Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии
Вертолет должен был доставить жителей в деревню Нумто, что на берегу одноименного озера. Для хантов и лесных ненцев это не просто озеро, это святое место, куда в царские времена люди издалека приезжали для участия в обрядах. На ненецком языке Нумто означает «божье озеро», на хантыйском то же самое – Торымлар. Поверье гласит, что дочь верховного бога Торума, обернувшись нырком, полетела на остров в центре озера. Это самое святое место, рядом нельзя даже рыбу ловить.
Вертолет обогнул водоем и приземлился за деревней с несколькими десятками домиков. Кого-то встречали на снегоходе. Снегоход уехал, и вокруг воцарилась тишина. Лишь где-то далеко раздавался собачий лай.
За последние годы жизнь в Нумто изменилась. По мартовским проселочным дорогам ездят машины. Раньше до деревни вообще не было дороги, а сейчас с новой трассы до нефтяного месторождения проложили зимник. «Сургутнефтегаз» построил в Нумто дома, Дом культуры и православную часовню. Компания выдала местным жителям снегоходы, горючее, строительные материалы и генераторы. «Нумто – пример сотрудничества между нефтяной компанией и коренным народом», – гласил плакат. Но дело не в благотворительной помощи. Бесплатный сыр только в мышеловке, как говорят в России.
Из Югры качают нефть уже несколько десятилетий, первые капли сцедили летом 1960 года. Но добыча была сконцентрирована на юге и востоке Югры. Земли вокруг Нумто до 2000-х годов не касалась рука царя Мидаса, превращающего все, к чему притронется, в золото. Тут была пустынная территория, на которой редкие местные жители мирно и спокойно пасли своих оленей, рыбачили и охотились.
По сельской дороге шел сорокалетний Володя с женой, за собой они тянули двое санок, на одних спал младенец. Они шли рыбачить к ручью за деревней. Рядом с деревянной запрудой они разбили лед, выловили из воды осколки и вытащили сплетенную из липы и лыка «морду». В ней бились окуни, супруги выбросили улов на лед. Мальков кинули обратно, а крупной рыбины было столько, что семья могла питаться ею всю неделю.
Жизнь в Нумто идет своим чередом за счет натурального хозяйства, но Володя беспокоится за будущее. «Лосей стало мало, глухари исчезли, – сетовал он. – Местные в южном Сургутском районе говорят, что уже перешли на консервы, так как нет ни дичи, ни рыбы. И нас, наверное, это ждет», – рассуждал он о пагубном влиянии нефтедобычи на природу.
Мы с оленеводом Ильей Пяком поехали на снегоходе смотреть его угодья, что в десяти километрах. По пути остановились в его летней избе. «Придется летние пастбища перенести, слишком близко теперь дорога. Олени как убегут по дороге, потом их не найдешь», – сокрушался Пяк. Он рассказал, что теперь ближайшее месторождение находится в 12 км от его зимней избы, но в будущем фирма собирается пробурить скважину ближе, в 2 километрах.
Он считает, что нефтяная компания дает им ничтожную компенсацию. «Бочка бензина в год да 15 досок, – фыркает он. – В Сургуте оленеводы, я слышал, больше получают».
Вообще территория Нумто должна была быть защищена от добычи нефти, так как в 1997 году вокруг озера создали большой природный парк размером с два Люксембурга. Цель заповедника была сохранить важную зону водораздела.
Почти половина всех югорских земель отдана сейчас под нефтедобычу, потому что официально заповедников тут всего 5 %. И раньше знали, что в Нумто есть нефть, но ее запасы тогда не посчитали настолько большими, чтобы снять с озера заповедный статус. Всем казалось, что будущее Нумто, как природного парка и территории традиционного образа жизни, в безопасности.
Сегодня на территории заповедника уже 89 скважин, и на 60 % его территории разрешена добыча нефти. Раньше местным жителям было запрещено рубить деревья в лесу, а теперь лес нещадно валят под месторождения и дороги. Ближайшие к озеру месторождения расположены в 15–20 километрах, а скоро будут и ближе.
