Единая теория всего. Том 4 (финальный). Антропный принцип, продолжение
* * *
Вчерашний салат «Оливье» и заветренная селедка «под шубой» улетели в мгновение ока. Внезапный голод был ошеломляюще яростным – внутри словно кто-то рычал, выл и неистово лязгал хищными челюстями, крутясь и норовя ухватить собственный хвост. Я еще вполне сносно чувствовал себя, когда Кардинал заехал за мной в котельную; спокойно доехал с ним на его неброской серой «копейке» до Кронверкской набережной – удивился только, когда мы вышли из машины и направились через безлюдный деревянный мостик к замкнутым воротам Петропавловской крепости, и удивился еще раз тому, что дверь в них оказалась открыта, и мы прошли через нее в неподвижную утреннюю тишину пустынного крепостного двора, совершеннейшее безмолвие которой нарушалось лишь еле слышным шорохом крыльев ранних птиц, стремительно проносившихся над пыльной брусчаткой. Потом мы повернули налево, вошли в ресторан, что располагался в недрах Иоанновского равелина – мне доводилось бывать тут раз или два с Костей Золотухиным, – и я отошел в туалет, чтобы привести себя хоть в какой-то порядок – там-то меня и скрутило, как раз в тот момент, когда я, скинув рубашку, мылся над узкой раковиной – разом набросились и голод, и такая иссушающая, смертельная жажда, что я приник к крану и с неописуемым наслаждением, фыркая и захлебываясь, пил восхитительно прохладную воду, пахнувшую ржавчиной и речной тиной.
– Вы на бульончик налегайте, Виктор Геннадьевич, – сочувственно порекомендовал Кардинал. – Вам сейчас жидкое и горячее в самый раз.
Уговаривать меня не приходилось. Еще до того, как полусонная кряжистая повариха вынесла из пустой кухни миски с салатами, я слопал весь подсохший хлеб из плетеной корзиночки на столе и уже перешел на соль – сыпал ее себе на ладонь и слизывал, будто лось. Раскаленный куриный бульон в большой кружке обжег мне язык и гортань, но я все равно выпил его в несколько жадных глотков, а потом одним махом отправил в рот горсть хрустящих белых сухариков.
– Не думал, что это заведение работает ранним утром.
– А оно и не работает, – отозвался Кардинал. – Но я близко знаком с заведующим, он, в некотором роде, мой должник – вот и попросил, чтобы нам открыли, в порядке исключения: подумал, что вам не повредит перекусить и отдохнуть немного, а беседа предстоит долгая, да и непростая. Не на лавочке же сидеть, в самом деле. Ну, как? Получше?
Я кивнул. Бульон разливался в желудке масляным жаром; оголодавший зверь внутри меня канючил добавку, но хотя бы успокоился настолько, чтобы я снова мог соображать и разговаривать. Подошла повариха, убрала пустые миски и кружку, быстро зыркнула внимательным острым взглядом; на дрогнувших веках мелькнули поблекшие синие буквы. Я покосился было в ответ, но Кардинал чуть взмахнул рукой и сказал:
– Насчет Евдокии Ильиничны не беспокойтесь. Она человек старой магаданской закалки; даже красуйся ваш портрет на всех газетных стендах города, она оставалась бы нема, как камни этого равелина – а им есть, что порассказать. Впрочем, до всенародной популярности дело еще не дошло, хотя, без сомнения, сегодня вы уверенно возглавляете список самых разыскиваемых людей Ленинграда – а может, что и всего Союза.
– Полагал, что могу рассчитывать только на третье место, – заметил я. – После Ильинского и… и его подруги.
– Яны, – спокойно уточнил Кардинал. – Но ведь обстоятельства-то изменились, не правда ли, драгоценный Виктор Геннадьевич? И есть как минимум две причины, по которым ни Ильинский, ни Яна, кем бы она ни была, уже не могут конкурировать с вами в сомнительной гонке за право называться самой разыскиваемой персоной страны.
– И какие же?
– А вы не знаете?
Я отрицательно покачал головой. Кардинал печально вздохнул.
– Никак не могу понять, что за сложную игру вы ведете, Виктор Геннадьевич.
– Если честно, то я даже правил не знаю. Поэтому хожу в основном буквой «Г».
Он усмехнулся.
– Ну что ж, извольте. Первая причина в том, что их задержали. Результат блестящей оперативной работы нашего общего друга подполковника Жвалова.
– А вторая? – спросил я.
– Они мертвы.
Кардинал внимательно смотрел на меня. Видимо, увиденное его удовлетворило, потому что он кивнул и сказал:
– Похоже, что вы обескуражены.
– Немного, – с трудом просипел я. Наверное, сильно обжег горло бульоном.
– А уж как обескуражен и расстроен товарищ Жвалов, который вместо раскрытия вражеской агентурной сети получил пару трупов на руки, и описать нельзя. Он же лично в операции участвовал, в автобусе этом сидел, сам наручники защелкнуть хотел, говорят – и вот тебе раз, такая незадача. Два бездыханных тела в креслах.
– В автобусе?..
– Виктор Геннадьевич, вы меня порой удивляете. Опытный сыщик, бывалый человек – неужели вы всерьез полагали, что эта легкомысленная игра в казаки-разбойники, в которую вы втянули своих бывших соседей, могла закончиться как-то иначе? Ну конечно, в автобусе! Вместе с двумя десятками оперативных сотрудников. Я ведь говорил вам при первой нашей встрече, что Жвалов дело свое знает туго, как бы ни относиться к солдафонским его замашкам, а вы, похоже, пропустили это мимо ушей. После ваших подвигов на канале Круштейна, когда выяснилось, что вы видели Ильинского с его спутницей, а мне ничего не сказали, а потом и вовсе пропали неизвестно куда, я стал поневоле еще внимательнее следить за работой своих коллег из смежного управления, и поверьте, планирование и исполнение операции по задержанию всей вашей дружной компании было в высшей степени безупречным. Автомобиль – если можно так выразиться – на котором ехали вы и Яков Алексеевич, аккуратно выпустили из города, а потом фиксировали на контрольных точках, скрытно наблюдая за трассой; после того, как вы заплутали немного, отправили переодетых в милицейскую форму сотрудников удостовериться, что вы добрались до первой точки сбора. На случай, если бы вы, не ровен час, опоздали, специальные бригады контролировали переключение железнодорожных семафоров и состав задержали бы тоже. Мобильные группы ГАИ убрали с шоссе, чтобы не случилось никакой неожиданности до того момента, когда все соберутся на «зеленой стоянке» у Лосево – согласитесь, в этом есть своя композиционная эстетика и изящество замысла.
– Соглашусь. Но в описании истории создания этого шедевра явно не хватает главного элемента.
– Какого же?
– Источника информации.
– Неужели не догадываетесь?..
У меня были, конечно, предположения, от самых фантастических до вполне реальных: например, что Комитет оплел средствами прослушки и слежения вообще все приемные и передающие устройства в городе, включая кухонную радиоточку в доме на Лесном; или что с товарищем Жваловым во сне связалась Иф Штеллай, проведавшая о плане нашего побега; или что мой старый знакомец Славка узнал-таки издали Яну, да и сообщил куда следует. Но правда, как водится, оказалась куда паскудней и проще.