Девочка-лед (СИ)

 Глава 5 
 
АЛЕНА
Пользуясь его секундным замешательством, бросаюсь к спасительному выходу. Налетаю на Зинаиду Генриховну, пришедшую, очевидно на разведку. Старушка, всплескивая руками, начинает громко кудахтать и корить меня за неосторожность.
— Простите, — извиняюсь я и, заприметив в проеме высокую фигуру Беркутова, пускаюсь наутек.
Бегу, активно переставляя ноги, и его разъяренный голос эхом отскакивает от стен.
— Конец тебе, Лиса! — истошно орет мне вслед.
Длинный коридор. Поворот. Пустая рекреация. В холле двое мальчишек, почесывая затылки, играют в шахматы. Сбегаю вниз по ступенькам. Чудом не сбиваю с ног достопочтенную Элеонору Андреевну.
— Лисииицына, опять ты! Ну-ка немееедленно остановись! — басит она, но я игнорирую замечание невесть откуда взявшегося классного руководителя, потому что Беркутов значительно сократил расстояние между нами, перемахнув через перила.
Ай-яй-яй. Догоняет…
Замечаю единственную настежь распахнутую дверь. На всех парах мчусь туда, в столовую.
Десятиклассники, которые по средам остаются допоздна после уроков и готовятся ко Всероссийской олимпиаде школьников, отрываются от своих тарелок, обрывая шумную дискуссию.
— Молись, дрянь! — грозно доносится за спиной.
Ныряю за символическую перегородку буфета.
— Вылезла оттуда быстро, — цедит Беркут сквозь зубы.
— Ага, как же! — качаю головой я.
Замираем оба.
Сверлит меня недобрым взглядом. Я не могу сдержать довольный смешок. Потому что его внешний вид изрядно меня веселит.
— Сюда вышла! — приказывает властно.
— Что такое? — вскидываю бровь. — Не нравится, когда тебя поливают грязью? В прямом смысле слова.
Его скулы напрягаются. Он делает резкий выпад вперед и хватает меня за блузку, дергая к пустой витрине.
— А-а-а-а-а, — верещу испуганно, когда тонкая ткань от натяжения издает опасный треск.
Хватаю пластиковый поднос, попавшийся на глаза и луплю им мальчишку.
Зажмуривается и склоняет голову чуть влево. Защищаться он не может. Потому что одной рукой держит меня, а второй — то самое ведро, явившееся орудием моей мести.
— Ты что тут делаешь? — громко возмущается работница столовой.
Изловчившись, выкручиваюсь. Но рубашке конец однозначно. Слышу как рвется, и сердце кровью обливается. Сделала себе подарок к первому сентября называется… Я вещи годами ношу, а тут такое!
Черт бы побрал тебя, Беркут!
Знаю, что если двигаться по узкому коридору, упрешься в запасной выход. Тот самый, через которые принимают продукты.
— Стой, Лиса! — горланит этот бешеный, когда я, молясь всем богам, толкаю дверь.
Открыто… Облегчение заполняет легкие.
В нос ударяет запах свежести, оставшейся после прошедшего дождя. Щурясь от солнца, перепрыгиваю через лужицы и спешу в сторону скопления народа. Там-то он вряд ли мне что-то сделает. Хотя, Рома Беркут — больной на всю кукуху, так что…
— Попадешься ты мне, Лисицына, — прилетает в спину гневно.
Он совсем близко, и сердце, гулко колошматясь о ребра, делает сальто, застревая в горле.
Во дворе дети из группы продленного дня играют в ручеек. Юркаю внутрь, пригнувшись.
— Задержите того ненормального, — кричу ребятам, озираясь.
Ручеек шумно «падает», на мгновение останавливая преследование. Смеюсь и спешно направляюсь к центральному входу. По плацу шагают кадеты. У них каждый день построение в шестнадцать тридцать.
Деликатно протискиваюсь между ними, не обращая внимания на удивленные взгляды, и прытко взбегаю по ступенькам.
Останавливаюсь, пытаюсь отдышаться. Поворачиваюсь. Беркутова, с алюминиевым ведром в руках, удачно притормозил офицер-воспитатель кадетского корпуса.
Парень, как обычно, верен себе. Пререкается и игнорирует замечание мужчины.
Быстро захожу в помещение школы. Он вот-вот будет здесь, и мне не мешало бы поторопиться. Пока охранник разговаривает с завучем, пролезаю под турникетом. Как раз в этот момент, в предбаннике появляется враг.
 
