Поезд смерти
– Хэлло, Бад. Как у вас там, в хвосте, погода?
– Дождь идет, – коротко ответил громкоговоритель.
– Правда? А у нас ясно, луна вышла из-за туч. Слушай, тут мой коллега только что слышал какой-то стук. Или гул.
– Скорее выстрел, – поправил его Томми. – Как будто что-то взорвалось.
– Скорее выстрел или взрыв, – повторил Джо. – Ты ничего не слышал, ничего не почувствовал?
– Нет. Через пару миль будем проезжать детекторные сигналы.
– Надеюсь, у нас все в порядке. Неохота останавливаться на таком дожде.
– А у нас дождь перестал.
– Как твои пассажиры?
– Все четверо – заядлые картежники. Битый час играют в покер. Делают большие ставки. Можно подумать, мы все еще в Неваде.
– Не садись с ними играть. Скажи им, что в четыре мы прибываем в Окленд. Хочу нагнать время в долине.
* * *Бад по лесенке взобрался на закругленную крышу служебного вагона. Вообще-то в современных служебных вагонах не делают закругленных крыш, но для Горной Тихоокеанской компании это типично – соединить в одном составе новенький локомотив и устаревший служебный вагон. Бад чувствовал, в сегодняшней ночной поездке в Окленд было что-то необычное.
Он посмотрел вперед поверх крыш вагонов. При свете луны и немногих огней Оберн а были видны двадцать или тридцать привычно раскачивающихся вагонов. На секунду ему показалось, что он видит слабое голубое сияние над крышей одного товарного вагона, но, когда он прищурился, оно исчезло. Наверное, оптический обман.
Спустившись по лестнице вниз, он надел защитные очки и открыл дверь на переднюю площадку. Перегнувшись как можно дальше через перила на левой стороне, он с минуту внимательно рассматривал колеса и ходовую часть, потом перешел на правую сторону. Действительно, ни искр, ни запаха, ни дыма.
Проехали блок детекторных сигналов. Никаких указаний на то, что в поезде что-то слишком высоко, широко, низко или горячо. Мигающие сигнальные огни означали бы, что нужно останавливать поезд и проверять каждый вагон. Бад сообщит Джо по радио, что все в полном порядке.
Сейчас существуют любые детекторы, думал Бад, возвращаясь в вагон, кроме одного, который нужнее всего на железной дороге, – детектора на дерьмо. Тот, кто его изобретет, сколотит состояние. Хотя нелегко обнаружить то, в чем сидишь по шею долгие годы. Бад согнал улыбку с лица и стал подражать гримасам на физиономиях играющих в карты пассажиров.
Странная компания эти четверо. Одного зовут “генерал”, другого “полковник”, но, похоже, они из армий разных стран. Справа от генерала сидит высокий седоволосый джентльмен по имени Ваннеман, который пытается изобразить из себя ковбоя или владельца ранчо: с ног до головы одет как человек с Запада, но одежда на нем слишком дорогая, чтобы в ней работать. Напротив него – сутулый лысый человек, похожий на тех, что в фильмах ужасов открывают скрипучие двери. Его представили как доктора Эрдмана. Наверное, большой ученый. Все они уже хорошенько приложились к бутылкам виски и бурбона, которые принес с собой в сумке Трейнер. Бад предупредил их, что употребление алкогольных напитков на железной дороге строго запрещено. “Тогда вам не стоит пить”, – заметил Трейнер, выпроваживая его из салона. Бад решил не поднимать скандала, хотя у него были на то все основания.
Эти четверо имели какое-то отношение к трем серебристым цистернам в середине состава, но какое именно и что было в цистернах, Бад не знал. Ему сказали только, что они – технические специалисты, приглашенные для сопровождения груза, наверняка очень важного, иначе бы поезду не дали “зеленую улицу”. Груз не опасный, а просто секретный – так сказали бригаде. Иногда комиссия по атомной энергетике отправляла короткие поезда с таинственным грузом, закрытым брезентом. Закрытый брезентом – это понятно, но чтобы везти груз в цистернах с надписью “Молоко”... Явно какое-то надувательство. Бад предполагал, что перевозилось что-то не только секретное, но и опасное, а назвали его “молоко”, чтобы не платить высокий налог за транспортировку опасных веществ. Чем больше он размышлял, тем меньше это дело ему нравилось. Он был готов побиться об заклад, что кому-то наверху дали хорошую взятку. Но ему-то, он знал наверняка, никто взятки не предлагал.
