Девочка-лед (СИ)

Так и сижу все оставшееся время. Успокаиваюсь и за десять минут до конца первого урока отправляюсь в спортзал. Потому что по расписанию любимая физкультура.
Переодеваюсь и сразу иду на стадион, не дожидаясь пока в раздевалке появятся учащиеся 11 «а» и 11 «б». Сажусь прямо на зеленый газон и запрокидываю голову. Пальцы касаются мягкого травяного покрытия.
Фальшивая. Как впрочем и все в этом месте…
Утреннее солнышко на миг выглядывает из-за облака и ласково припекает кожу. Небо, однако, хмурится с каждой минутой все сильнее. Тяжелые, свинцовые тучи стремительно расползаются, сталкиваясь друг с другом.
Испортилась погода. Под стать моему упавшему в ноль настроению. И ведь весь день с самого начала наперекосяк!
Иногда я задаю себе риторический и, безусловно, философский вопрос: что в этой жизни я сделала не так? Почему в ней одна сплошная черная полоса? И наступит ли когда-нибудь белая?
Звенит звонок, и на стадионе один за одним появляются громко переговаривающиеся будущие выпускники обоих классов. Бросают в мою сторону насмешливые взгляды и шепчутся. Делятся, наверное, впечатлениями от шоу.
Держись, Лисицына! Ты же боец? Боец! Еще какой! Бывало в разы хуже. Думай о хорошем! Девять месяцев — и ты свободна.
Поднимаюсь на ноги. Почти все сегодня в форме. Потому что Петр Алексеевич никому спуску не дает, и в аномальные женские дни, проходящие дважды, а то и трижды в месяц, он тоже не верит.
Смотрю на одноклассников, разодетых в навороченные адидасы-найки-конверсы. Вот все-таки даже при наличии больших денег они умудряются выбирать полнейшую безвкусицу.
На Веронике Грановской, пожалуй, действительно красивый костюм. А еще на ней, к сожалению, те самые беговые кроссовки, на которые я иногда позволяю себе засматриваться. И даже с замиранием сердца трогать, стоя в магазине… Только я прихожу в восторг не от цвета и формы (уж Ника при выборе явно руководствовалась именно этими критериями), а наслаждаюсь совершенно иными деталями.
Вряд ли она обратила внимание на геометрию протектора, амортизацию, ширину колодки и пронацию. Сомневаюсь, что знает хотя бы половину из этих слов. Зачем ей? С такой внешностью и деньгами это точно в жизни не пригодится.
Замечаю, что одноклассники как-то странно скучковались. Девчонки визжат, парни одобрительно кричат. Встаю и направляюсь туда, ведомая нехорошим предчувствием.
— Что там? — спрашиваю у Харитоновой, поправляющей на носу большие очки дичайшей расцветки. В них она похожа на черепаху Тортиллу.
— Сцепились. Рома и Даня.
Ох, нет нет нет. Опять.
Я локтями расталкиваю одноклассников и пробираюсь в эпицентр.
Это уже стало нехорошей традицией. Дело в том, что Беркутов и Князев друг друга на дух не переносят: вечно во всем соперничают, без конца задираются в коридорах и регулярно устраивают мордобой. Это ожесточенное противостояние продолжается уже несколько лет.
— Дань, перестаньте! — кричу я, глядя на то, как эти двое сцепились.
Парни катаются по искусственной траве. Князев, всю сознательную жизнь занимающийся плаванием, заметно уступает Беркутову, для которого подобные стычки — очередной вызов и возможность показать свою силу.
— Дань! — дрогнувшим голосом повторяю я.
Беркут вообще себя не контролирует. Бьет Князева так, что страшно становится. Хочу подойти ближе, но меня внезапно хватает Абрамов.
— Не мешай, Лисицына! Такое представление! — гогочет он, стискивая мои косточки покрепче.
— Отпусти, Ян! — беспомощно дергаюсь в его руках я. Озираюсь. И как назло не вижу нигде Пашку. Будто сквозь землю провалился. — Разнимите их, пожалуйста, не стойте!
Но мне в ответ — лишь смех. Этим людям нравится то, что происходит.
— Отпусти! — пытаюсь освободиться, но Ян сжимает меня еще сильнее.
— А ты ничего на ощупь, Лисицына! — хрипло шепчет мне в ухо, и я резко отшатываюсь, словно ошпарившись.
Где-то далеко слышится звук свистка Петра Алексеевича, но он тут же тонет в нескладном хоре подбадривающих голосов. Я в ужасе наблюдаю за тем, как из носа моего лучшего друга на белую футболку капает кровь.
 
