Пепел и пламя
– Тадам! – триумфально воскликнул Энко, словно исполняя какой-нибудь зрелищный фокус.
«Большая поваренная книга средиземноморской кухни». Пожалуй, хранить волшебное зелье в поваренной книге – это даже логично. Энко приложил ключ к обложке, на которой была изображена корзинка с яркими овощами. Ключ погрузился в книгу и полностью исчез. В следующее мгновение обложка откинулась, словно крышка, и внутри я увидела бутылек – маленький, не больше флакона духов. Корпус его был граненым и неестественно мерцал. Казалось, внутри находятся множество эльфийских огоньков.
– Вот это да, – прошептала я. – Как же красиво!
Энко вытащил бутылек и осторожно взвесил его в руке.
– Ну… у таких вещей всегда есть обратная сторона, не правда ли?
Он сунул бутылек мне в руки. Какой тяжелый! Можно подумать, он не стеклянный, а каменный. Внутри бурлила прозрачная жидкость.
– Из чего он сделан? Из драгоценного камня? – поинтересовалась я.
– В точку. Это оникс, точнее – одна из его разновидностей. Его можно найти только в подземном царстве. Знаешь, почему пузырек светится?
Я покачала головой.
– Не знаю, но это в любом случае невероятно красиво.
Энко осторожно забрал у меня бутылек.
– Ты наверняка знаешь, откуда берутся драгоценные камни? Различные минералы сжимаются вместе с большим давлением, пока не образуется камень. Оникс мерцает потому, что состоит из пепла тысяч сожженных душ. Это то, что осталось от их сознания, души, воспоминаний. Лично мне кажется, что это свечение похоже на то, будто что-то изо всех сил пытается вырваться из камня. – Энко поставил бутылек на стол.
При взгляде на него у меня пробежал холодок по коже.
– Господи! Кто мог такое сотворить?!
Теперь я видела то же, что и Энко. От камня исходила слабая пульсация, и свечение, казалось, соответствовало ритму. Выглядело так, будто что-то и правда пытается вырваться наружу.
– Бутылек принадлежит Оркусу – мастеру пыток, обитающему в Тартаре. В детстве мы с Маэлем частенько пробирались в его владения. У Оркуса в подземном царстве свои владения, они немного в стороне. Это самое низкое место в Тартаре. Там, внизу, происходят действительно ужасные вещи. Когда мы подросли, отец водил нас туда, – чтобы закалить и все такое, – но мы приходили туда и раньше. Развлекались, раздражая Оркуса. Он такой забавный, когда злится. Ирония заключалась в том, что он не мог нам навредить, потому что отец – его босс, и мы находились под его защитой.
– Что, серьезно? – вздохнула я, качая головой. – Гулять по камерам пыток – жутко, а специально бесить кого-то – так вообще последнее дело. К тому же только потому, что он «забавный, когда злится». Дай угадаю: бутылек ты украл у него?
– Само собой, – усмехнулся Энко. – Эта вещица показалась мне красивой, и я захотел ее себе.
– Ну естественно, – театрально вздохнула я. – Я даже не удивлена. Со своими фанатками ты тоже так делаешь? «Она показалась мне красивой, я захотел ее себе и взял с собой».
Усмешка Энко исчезла. Он слабо покачал головой и сказал:
– Да ладно тебе. Это просто шоу, спектакль, чтобы соответствовать имиджу рок-звезды. Публика ждет такого поведения. Недавно у нас с ребятами было интервью. И вот представь: Ноа сидит в идеально выглаженной рубашке и рассказывает о том, что по воскресеньям любит долго сидеть за завтраком и читать газету. Девушка, которая брала у него интервью, чуть не уснула от скуки.
У меня вырвался смешок.
– Не впутывай сюда Ноа! Он классный. Джемма от него без ума.
– Ты права. Похоже, они с Ноа отлично друг другу подходят. Ноа говорит только о ней.
Я указала на бутылек и спросила:
– А дальше что? Что нам с ним делать? И, самое главное, что за жидкость находится внутри?
– Вообще-то ее используют для пыток.
Я уставилась на Энко, широко раскрыв глаза.
– Что, серьезно? Ты запер дверь, чтобы связать меня и пытать?
– Ну мыслишки! – громко рассмеялся Энко. – Как тебе не стыдно?
Я пропустила этот двусмысленный намек мимо ушей и снова спросила:
– Что внутри? Давай колись!
Энко взял бутылек и с тихим хлопком вытащил пробку.
– Понюхай, – предложил он.
Я окинула его недоверчивым взглядом.
– Я ведь не останусь без носа?
– Не попробуем – не узнаем, верно?
С этими словами Энко поднес бутылек к лицу и глубоко вдохнул. Поморщился, но нос его остался на месте.
– Ладно, давай сюда.
Я взяла бутылек и осторожно принюхалась. От жидкости пахло остро, как если бы в соковыжималку положили свежий лук, чили и халапеньо. В носу стало покалывать, и мне пришлось на мгновение зажать его, чтобы не чихнуть.
– Если кожа будет гореть от этого так же сильно, как нос, то про зуд я точно забуду.
– Это экстракт яда доисторических медуз. Раньше их яд был куда опаснее, чем сейчас. Медузы – древние существа, они жили бок о бок с динозаврами, но за прошедшие тысячелетия многие из смертоносных видов вымерли. Этот яд практически безвреден, но кожу обжигает только так. Ну как правило.
– Как правило? – переспросила я дрогнувшим голосом. – Я луговая нимфа, а не какой-нибудь там мутант!
– В этом-то и дело, – сказал Энко, покачивая настойку в бутыльке из стороны в сторону. – Ты – дитя природы, поэтому попробуем гомеопатический принцип similia similibus curantur. «Подобное лечится подобным». Может быть, раны от яда водорослей заживут, если помазать их чем-то похожим. Медузий яд тоже является нейротоксином, они действуют по одинаковому принципу.
– Хочешь сказать, – начала я, скрестив руки на груди, – что твой способ, «может быть», подействует. А если нет, то плоть отделится от моих костей, потому что кислота прожжет меня насквозь?
Энко неопределенно кивнул.
– Сначала попробуем намазать какое-нибудь незаметное место…
– Незаметное?! Иными словами, ту часть тела, без которой можно будет обойтись?!
– Ливия, я почти на сто процентов уверен, что это сработает. Гомеопатия – древняя наука. Ты – сверхъестественное создание, дитя природы, поэтому яд наверняка подействует.
– Несмотря на то что я – дитя природы, у меня аллергия на растения, с которыми якобы должна находить общий язык.
– Не аллергия, а реакция на яд. Это совсем другое.
– Неужели?
– Конечно. Тебе будет больно… очень больно. Жжение будет ужасным, но ты не умрешь. В этом и заключается смысл пыток – в том, чтобы причинить боль. Если истязаемый быстро умрет, цель достигнута не будет.
– Ты просто невозможен, – простонала я.