Над словами (СИ)

– Моим дамам хочется пить, – сказал он катьонте у большой резной двери.
– Но кир... – замялся тот. – Я тут...
– Что я слышу? – мягко, но как-то очень, очень хищно переспросил Конда, расправляя плечи и будто вырастая на пару ладоней. – А?
– Прости, кир... Забываюсь... – съёжился катьонте, исчезая за поворотом. – Один момент...
Конда приоткрыл дверь.
– Туда нельзя. Это опасно. До конца и направо. Постарайся заблудиться, – сказал он, подталкивая Ригрету внутрь. – Быстро!
Из-за угла послышались шаги катьонте, явно спешившего вернуться на пост.
– Твоя вода, кир, – сказал он, протягивая поднос с двумя стаканами.
Конда взял стакан, кивнув катьонте, озиравшемуся в поисках Ригреты, и отвёл Аяну за угол.
– Куда ты её отправил?
– На мужскую половину дворца. Там ещё два поста охраны. Они поднимут шум, не беспокойся.
– Но...
– На месте разберёмся, – пожал плечами Конда. – Вот, слышишь?
По коридору от резной двери пробежали два катьонте, и Конда удовлетворённо кивнул.
– Уходим.
– Но...
– Ты мне не веришь? – поднял он бровь.
Он быстро шагал в зал, где они танцевали, Аяна спешила за ним, недоумевая, испуганно оглядываясь назад, но Ригреты там не было. Конда обошёл зал по стене, пробираясь между беседующих кирио и девушек, и подошёл ближе к балкону с музыкантами.
– Необходимо твоё вмешательство, – сказал он мужчине в тёмно-красном камзоле. – Девушка в опасности.
Мужчина резко развернулся. Энда! Смуглый человек с ярмарки! Аяна сразу узнала его и вежливо присела.
– Где?
– Она случайно зашла на мужскую половину. Выручай, а то быть беде.
Энда подобрался и широкими шагами размашисто поспешил туда, откуда они только что пришли.
– Энда?
– Мы родственники по матери. Пойдём пока, походим по комнатам. Я сделал своё дело и могу погулять.
Он шёл по дворцу, мимо позолоты и портретов, мраморных статуй и столиков на стройных гнутых ножках, высокий, прямой, и Аяна тоже расправила плечи.
– Иди сюда, – сказал он в одном из коридоров, пустом и плохо освещённом. – Обними меня.
Она шагнула и обняла его, чувствуя, как волнение из-за толпы, обилия позолоты и величественных расписных потолков тает, несмотря на то, что чары золотистой каприфоли уже давно развеялись. С закрытыми глазами уткнувшись в рубашку Конды, она стояла, чувствуя, как его ладони греют её спину и затылок.
– С тобой тут не страшно.
– Тебе нечего тут бояться, Айи. Как тебе портреты?
– Потрясающие наряды. Особенно эти штуки на штанах.
– О, да. Их нарочно делали побольше... повнушительнее.
Они возвращались по коридорам, и Аяна разглядывала дам, которые чувствовали себя, по-видимому, довольно уверенно во дворце. Конда изредка показывал ей на кого-то из кирио, кратко поясняя, чем тот знаменит, и мало-помалу Аяна почти перестала робеть, случайно встречаясь с кем-то взглядом.
К ним опять подходили кирио, почти все – с дамами, и в конце концов Аяна, устав от мелькания лиц, потянула Конду за рукав в сторону колонны. Но она не успела спрятаться от толпы, потому что навстречу шёл Энда, ведя Ригрету.
А Ригрета сияла. Она сияла, как рубины в ушах креи Аселлит, как сотни свечей в люстрах, как позолота рам зеркал. Она сияла изо всех сил, пылая своим платьем и румянцем, и Энда шёл, поглядывая на неё с улыбкой.
– Я нашёл твою пропажу, – сказал он. – Как она умудрилась зайти так далеко?
Аяна прикусила губу, сдерживая улыбку, и покосилась на Конду.
– Твои дела и впрямь идут хорошо, – сказал Энда, разглядывая голубую вуаль Аяны. – Ондео, с голубыми волосами ты выглядишь необычно. Свежая идея.
– Энда, мне нужно поговорить с тобой. Это насчёт Рэн и Мар, – сказал Конда. – Можно глянуть ваши книги?
– Все? – удивился Энда, поглядывая на Ригрету.
– Нет. За последние лет... двадцать – двадцать пять.
– Хорошо. Сейчас?
– Да.
