Пепел и пламя
Энко мотнул головой.
– Да, мне нравится размышлять на такие темы. Нравится разбирать научные мировоззрения людей. Что ни говори, а литературоведение и философия – мои любимые предметы, а в двадцатом и двадцать первом веках появилось множество интересных мыслителей.
– А чем ты раньше занимался?
– Раньше – в предыдущей жизни? Ты ведь об этом?
Я кивнула. Мне известно, что Маэль в прошлой жизни был архитектором. Как же странно говорить об этом как о чем-то само собой разумеющемся!
– Так что? Кем ты раньше был?
– Ты будешь смеяться, – со смущенной улыбкой ответил Энко.
– Нет, конечно же, не буду, – покачала головой я. – Итак, кем же ты был?
– Геологом.
– Геологом?
– Да, именно. Геологом. – Энко широко улыбнулся. – Знаешь, камни бывают очень интересными.
– Ладно, как скажешь, – отозвалась я, но его улыбка не померкла. Он выглядел… счастливым. Всего минуту назад он с восторгом рассуждал о мыслителях, а теперь с неменьшим энтузиазмом рассказывал о том, что в прошлой жизни копался в земле. Меня охватило невольное восхищение.
– Я ужасно много путешествовал. Мне так нравилась моя работа! Я всю жизнь проработал в университете. – Энко замолчал и задумался. – Маэль, наверное, рассказывал, что память о прошлых жизнях возвращается к нам постепенно?
Я кивнула.
– Да, он упоминал об этом. В свой двенадцатый день рождения вы вспоминаете древнегреческий, а остальное – по мере взросления.
– Именно. Но по праву сына Аида, повелителя царства мертвых, я обладаю даром помнить собственную смерть, – сказал Энко, слегка наклонившись ко мне. – Хочешь знать, как я умер?
Он все еще улыбался. Это показалось мне жутковатым, но любопытство пересилило, и я сказала:
– Да, хочу.
– Это случилось в университете. Я был у себя в кабинете и вдруг рухнул на стол, прямо на стопку книг. Сердце у меня не билось. Это был не сердечный приступ, ничего такого. Нет, мое сердце просто остановилось. В кабинете было тихо. Как сейчас помню – тогда тоже стояла ранняя осень. Вот только погода была теплее. Из окна моего кабинета можно было увидеть деревья. Их листья блестели золотом. Помню, незадолго до смерти я еще подумал: «Как же красиво солнце проникает сквозь листву!» На столе у меня стояла полупустая чашка кофе. Я чувствовал, что умру в тот день, и кофе почему-то был особенно вкусным. Помню, как просмотрел документы, прочитал отчеты моих студентов о стажировке. Я был уже слишком старым, чтобы ездить в экспедиции, но, читая их отчеты, мне казалось, что я рядом. То утро не стало исключением. Я поставил своим ребятам оценки, отодвинул в сторону документы и снова посмотрел в окно. Помню, как подумал: «Надо допить кофе, пока не остыл». По дереву бегала белка, рыжая и жутко быстрая. На секунду я ей позавидовал: сам я передвигался с трудом. И вот тогда мое сердце просто… остановилось. Странное ощущение… Если только оно не останавливается во сне. Я понял, что происходит, и успел подумать только: «О нет». А потом наступил покой. Когда умираешь, жизнь не проносится перед глазами, как фильм. Смерть больше похоже на скатывание с горки. Моя была хорошей – я умер тихо и спокойно. Следующее, что я помню, – это как проснулся в свой двенадцатый день рождения и внезапно понял, кто я такой. После этого мы с приемными родителями больше не могли найти общий язык. Меня передавали из одной семьи в другую, как и Маэля. Теперь я снова отвечаю за себя сам, на чем и успокоился.
Меня так поразил этот рассказ, что я не могла произнести ни слова. Некоторое время мы с Энко молча смотрели друг на друга. В его больших глазах читалась пугающая уязвимость. Откровенность Энко тронула меня до глубины души. Куда делся самоуверенный Казанова, флиртующий со всем, что движется, и уверенный в том, что он – подарок всему человечеству? Я не знала, что ответить, снова и снова прокручивала в голове рассказ о его смерти. У меня на глазах выступили слезы.
– О нет… – прошептал Энко. – Нет, пожалуйста… пожалуйста, только не плачь! Прости меня. Мы, полубоги, легко говорим о смерти потому, что часто с ней сталкиваемся, но…
– Нет, все в порядке, – перебила я. – Пожалуйста, не извиняйся. Я же сама спросила. Просто это так ужасно, когда кто-то рассказывает о своей смерти…
Энко медленно кивнул.
Я вспомнила о Гермесе, который до сих пор не ответил, и на ум пришел вопрос, и я тут же его озвучила:
– Кто твой наставник? Почему он не поддержал тебя, когда у тебя возникли проблемы с приемными родителями?
– У меня не наставник, а наставница, – ответил Энко, криво усмехнувшись. – Ты ее знаешь.
Шестеренки у меня в голове закрутились на максимальной скорости. «Ее»? Кроме Персефоны, я встречалась лишь с одной богиней.
– Что? Афродита – твоя наставница?
– Афродита научила меня всем премудростям соблазнения смертных, но она не из тех, кто умеет подставить плечо в трудную минуту. Можешь представить, чтобы она бдила у постели больного или поила горячим молоком с медом, если приснился кошмар?
Я покачала головой. Мне нравится Афродита, она не злая и не холодная, но материнских чувств у нее не больше, чем у кукушки, подбрасывающей яйцо в чужое гнездо.
– В это трудно поверить, но Аид хорошо о нас заботится. Поэтому наставники нам не особо-то и нужны. Да, отец вспыльчивый, да и с Персефоной обходится плохо, но Персефона воздает ему за все свои обиды сторицей. На протяжении уже трех тысяч лет. Думаю, он получает по заслугам. С Афродитой мы почти не общаемся, так что по сути наставника у меня нет. – Энко отстранился от стола и добавил: – Но хватит обо мне! Время заняться твоей проблемой. Кожа все еще чешется? Сильно?
– Сейчас она скорее горит. Но хуже всего эти пятна, они становятся все темнее… Какие будут предложения?
Энко серьезно посмотрел на меня.
– Есть у меня одна настойка… – сказал Энко с серьезным видом. – Но ей уже сто лет, поэтому не знаю, подействует ли она. Попробовать стоит, но должен предупредить: может быть больно.
Я тяжело вздохнула и ответила:
– Все так ужасно чешется, что уж лучше я потерплю боль, поверь.
Энко несколько секунд разглядывал меня, затем повернулся к столу.
– Секунду. Сначала мне понадобится ключ…
С этими словами он выудил маленький бронзовый ключ из подставки для ручек, коих на столе было не сосчитать.
– Ого! Ключ от тайной комнаты! Совсем как в «Гарри Поттере». Там ты прячешь свои зелья?
Энко громко рассмеялся.
– Да, мы, слизеринцы, такие. Настоящие знатоки Темных искусств. – Он притворился, что накидывает на себя мантию. – Добро пожаловать, дорогая маггла.
Я рассмеялась в ответ.
Усмехнувшись, Энко поиграл бровями, потом повернулся к книжному шкафу, вытащил из него толстую книгу и осторожно положил ее посреди стола. Я наклонилась, чтобы разглядеть написанное на корешке название.