочки он так тобой интересуется.
— Я сорвался в разговоре с ним.
— Знаешь, Дейв, я плохо знаю федералов, но почему-то не думаю, что кто-то из них стал бы таскаться из Нового Орлеана только потому, что хозяин лодочной станции с ним как-то не так поговорил. Что ему надо, Дейв?
— Откуда мне знать?
— Послушай, Дейв, я ни в коем случае не хочу вмешиваться, но тем не менее: если вы с Энни помогаете малышке, которая осталась без родителей, то почему и другие не могут ей помочь?
— Вы знаете, мой покойный папаша говаривал, что у сома есть усы и поэтому он никогда не заберется внутрь полой колоды, если не сможет там развернуться. Не доверяю я этим из департамента, шериф. Играй по их правилам — и проиграешь.
— Думаю, ты порой рассуждаешь чересчур пессимистично.
— Уж поверьте мне.
Он уехал по грязной дороге под пологом склонившихся деревьев. С минуту я наблюдал за ним, постукивая пальцами по дощатому забору. Затем вернулся в дом, и мы с Энни и Алафэр сели завтракать.
Час спустя я достал из ящика стола свой пистолет 45-го калибра и полную обойму патронов, завернул в полотенце и направился к пикапу, где положил сверток в бардачок. Энни наблюдала за мной с веранды, опершись на некрашеные деревянные перила. Мне было видно, как под джинсовой рубашкой вздымалась ее грудь.
— Я еду в Новый Орлеан. Вернусь к вечеру.
Она не ответила.
— Послушай, это нельзя так оставлять, — заговорил я. — Шериф — славный парень и все такое, но ему бы лучше продолжать стирать штаны, а не бороться с преступностью. Случаи нападения находятся вне компетенции федеральных агентов. А у лафайетских служак и без меня работы по горло. Получается, что если не я, то никто. Усекла?
— Наверное, по-своему ты прав. Ну, там, мужское достоинство и все такое. Дело не в том. Когда наконец Дейв перестанет страдать ерундой и ругаться с женой, хотелось бы знать.
Она продолжала смотреть перед собой ничего не выражающим взглядом.
Некоторое время я слушал, как ветер шелестит листвой ореховых деревьев, потом открыл дверцу пикапа.
— Я возьму немного денег из сбережений. Надо помочь одному человеку. В следующем месяце верну.
— А я что? Как сказала твоя бывшая жена, продолжай в том же духе, родной, — ответила она и, не сказав больше ни слова, развернулась и вошла в дом.
Шелест ветра превратился в оглушительный шум.
Я завел грузовик, потом, передумав, выскочил из кабины, вернулся на станцию, уселся за деревянную стойку, налил себе «Доктора Пеппера» и набрал номер кабинета Майноса П. Дотрива в лафайетском отделении Управления по борьбе с наркотиками. Пока шли гудки, я смотрел в окно на пышную прибрежную растительность.
— Мне тут сказали, чтобы я приволок задницу в твой кабинет.
— Ага. Что, черт подери, происходит?
— А самому приехать и узнать никак?
— Что у тебя с голосом?
— У меня швы в углах рта.
— Тебе здорово досталось?
— Так зачем тебе моя задница?
— Интересно. Хотелось бы знать, откуда у парочки засранцев, которые приторговывают наркотой и девочками, такой повышенный интерес к твоей персоне? Может быть, ты знаешь что-то, чего не знаем мы?
— Ничего я такого не знаю.
— А может быть, ты все еще думаешь, что ты — офицер полиции.
— Ты немного не так смотришь на ситуацию. Когда парню надавали по морде и причинному месту, он становится пострадавшим. Соответственно, те, кто надавал ему по морде и причинному месту, называются преступниками. Преступников надо ловить. Ваша задача — посадить их в тюрьму.