Энда вежливо кивнул Ригрете, и ушёл с Кондой, оставив девушек за колонной. Ригрета беспокойно подозвала катьонте и схватила с подноса стакан с вином.
– Ты знаешь, что устроил твой кир? – спросила она. – Он пихнул меня на мужскую половину дворца.
 
– Не может быть! – совсем не фальшиво возмутилась Аяна.
– Если бы не этот прекрасный Энда, это был бы позор. Конда прислал его спасать меня? Он с таким удовольствием выручал меня... я в восторге, – рассмеялась Ригрета. – Это надо было видеть. Слушай, у них там такая роскошь, на мужской половине. Что же на женской? Интересно бы посмотреть.
Танцуя плечами в такт музыке, она стояла и смаковала вино, и, казалось, действительно принадлежала этому месту, блистая, как кровавый самоцвет, вспыхивающий ярче от направленных на него взглядов.
– Я закончил, – сказал Конда, подходя к ним. – Вы не устали? Можем остаться, а можем ехать домой.
– Я бы осталась ещё немного, – сказала Ригрета, бодро улыбаясь.
– Тогда мы подождём тебя в комнате для отдыха. Она за углом. Катьонте тебя проводит, – сказал Конда, подставляя Аяне локоть.
Аяна сидела на мягком бархатном диванчике в комнате для отдыха, блаженно вытянув ноги в синих туфельках и разглядывая роскошь, окружавшую их.
– У тебя такое лицо... – сказал Конда, заглядывая ей в глаза. – Помню, ты сравнивала чрезмерные понятия и вещи с коврижкой, в которую положили слишком много мёда.
– Ты читаешь мои мысли, – улыбнулась Аяна. – Здесь слишком много всего. Людей, позолоты, взглядов, шума, запахов этих приторных духов... Это чрезмерно. Это несоразмерно и негармонично. Это оглушает. Каждая из этих роскошных вещей сама по себе прекрасна, но все вместе они создают впечатление, будто дети добрались до комнаты с музыкальными инструментами, расхватали их и пытаются бренчать и дудеть на них каждый свою мелодию. У нас такое было в учебном дворе.
Она встала и прошлась по комнате, разглядывая обстановку, ведя кончиками пальцев по узорам дерева, покрытого лаком, по перламутровым и костяным пластинкам, которыми были выложены узоры на ножках, поручнях, столешницах.
– Знаешь, в долине такие предметы были бы чужими. Такими же, как наши тарелки, столы и всё что угодно – тут. Хотя некоторые зеркала смотрелись бы интересно на грубой штукатурке стен. Представь. Моя кровать, на ней дикое одеяло, чистые доски пола, тяжёлый стол, и на стене – зеркало в тонкой витой раме, позолоченной. Сочетание несочетаемого.
– Как изюм в пироге, – сказал Конда, весело улыбаясь.
– Конда!
– Прости.
Он поманил её, Аяна села рядом с ним, улыбаясь, и положила голову на его плечо.
– Мне не хочется ни о чём думать. Просто сидеть рядом с тобой вот так. Меня переполняет счастье просто от того, что ты рядом.
– Меня тоже, Айи.
Ригрета заглянула к ним, когда было уже довольно поздно, и Аяна клевала носом на плече у Конды. Шелестя своим красным платьем, она обошла комнату, одобрительно оглядывая её.
– Я готова, – сказала она, изящно взмахнув рукой. – Можем уезжать!
– Ригрета, а ты там не видела, случаем, кира Далгат? – спросил Конда, ведя сонную Аяну под руку по анфиладам комнат под перекрёстными взглядами гостей.
– Не заметила... Он меня не заинтересовал, – пожала плечами Ригрета. – Тоже мне, ценитель вин. Пф-ф!
– Айи, у меня к вам с Ригретой будет одна небольшая просьба. Вы могли бы... обнять друг друга за талии, когда я скажу? – спросил Конда, оглядываясь. – Как бы сказать... Нежно.
– Мы можем, – с удивлением сказала Ригрета. – Да, Аяна?
– Конечно. Но нас же увидят...
– В этом... В этом и суть, – сказал Конда с некоторой неловкостью.
Аяна посмотрела на него, предвкушая новую игру, и огонёк, горевший в его глазах, развеселил её.
– Насколько... нежно? – спросила она, чувствуя, как дремота отступает. – Прямо вот нежно?
Конда с воодушевлением закивал, и Аяна прыснула в ладошку, а Ригрета восторженно подняла брови.
Конда ещё раз оглянулся, потом убрал локоть. Мимо них прошла какая-то пара.