Безумно холодный

Так что ему нужно быть осторожнее, так он сказал себе — намного осторожнее.
«СНАЧАЛА Тим Макгоуэн, а теперь Роберт Хьюс», — подумала Катя, перебирая пару вещей, которую засунула в бардачок Роксанны. От Дадли До-Райта к Психо-бою.
— Так ты думаешь, что Бобби Хьюс так сильно хотел всю эту хрень с королевой бала, что вынашивал злостные планы так долго? — спросил Хокинс с водительского сидения.
— Абсолютно точно, — без колебаний ответила она. Среди вещей, которые она притащила с кухни Хокинса и изъяла из ящика с медикаментами а надежде, что хоть что-то облегчит ее поразительное похмелье, она обнаружила апельсин. Когда они покидали Стил Стрит, состояние описывалось твердой семеркой по шкале Рихтера, но прекрасные, дико непослушные и удивительно громкие детки Тома сдвинули показатель на десятку. — Бобби всегда холил и лелеял свои обиды. Сначала он сделал все возможное, чтобы доказать, что в академии Уэллон он самый странный, а потом все время жаловался, что с ним обращаются как с чудаком. Угодить Бобби было невозможно. Никогда. Он ненавидел свою мать за то, что она была эксцентричной алкоголичкой, а отца — за то, что тот был брокером-пуританином. Несмотря на то, что большинство из нас жило рядом с Денверским загородным клубом, мы избегали походов к Хьюсам. Ну, по крайней мере, мы — девочки. Парни ходили туда, чтобы напиться. Там всегда была куча выпивки, а мамаша Бобби не любила пьянствовать в одиночку. Ходили слухи, что кто-то из мальчишек Уэллона даже переспал с ней.
— Может, Тед Геррети? Или Джонатан Трейнор? — спросил он, немного помолчав.
Пораженная, она подняла глаза на него.
— Думаю… Думаю, это мог быть мотив для убийства. Но это только слухи, такие утки часто ходят по школьным коридорам. Я могу гарантировать, что Джонатан никогда с ней не спал. Насколько я помню, ни его имени, ни имени Теда никто никогда не упоминал.
— Что насчет остальных мальчиков с выпускного?
Ей было противно даже думать об этом, не говоря уж о том, чтобы признать это, но пару имен действительно связывали с Терезой Хьюс.
— Стюарт Дэвис практически жил у них в доме тем летом. Его мать преподавала в Уэллоне, так что он учился в академии на школьную стипендию.
— Он и есть тот бывший рейнджер, адреса которого у нас нет?
— Точно, — сказала она, очищая апельсин. — В твоем списке есть только дата, когда он съехал с последнего места жительства — пару месяцев назад.
— Кто-то другой?
Оставалось только трое, один из которых совершенно точно не мог быть вовлечен в интрижку с мамой Бобби.
— Грег Эш никогда не бывал в доме Бобби. Но был гомофобом, да и остался им, вероятно. — Она огляделась кругом в поисках места, куда могла бы положить апельсиновую кожуру, и решила, что для этого подойдет панель ручки переключения передач. На ней была маленькая свободная впадинка, и если она будет очень осторожна, то сможет уместить туда кожуру. Внутри его машина была очень чистая, и ей совсем не хотелось устраивать здесь беспорядок. — Альберт Торп, возможно, провел там какое-то время. Он любил тусоваться, а дом Бобби был сплошной вечеринкой. Филипп Каннингем — определенно. Ему единственному во всем Уэллоне действительно нравился Бобби, он думал, что тот веселый, а не странный.
— Разве у нас не назначена встреча с Каннингемом после Хьюса? — спросил он.
— Каннингем и Эш вместе, — подтвердила она. — Они партнеры в строительной компании, а с Альбертом мы встретимся завтра.
— Так как ты думаешь, кто украл твою тиару?
Он был настроен на допрос. Она судила по тону его голоса — ровному и холодному, лишь слегка напряженному.
— Я не знаю. Ее мог подобрать любой. Я помню, как она упала на парковку прежде, чем я метнулась в переулок.
— Что насчет лоскута платья? Кто мог это сделать?
Ее взгляд замер на апельсине, который она держала в руках. Она старалась, правда, старалась. Ей было нелегко одновременно переживать то, что произошло прошлой ночью в Ботаническом саду и вспоминать то, что случилось тем летом. Платье было таким красивым, таким идеальным, а к концу выпускного вечера оно было испорчено, испачкано в крови, оборвано. Это началось как паршивая шутка и быстро вышло из-под контроля.
 
