День 21. Книга первая

— Ты когда-нибудь видела океан?
Вопрос сбил меня с толку — Браунинг перевёл тему, тем самым выдернув меня из болота самокопаний.
— На видеохрониках.
— А вживую?
Я заломила бровь, сделала полшага назад, всплеснула руками.
— Ты хочешь предложить мне двойное самоубийство?!
— Нет…
Я всё-таки решилась, выдохнула, задрала подбородок. У него были добрые, мягкие глаза, но в то же время внимательные и цепкие. Вечерний свет добавлял им, глубоко синим, оттенок стали. Я невольно залюбовалась ими, словно необычной инсталляцией в Музее Докатастрофного периода.
— Флоренс, я ничего от тебя не жду и тем более не требую. Просто немного твоего времени. Я ни в коем случае ни на чём не настаиваю, просто… есть люди, которым на тебя не всё равно…
Мне захотелось спросить, насколько давно ему не всё равно, но это не дало бы мне ничего, кроме новой пищи для бесконечных размышлений. С этим надо было что-то делать или спустить всё на тормоза, договорившись, что этого внезапного вечернего визита не было — с Браунингом можно было бы договориться, он бы всё понял. Понял и отстал. Браунинг не Патрик, для Патрика любое сопротивление повод для противодействия — либо по его, либо никак. Одна миллиардная шанса? Ладно, пусть.
— Что ты там про океан говорил? — я медленно обошла его машину и остановилась у пассажирской дверцы. Браунинг быстро сориентировался — прыгнул внутрь и толкнул мне дверь, заблокированную изнутри. Я тоже делаю так в целях безопасности.
— Пусть будет сюрприз, — Браунинг загадочно повёл бровью, не сумев скрыть заразительной, широкой улыбки. Я могу кого-то осчастливить, ну надо же!
— До комендантского часа пятьдесят минут, если что.
Я не люблю лишний раз пользоваться своими инспекторскими привилегиями. Браунинг снова загадочно улыбнулся. Глаза его горели. Я лишний раз убедилась что совсем не знаю людей, с которыми работаю.
— Я изучил алгоритм патрулирования, не попадёмся.
В салоне было тепло, удобно, приятно пахло свежестью. Развалившись в кресле, как на диване, я погладила приборную панель, на ней не было ни пылинки.
— Хорошая.
В наше время быть владельцем приличной машины большое счастье. И большая редкость. Даже нам в Подразделение попадали остатки со складов в Детройте-2, основная масса шла военным и их семьям, как категориям граждан, находящимся под постоянной угрозой заражения. А этих военных, как собак…
— Это машина моего отца. Я только год как рискнул вытащить её из гаража. Всё ждал, что он вернётся и надаёт мне, — он усмехнулся, а я нахмурилась, любое упоминание семейного насилия дико портило мне настроение. Браунинг, похоже, заметил моё замешательство и поспешил поправиться. — Нет-нет, он был хорошим отцом, ничего для меня не жалел. Кроме машины, — он усмехнулся, устремляя расфокусированный взгляд вдаль. Между бровей у него залегла морщинка. Наверное, вспоминал.
Отец Браунинга был из военных, кажется, пилотом. Я не стала уточнять, это показалось мне не слишком уместным. Но я должна была как-то поддержать беседу — это ведь настоящий, живой диалог, а не болтовня с воображаемым собеседником — и не придумала ничего лучше, чем спросить в лоб.
— Он ведь погиб?
— Пропал.
— Давно?
— Девять лет как. Мне шестнадцать только исполнилось… Таким придурком был…
Я не представляла Браунинга придурком, но откуда я вообще знала, какой он на самом деле? Я напрягла память, она послала мне пару расплывчатых воспоминаний из Академии, пару совещаний в Подразделении, недавний эпизод в кафе и, почему-то, разговор с Левицки. Не густо. Подчиняясь любопытству, я чуть скосила взгляд, отметив, как лежат его руки на руле, длинные пальцы, его чуть скошенный лоб, прямой, аккуратный нос и чуть вздёрнутую верхнюю губу, кольцо на мизинце, возможно, принадлежащее женщине, попыталась примерить на себя призму восприятия Левицки и разобраться, что уж её так привлекло? Я разучилась оценивать мужчин по внешнему виду, я вообще разучилась их оценивать. И зачем я пытаюсь провернуть это с Браунингом прямо сейчас?
— Мне жаль.
— Спасибо, — он повернулся, взглянул на меня. — Не будем грустить, у нас для этого целый рабочий день завтра.
— Ха! Да уж, — шутку юмора я оценила. Представить только, какой ворох дел меня ждёт… — Кстати, как съездили?
— В целом, плодотворно. У меня есть смелое предположение, что Промежуточная зона частично обитаема…
— Еще скажи, что и Мёртвая… — фыркнула я.
— Не исключаю. А больше всего мне не нравится то, что комендатура отрицает даже тень вероятности этого факта.
— Ты серьёзно? — я отлипла от мягкого кресла и согнулась к приборке, пытаясь заглянуть ему в глаза — мне было не страшно, мы ведь перешли на рабочие темы, нейтральные для моей нестабильной психики — пытаясь понять, не шутит ли он снова. Он не шутил.
Промежуточная Зона была чиста от токсичных загрязнений, но была непригодна для жизни, и, больше того, была законодательно запрещенной для проживания. Почва, воздух, инфраструктура, которой не было — в конце концов, нужно обладать огромными запасами, чтобы жить там или курсировать из Чистой зоны и обратно с некоей периодичностью.
— Чтобы наладить контрабандный вывоз токсина, нужно находиться в ближайшем доступе к источнику постоянно. И у этого кого-то должно быть серьёзное защитное обмундирование, не самопал, пусть и хороший самопал, с которым мы задержали тех идиотов полгода назад.
— Ты думаешь, это был отвлекающий маневр?
— Я думаю, что что-то происходит, Флоренс…
Он посерьёзнел и взглянул на меня с досадой. Браунинг, как и я, весь включался в работу, горел ей, возможно, не так эмоционально зависел от неё, как я, но мы были на одной волне и почти одинаково думали. Мы были давно сработанной командой, но мне как-то удавалось дистанцироваться от перехода в личные отношения. Наверное, сегодня я сделаю большой шаг, ну, или потопчусь на месте и нырну обратно под свои баррикады, решать всё равно не сейчас.
Мы минули Прескотт-стрит — крайнюю улицу, обозначавшую конец городка и направились к Промежуточной зоне. Через две мили Браунинг свернул налево, на грунтовую дорогу, сухую и растрескавшуюся, без единой травинки вдоль. Впереди было голое поле — в течение двадцати лет после Катастрофы здания здесь пошли под снос — Новому правительству было выгоднее избавиться от них, чем тратить средства на обеззараживание. Всё равно там почти никто не жил — люди стремились убраться подальше от океана. Впереди блеснула сотовая вышка, старая и на фоне закатного неба почти прозрачная, словно призрак прошлого мира. Браунинг остановил машину почти у самого подножия, я толкнула дверь и наполовину высунулась на улицу, взглянула вверх. Вблизи она казалась исполинской, меня одолел иррациональный страх, что она сейчас рухнет нам на головы. Ближайший к нам докатастрофный мегаполис давно превратился в руины, высотные здания были заброшены, мы видели только записи с дронов и никогда вживую. Вся наша нынешняя техника работала на радиосвязи, и наши вышки были гораздо меньше…