Бегу налево. Слышу характерный звук приземления копыт примерно сорок третьего размера и топот.
— Ну все… Доигралась, антилопа гну, — последнее, что слышу.
Добирается до меня в один прыжок. Грубо тянет за блузку назад. Воротник больно врезается в шею. Поднимаю руки.
А потом вдруг становится темно.
Будто свет выключили.
Но нет. Просто кое-кто надел мне на голову ведро.
— Думаешь, тебе сойдет с рук то, что ты сделала? — раздается по ту сторону купола.
Я пытаюсь снять ведро, но он не позволяет. Хохочет, пока я, теряясь в пространстве, не понимаю, куда отступить: то ли влево, то ли вправо.
Нос касается холодного металла. Пахнет ведро просто ужасно. Какой-то плесенью вперемежку с ядреным чистящим средством. Так себе ароматы… По лицу стекают остатки грязной воды. Представляю, сколько бактерий сейчас радостно протянули ко мне свои «лапки».
— Темно тебе там, да? — издевательски интересуется Беркут, стуча по дну ведра кулаком.
— Сними его! — верчу головой из стороны в сторону.
— Нет-нет, ты отлично смотришься в нем, маленькое чудовище! — возвращает его на место, не давая выбраться.
Я как слепой котенок беспомощно машу руками, кружась вокруг своей оси, в то время как этот упырь наслаждается развернувшимся представлением.
А после… я совершаю роковую ошибку. Устремляюсь вперед, не разбирая дороги и со всей дури врезаюсь во что-то.
И это что-то с жутким грохотом разбивается. Наверняка слышно на весь первый этаж.
— Ой дууура кривая… — тянет, цокая языком Беркутов.
Вытягиваю вперед руки. Пробую на ощупь.
— Ты че делаешь, идиотка?
Отдергиваю ладонь, которую пронзает острая боль.
Срываю злосчастное ведро с головы, не ощущая давления с обратной стороны.
Громко чихаю и часто моргая, смотрю на разбитое дверное стекло и груду осыпавшихся осколков.
— Беееркутов! Лисиииицына! К директору! — ревет на весь этаж завуч…
*********
Суббота. Раннее утро. Я после пробежки сижу у окна и уже битый час слушаю щебечущих под окном птичек. Прижимаю коленки к груди и укладываю на них голову. Прищуриваю один глаз. Воздух уже прохладнее, но теплые лучики солнца все еще греют кожу. Может, повезет, и в этом году хорошая погода в Москве задержится на более длительный срок? Вряд ли конечно. Как-никак октябрь уже…
Ульянка начинает что-то бормотать во сне, и я прислушиваюсь. Шоколадки что ли просит. Бедный ребенок… Аж слезы на глаза наворачиваются. Надо купить ей те, которые любит: киндер-яйцо и милки вэй.
Слезаю с подоконника и подхожу к шкафу. Достаю книгу «Гарри Поттер и Тайная комната». В прошлом году Данька, зная мою любовь к литературе, подарил мне на восьмое марта всю серию романов о юном волшебнике. Я разревелась. Настолько была тронута. Затерла страницы всех частей до дыр, а недавно самую первую «Гарри Поттер и философский камень» начала читать и Ульяне. У нас теперь традиция такая: отправляться в Хогвартс перед сном…
Непонимающим взором смотрю на пустую книгу. Трясу ее аккуратно, перелистываю страницы. Заранее знаю, что деньги вряд ли найдутся, но все же снимаю и просматриваю остальные книжки тоже. Естественно там ничего нет. И это может означать только одно…
Поправляю сползшее на пол одеяло и выхожу в коридор. Прислушиваюсь. На кухне какая-то возня. Направляюсь туда.
Первое, что бросается в глаза — пакет из магазина «Красное и Белое», оставленный на деревянном, подранном стуле.
Мать сидит за столом. Грязный халат, взъерошенные волосы.
— О, Аленкин… — кивает головой в знак приветствия.
— Мам, — смотрю на бутылку водки, что красуется напротив нее и наполненную до краев рюмку. — Утро ведь…
— Так я чуток, для настроения, — поднимает стопку и одним махом опрокидывает ее в себя. — И вообще, чей-то ты меня уму-разуму учить надумала? Мала еще!