«Сургутнефтегаз» – единственная компания, которой разрешено бурить нефть на охраняемых природных территориях. Как же так получилось? Да легко. В регламент природного парка уже был заложен участок, на котором при определенных условиях разрешалось бурить нефть. К большому удивлению охранного комитета, в 2004 году «Сургутнефтегаз» получил разрешение на добычу нефти на данной территории. Но аппетиты компании росли. Она стала заглядываться на очень важные по своей природной ценности болота и водоемы вокруг Нумто.
В 2014 губернатором Югры стала Наталья Комарова, женщина, что большая редкость для России. Она тут же принялась энергично продвигать интересы нефтяной компании. Но их совместные планы натолкнулись на довольно широкое сопротивление. Против проекта встали два чиновника – директор природного парка Сергей Лаврентьев и специалист по особо охраняемым природным территориям ХМАО Татьяна Меркушина. Одновременно жители Нумто выступили с протестом, который кто-то из чиновников даже сравнил с народным бунтом хантов и лесных ненцев в 1930-х – Казымским восстанием.
59 человек, половина жителей Нумто, подписали петицию против проекта бурения. Их поддержал «Гринпис России», который собрал 36 000 подписей. Проект раскритиковали глава Совета по правам человека при Президенте РФ Михаил Федотов и исступленные обожатели Путина из Общественного народного фронта (ОНФ). Но в октябре 2016 года битва была все-таки проиграна: правительство ХМАО одобрило новое зонирование территории заповедника, большую часть которой отдали под нефтедобычу. Теперь территорию разбили на дороги, нефтепроводы и насосные станции.
Кроме природы и оленеводства от этого решения пострадали и сами Лаврентьев и Меркушина. Им не продлили договоры. Лаврентьева отправили на пенсию. Меркушина теперь работает вахтером в студенческом общежитии в Ханты-Мансийске. Вот где в России место для принципиального чиновника. При этом начальник Меркушиной и Лаврентьева, замдиректора департамента природных ресурсов Евгений Платонов при встрече со мной сказал, что подчиненные уволились по собственному желанию. «Они ушли на заслуженную пенсию», – ответил он с непроницаемым лицом.
Жители Нумто смирились, об этом уже громко не кричат. «Это было очень печальное решение для всех. Парк должен был дать рабочие места. Теперь и работы нет, и территория потеряна», – сказала сотрудник визит-центра Природного парка Наталья Вылла.
Тем временем нефтедобыча подбирается уже к самому сердцу заповедника. В феврале 2019 года общественные слушания по трем новым скважинам провели более чем в 200 километрах от Нумто. Местные оленеводы из ближайших деревень об этом даже не знали.
Из Нумто я поехал на снегоходе дальше на восток. Я был как эстафетная палочка, которую один оленевод передавал другому. Путь мой лежал в гости к семье Мултановых, в ста километрах от Нумто. У них типичное для хантов современное оленеводческое хозяйство. Оленей у пятерых братьев около 50, что обычно для хантов, у которых стада гораздо меньше, чем у тундровых ненцев. Зимние и летние пастбища находятся в разных местах, но недалеко друг от друга. Поэтому они не кочуют на такие далекие расстояния, как ненцы в тундре.
Во дворе несколько миниатюрных зданий: бревенчатая избушка, летняя кухня, лабаз и баня. Еще при царе ханты начали строить на пастбищах постоянные постройки. Внутри темной избы время как будто замерло. Хозяин, старик Ефим, сидел на полу и пил чай. Шестилетний внук измотался от игр и похрапывал рядом. Старуха хозяйка пришивала рукавицы к шубе, улыбаясь, общалась с гостями. А вот молодая невестка, вышивавшая бисером по ткани, наоборот, тихо сидела, даже лица не видать. Цветастый платок, плотно обернутый вокруг головы, скрывал девушку лучше, чем мусульманский хиджаб. Еще Матиас Кастрен, первый финский ученый-путешественник, побывавший в Сибири, ужасался положению женщин в хантыйской культуре. Внешне за 170 лет ситуация не изменилась. Невестке не разрешается даже говорить в присутствии чужого мужчины.