Со всей дури пинаю Абрамова локтем в живот, обретая долгожданную свободу. Подбегаю к беспощадно дерущимся мальчишкам и делаю первое, что приходит в голову…
 Глава 3 
 
АЛЕНА
Злая и взбесившаяся, с разгона запрыгиваю на спину ненавистного одноклассника.
— Отпусти его! — кричу Беркутову прямо в ухо, повиснув на нем как цирковая обезьяна. Еще и шею его сжимаю внутренней стороной локтя. Что есть сил.
Парня, не ожидавшего, что сзади прилетит назойливая туша, немного ведет в сторону, но ему каким-то чудом удается-таки удержать равновесие.
В этот же момент страшно гремит гром, словно оповещая о грядущем дожде, запах которого уже витает в воздухе. Сверкает молния, на секунду освещая поле яркой вспышкой. Погода сегодня разыгралась ни на шутку.
— Слезь… с меня, Лиса, — орет Беркутов, прерываясь на кашель.
Пытается снять меня с себя, громко и нецензурно при этом выражаясь. Данька переворачивается, загибается, хватаясь за живот, и сплевывает кровь на траву. Кажется, в этот момент Роман собирается добить свою жертву, но я ни за что не позволю ему осуществить задуманное.
— Отойди от него! — шиплю яростно, отчаянно стараясь его придушить. Другой ладонью вслепую закрываю глаза, нос, в общем, делаю все, что угодно, дабы помешать.
— Свихнулась, дура конченая?
Затянутое грозовыми тучами небо снова заходится раскатами. Ребята вокруг пищат, потому что внезапно начинается самый, что ни на есть настоящий ливень.
Парень предпринимает очередную попытку стряхнуть меня со своей спины. В какой-то момент что-то идет не так. Беркутов то ли ввиду отсутствия зрения теряет ориентацию в пространстве, то ли заплетается в собственных ногах… но, как итог, мы оба с глухим шлепком падаем на мокрую, искусственно высаженную траву.
— Ай…
Рухнуть вот так оказалось очень неприятно. Даже с учетом того, что мне повезло гораздо больше, ведь тело парня однозначно смягчило удар.
— Одурела, Лисицына? — недовольно возмущается он, перекатываясь на спину. — Какого ты влезла, придурашная?
— Посмотри, посмотри, что ты наделал! — кричу, слыша, как натужно кашляет Князев на фоне дождя чуть в стороне. — Скотина! Какая ты скотина, Беркутов!
Во мне столько гнева и злости, что я сама не замечаю, как снова начинаю драться с ним. Сидя сверху, ощущаю мощный прилив невесть откуда взявшейся энергии. Дурной. Бесконтрольной совершенно.
Потому что достал! Потому что ненавижу! Так сильно, что готова взять грех на душу!
Ослепленная лютой яростью, начинаю бить его: в каменную грудь, плечи, живот, и еще больше раздражаюсь, глядя на то, что этот придурок ни черта не делает. Не пытается ударить в ответ. Просто лежит и позволяет себя лупить. Какое-то время смотрит и все. Наблюдает точно хищник, готовый откусить жертве голову, но после того, как у нее кончатся силы на последнее противостояние.
И это заставляет меня остановиться. Даже не знаю, почему его поведение так пугает. Наверное, потому что я отлично понимаю, кто именно передо мной.
Хочу встать, внезапно осознавая в какой странной, неловкой и неуместной позе нахожусь.
Дергаюсь, приподнимая туловище, но он хватает меня за голую лодыжку, резко опрокидывает, и уже через секунду я лежу, растянувшись на мокрой и неприятной на ощупь траве. А этот идиот нависает сверху, придавливая своим крепким телом к земле.
Мне аж дурно становится. Я под ним, и это… мне не нравится категорически. Совсем не нравится.
— Ты, Лисицына, слишком много себе позволяешь, — тихо, сквозь зубы, цедит он.
— Да пошел…
Закрывает мне рот рукой.
— Заткнись. Просто заткнись, — прищуриваясь, зло угрожает, тяжело и надсадно дыша.
Смотрим друг на друга.
Три месяца.
Еще столько бы его не видела с превеликим удовольствием.