«Сувенир от королевы выпускного бала!» — кричали они. А потом Джонатан вытащил карманный нож, и все стало еще хуже.
Она разозлилась, говорила им, чтобы они оставили ее в покое, но они продолжали наступать на нее, пихались, пытаясь отрезать кусок тюля — все кроме Тима. Он пытался протиснуться вперед и отогнать парней, а потом ад вырвался на свободу. Все вокруг начали драться, а ее порезали, сильно.
— Они все могли это сделать, — сказала она. — Кроме Тима Макгоуэна, но я не знаю, кому точно удалось унести с собой лоскуты платья. Это было безумием.
После убийства Джонатана полиция конфисковала платье, и оно появилось на суде над Хокинсом в том порезанном виде, в котором исчезло. Она не помнила, чтобы нож двигался так быстро, особенно после того, как он порезал ей руку немного выше локтя.
Никто из парней не признался, что унес куски ее платья, как и тиару. Но никто из них не признался и в нападении на нее. Просто немного веселья вышло из под контроля, сказали они. А охота за ней в переулке? Они должны были понимать, что не могут позволить ей бегать в одиночестве по «нижнему центру» ночью. Это было небезопасно, да и не доказали ли это они сами? Какой-то убогий парень на быстрой машине буквально ворвался в переулок и вырвал ее у них, практически похитив.
Они сказали, что так волновались за нее, особенно Джонатан — а Джонатан оказался мертв, убит тем же грязным уличным парнишкой, который украл его девушку.
При этих воспоминаниях на ум ей пришло очень невежливое слово. Кучка лжецов. Она помнила, что чувствовала. Она знала, что в опасности, в большой опасности, и если бы Хокинс не спас ее…
Она посмотрела на наполовину очищенный апельсин в своих руках, коротко вздохнула и бросила его обратно в бардачок.
— Ты на неправильном пути. — Она так долго думала об этом, она ломала голову над этим с тех пор, как они выехали от Тима. — Это не имеет никакого отношения ни к моему платью, ни к моей тиаре, ни к тем фотографиям, ни к тому, что Бобби Хьюс хотел стать королевой выпускного бала.
Она подняла глаза и на секунду поймала его взгляд.
— Как так? — Он переключил скорость перед очередным красным светом и остановил машину.
— Я легкая мишень, — начала она. — Если бы кто-то захотел шантажировать меня, он мог начать много лет назад, а если кто-то хотел напугать меня, ему не пришлось бы убивать для этого, но…
— Но? — подтолкнул он, когда она замолчала.
Пожав плечами, она подняла глаза.
— Но ты не такая легкая мишень. Если кто-то решит отправится за тобой, ему придется попотеть, а если кто-то решит напугать тебя, то ему, вероятно, придется пойти на что-то покруче убийства Теда Геррети. Так может, нам лучше стоит поберечь твою спину вместо того, чтобы волноваться о моем старом выпускном платье?
Сначала он ничего не ответил, просто долго смотрел на нее, потом отвел взгляд.
— Даже если ты и права, нам все равно нужно переговорить с этими ребятами.
Она была права, и он знал об этом, хотел он признаваться или нет.
— Полагаю, да, — неохотно согласилась она. Ей не хотелось разговаривать с остальными «мальчиками с выпускного бала». Тим был ее другом. Они поддерживали связь — нерегулярно, но время от времени общались. С ним было легко разговаривать, было здорово наконец познакомиться с «племенем диких индейцев» — так он называл своих детей. Джонатан тоже был другом: дорогим, милым, бьющим через край и залюбленным Джонатаном. Той ночью он не хотел причинить ей вреда. Но остальные парни — у них был злой умысел. Все случилось так быстро, что она никак не могла понять, откуда конкретно пришла беда.
 
От одной мысли об этом головная боль усилилась. Она потянулась за упаковкой с крекерами, которую поставила на торпеду. Может, если она заморит червячка, ей станет лучше.