Бад медленно обходил вокруг стола, стараясь заглянуть каждому в карты, но они прижимали их к груди. Настоящие ослы! Как будто ему нельзя доверять! Пожалуй, он все-таки сдаст их железнодорожной полиции за распитие спиртных напитков.
– Подъезжаем к Роузвилу и Сакраменто, господа, – объявил он. – Буря немного задержала нас, но все же мы рассчитываем прибыть в Окленд вовремя.
Важная птица, Трейнер, в ответ лишь слегка наклонил голову. Другие были поглощены игрой и на сообщение никак не прореагировали. На столе лежала куча денег, кто-то крупно проигрывал.
* * *Перед взглядом Джима Игана предстали двенадцать джентльменов в замысловатых белых париках и шелковых панталонах, рассаживающихся вокруг клавикордов словно бы в ожидании появления юного Моцарта. Но вместо Моцарта к инструменту села Карен! С блестящей розовой кожей и красиво уложенными перьями на крыльях, она походила на ангела еще больше, чем в реальной жизни. Как только она подняла руки над клавишами, стены комнаты начали колебаться и извиваться, будто часы на картине Сальвадора Дали, а посреди пола вырос огромный пузырь, который, лопнув, явил отвратительное лицо Старой Грымзы, его учительницы в пятом классе. “Ты никогда не заберешься на кучу бобов, Гуч, – прошипела она, называя его детским прозвищем, – пока не бросишь свои дурачества”. И вдруг голова ее распухла, заполнив собой всю комнату, из ноздрей пошел дым.
Джим проснулся в холодном поту. На экране телевизора была черно-белая таблица. Он быстро пришел в себя и осознал, что находится не в Вене восемнадцатого века и не в Висконсине, десятилетним мальчиком, а у себя в плавучем доме, в Сосалито. Он заснул в кресле и сейчас... десять минут первого! Почему Карен не позвонила? К этому времени она должна была вернуться из кино. Неужели звонок не пробился сквозь его кошмарный сон? Или она забыла, что обещала позвонить?
Джим пошел в ванную и умылся холодной водой, размышляя над тем, что же ему делать. Можно еще подождать. Можно лечь спать и позвонить ей завтра утром. Можно позвонить сейчас, хотя она, возможно, уже спит. Чем больше он думал о ее молчании, тем более странным оно казалось. Он начинал беспокоиться. А что, если, занявшись этим дурацким расследованием, она влезла в какую-нибудь историю? Ему следует все хорошенько обдумать. Вдруг ее бывшего мужа и в самом деле убили? Это значит, что где-то на воле разгуливает убийца. Если кто-то решил, что Гила Эллиса следует убрать, следующей жертвой могла стать его жена, Карен Эллис. В полночь такая возможность казалась более вероятной, чем при свете дня.
Джим набрал номер телефона Карен. Слушая четыре долгих гудка, он нервно барабанил пальцами по столу. Потом включился автоответчик, Джим выругался.
– Карен, это Джим, – сказал он после сигнала. – Сейчас половина первого ночи, а твоего звонка еще нет. Позвони сразу же, как придешь домой, в любое время, хорошо? Я беспокоюсь о тебе. О том, что я тебя люблю, говорить излишне.
Он вышел на палубу и стал смотреть в сторону Коринфского острова. От полной луны через весь залив бежала по воде лунная дорожка. Жизнь в плавучем доме научила его, что дорожка появляется тогда, когда на воде играет рябь. Если ветра нет и поверхность воды гладкая как зеркало, она отражает лишь диск луны. Вокруг стояла тишина, соседние лодки были погружены в темноту. Слышалось только поскрипывание свай, да с лодки Алана Лумиса доносились звуки ритмичных толчков – видимо, женщина из Ассоциации толстушек помогала ему избавиться от одиночества после развода.
Джим поймал себя на том, что старается вспомнить фамилию соседей Карен, с которыми она должна была пойти в кино. Он и раньше слышал о них – о занудливом старике и его болтливой жене. Клайд и Эдит какие-то. Карен считала, что, несмотря на все их недостатки, они очень хорошо к ней относятся, помогают и утешают ее. Она их любила, Клайда и Эдит... Йост! Да, именно так.