Мой беспощадный лорд
– Да, мадам.
Дженни шагнула к двери, потащив Сесилию за собой.
– Я надеялась, что у нас будет время все обсудить, но волки уже воют под дверью.
– Волки? – Сесилия тщетно пыталась осознать события последних минут.
Дженни же провела девушку через шикарный мраморный вестибюль к маленькой дверце, почти незаметной среди деревянных панелей под лестницей.
– Это письмо от твоей тети Генриетты, – сказала она. – Постарайся прочитать его до того, как Викарий выломает нашу дверь.
– Кто он, этот Викарий? – Сесилия остановилась, чувствуя, что стоит у некоего порога, у опасной черты и буквально, и фигурально. Не дождавшись ответа, она спросила: – Куда мы идем?
– В личные апартаменты. – Дженни снова потянула Сесилию за собой. – Пойдем быстрее, дорогая. У нас нет времени тянуть кота за… за хвост.
– Какого кота? – Встревоженная и переполненная впечатлениями, Сесилия рывком высвободила руку из цепких пальцев Дженни. – Причем тут какой‑то кот?
– Я понимаю, тебе многое предстоит осмыслить, куколка. – Лицо Дженни потемнело. – Но все это потом. Тот человек, который намеревается выбить нашу дверь, хочет все у нас забрать, то есть у тебя. Здесь казино и школа. Это правда, несмотря на то что ты здесь увидела. В этом заведении женщины могут работать и одновременно учиться торговому делу. Но Викарий хочет всех девушек, живущих здесь под нашей защитой, выбросить на улицу, где им придется продавать себя в грязных переулках всяким головорезам. Так что если ты не хочешь провести следующие несколько лет в тюрьме из‑за вымышленных обвинений – уж не знаю, что у него в голове на этот раз, – то ты последуешь за мной, прочитаешь письмо и постараешься использовать все свои мозги, которых, я знаю, вполне достаточно в твоей хорошенькой головке, чтобы отвадить его. Ты меня слышишь?
Дженни взяла Сесилию за плечи и не слишком ласково встряхнула ее.
– Викарий теперь твой враг, понимаешь? Один из многих.
Сесилия замерла, пытаясь осознать услышанное.
Враги? Став взрослой, она никогда не имела ни соперников, ни даже просто недоброжелателей, не говоря уже о врагах. Этим утром Сесилия завтракала и пила кофе в маленьком кафе в Челси. Тогда ее занимала лишь одна мысль: что делать с недавно полученной степенью по математике.
А теперь ей грозит тюрьма? Не самая приятная перспектива. Сесилия невольно вздрогнула.
– А что если мы спокойно поговорим с этим… Викарием Порока. Что если я скажу ему, что унаследовала это заведение только сегодня утром? – Сесилия поморщилась, услышав в собственном голосе плаксивые нотки. – Он же не может обвинить меня в каком‑нибудь преступлении? Я ведь только что переступила порог этого дома.
Дженни выругалась себе под нос.
– Этот человек не умеет спокойно разговаривать. Он люто ненавидит все, что может доставлять удовольствие. Азартные игры, спиртные напитки, театр, танцы. Но больше всего он ненавидит блудниц.
– Но если это не бордель, то вы не сделали ничего противозаконного.
Дженни отвела глаза.
– Чем занимаются женщины, работающие здесь, чтобы свести концы с концами, – это не наше дело. Скажу честно, Лили – не единственная девушка с несколько… своеобразными представлениями о морали. Я ее действия стараюсь не замечать. Но тут не бордель, и наши посетители приходят сюда не ради секса… В основном.
Они вошли в личные апартаменты, и Дженни на минуту задержалась, чтобы закрыть за собой дверь, затем быстро провела за собой ошеломленную Сесилию к покрытой темно‑синим ковром лестнице. Девушка успела краем глаза заметить обои цвета слоновой кости и полы из темного дерева, после чего Дженни втолкнула ее в элегантный, чисто женский кабинет, выдержанный в светлых тонах и украшенный картинами на стенах. Эта комната совершенно не походила на пышный дворец чувственности, на интерьер нижнего этажа.
Сесилия молча рассматривала дорогие предметы искусства, а также красивую мебель, и все это, казалось, сверкало в ярком солнечном свете, лившемся сквозь потолочное окно.
По ее представлениям, игорный дом надлежало освещать газовыми лампами и канделябрами, и тогда в золотистом пламени свечей даже полдень будет казаться волшебным вечером.
Дженни подождала, когда Сесилия немного освоится – та осматривалась, разинув рот, – потом подвела ее к стоявшему на возвышении письменному столу, за которым высилось массивное кресло. Стол был установлен так, что сидящий за ним человек располагался лицом к двери и спиной к огромным окнам – от пола до потолка, – за которыми ярко светило летнее солнце.
– Сядь, – приказала Дженни тоном, каким обычно отдают команды собакам. – Читай.
Сесилия села и сломала печать, отлично понимая, что никогда не будет полностью готова к прочтению этого письма.
«Моя дорогая Сесилия.
Если ты читаешь это письмо, милая племянница, значит, меня убили…»
Девушка ахнула. Ее пробрала дрожь, хотя в комнате было тепло.
– Но ведь никто ничего не говорил об убийстве. Ты знаешь…
– Не сейчас. Читай, – велела Дженни. – Ты должна подготовиться к встрече с дьяволом.
Сесилия озадачилась количеством имен, которые Дженни давала их врагу.
– Как один человек может быть викарием, дьяволом и волком одновременно? – поинтересовалась она.
– Черт возьми, девочка, перестань, наконец, задавать вопросы! Возможно, все ответы ты найдешь в письме. – Дженни в раздражении схватила с полки алую кружевную шаль и накинула ее себе на плечи, после чего принялась мерить шагами кабинет. Ее движения были резкими и энергичными, даже слишком.
Сесилия снова опустила глаза и уставилась на письмо, стараясь взять себя в руки.
«…Я сделала мало хорошего в этой жизни, но спокойно приму все, что меня ожидает, если только буду знать, что мои девочки в безопасности и вместе.
Ты могла слышать обо мне, хотя, может быть, и нет. Я та, кого называли Леди в красном.
Твоя мать Гортензия – моя сестра‑близнец. Она младше меня на семь минут. Мы обе были рождены для жизни в нищете, грязи и изнурительном труде. Я избежала этой участи, избрав профессию, в которой сочетались изящество и обман. Гортензия пошла по другому пути. Она связалась с презренным викарием Тигом, который всем сердцем презирал меня и запретил нам общаться. Но мы продолжали тайно видеться, потому что привязанность друг к другу, сформировавшаяся в утробе матери, разорвать невозможно. Этого не сделала даже ее смерть.
Последняя просьба сестры ко мне, милая Сесилия, касалась тебя. Она просила присмотреть за тобой и создать для тебя такую жизнь, которой не имела ни одна из нас. Я на своем веку занималась самыми разными делами и в юности была куртизанкой. Поверь, я не стыжусь этого. И вовсе не такое наследство я тебе оставляю.