Над словами (СИ)

– Давайте поиграем. На счёт три, – прошептал он. – Раз... Два... Три!
Аяна скользнула пальцами по корсажу Ригреты, чувствуя, как рука той смело обхватывает её талию. Конда покосился на них, подмигивая, и от его весёлого прищура вдруг совсем уж разудалое веселье охватило Аяну.
Её рука опустилась чуть ниже по подолу Ригреты, потом слегка сжалась, а через мгновение рука Ригреты сделала то же самое.
Сзади раздался глухой звук, похожий на сдавленный стон, и почти сразу же их обогнал кир Далгат Полла, держась за рёбра с той стороны, где в опасной близости от них находился локоток Талиамэ, тащившей его по коридору.
– Позволь предложить тебе руку, – сказал Конда, отставляя локоть в сторону. – Айи, Ригрета, вы изумительны.
– Это было несложно, – сказала Ригрета.
– Зачем это тебе? – спросила Аяна, кончиками пальцев гладя его кисть.
– Пригодится, – весело сказал Конда, увлекая её по коридору.
Верделл ждал их на кухне с обеспокоенным видом, и поинтересовался, всё ли в порядке. Ригрета с радостной улыбкой, хранившей все впечатления вечера, рассказывала Луси и Вараделте о роскоши дворца, и те лишь качали головами.
– А кира сказала, там не очень, – хихикнула Луси, когда Ригрета начала описывать платья дам и серьги креи Аселлит.
Аяна с улыбкой пожала плечами. Ну, серьги правда были красивыми, как и платья, и мебель.
– Меня пугает то, что остальных восхищает, – сказала она, ныряя под одеяло, и Конда отодвинулся с нагретого для неё места.
– Ты восхищалась мной, когда я пугал тут всех, – сказал он, накрывая их обоих одеялом. – Всё стремится к равновесию.
  
19. Ты никогда не делала ошибок?
 
Ветер налетел внезапно, порывом растрепав короткие прядки волос у лба и висков. Ташта подобрался и пошёл бодрее, но Аяна с удивлением вдруг узнала неуловимые нотки весны, которые этот неожиданный ветер принёс с юга. Как так? До весны ещё далеко, февраль ещё даже не начался!
– Инни, Ташта, – воскликнула она, чувствуя, как все волоски на теле встают дыбом. – Инни!
Она полной грудью вдыхала этот ветер. Ошибки быть не могло. Первые весенние запахи, которые лишь предвещали весну, но не обещали её скорое наступление, и которые будут тревожить её, пока настоящая весна не вступит в свои права.
– Инни!
Ташта полетел сквозь ветер, становясь ветром и превращая в ветер саму Аяну. Весна придёт скоро, наполнит голову Ишке дурманом, который будет изливаться томными балладами где-нибудь выше по склону, и те, кому будут предназначаться эти баллады, будут выходить на балконы и свешивать породистые хвосты, а птицы будут гомонить так, что от их чириканья к вечеру будет стоять звон в ушах.
Она осадила Ташту на рысь, потом долго ехала шагом. Ветер унёс напоминание о весне, но она хорошо помнила, как обычно это бывало в долине, когда в начале марта вдруг над крепко лежащим снегом проносился дух влажной земли и сопревших за зиму листьев, и исчезал, чтобы вернуться на следующий день, и снова, и снова, всё сильнее и сильнее кружа голову, постепенно сменяясь пьянящими запахами древесных почек и пыльцы, от которой Тамир снова начинал неистово чихать и тереть нос до самого июля.
Дорога, выложенная плотно подогнанным ровным камнем, так и манила бежать по ней вприпрыжку, так же, как прыгал Кимат, но Аяна сдержалась. Бородатый Анвер, прыгающий по дороге берега кирио! Такого зрелища не позабыть, раз увидев.
У входа была привязана новая лошадь Верделла, молодая, но смирная кобылка Нодли, ласковая и умная, очень любившая порыться в карманах у каждого, кто подходил к ней. Аяна достала кусок чёрствого хлеба и протянула ей на открытой ладони. Кобыла бархатными сухими губами осторожно подобрала хлеб с руки. Аяна почесала ей нос и, наконец, вприпрыжку вбежала в дом.
– Я не намерена это обсуждать!
Дверь наверху захлопнулась с резким грохотом, и Верделл, свирепо топая, спустился вниз и вышел из дома, даже не посмотрев на Аяну. Она взбежала по лестнице и кинулась к спальне Ригреты.
– Это я. Можно?
 
– Заходи, – устало сказала Ригрета, открывая дверь.
– Что случилось?
– Ничего. Мы немного поссорились.
Аяна оглядела комнату.
– Немного? – спросила она, поднимая одно из кресел.
– Я не сдержала досаду. Он ревнует.
Аяна вздохнула и с разбегу кинулась на кровать.
– А ты весёлая сегодня, – сказала Ригрета с улыбкой. – Что такое?
– Почувствовала весну.
Хлопнула входная дверь, и Аяна поднялась.
– Айи!
Она вылетела из комнаты и кинулась на шею Конде, чуть не сбив его с ног и крепко приложив спиной об стену женской половины.
– Погоди, – пробормотал он. – Погоди... Я хотел... А, чёрт.
Дождь, начавшийся внезапно, закончился так же быстро, солнце выглянуло и спряталось в серых тучах. Конда лежал, раскинувшись на кровати, глядя в светлый потолок.
– Что ты хотел сказать? – спросила Аяна, подбирая одежду.
– Я не помню, – пробормотал он. – Ты исчерпала меня. Моя плоть истерзана, и мой дух готовится покинуть её. Я чувствовал твоё приближение, как каждый раз чувствую, что ты несёшься ко мне, чтобы накинуться и мучить, мучить сладострастно, а потом оставить, наигравшись, вот так, опустошённого, измученного, под леденящим ветром, который охладит мою плоть, замораживая меня, и оставить тут страдать от одиночества и холода, среди равнодушных стен. В тепле камина моё тело чудом отогревается, и опять ты накидываешься на меня, чтобы терзать снова.
– Так бы и сказал, что тебе дует, – сказала Аяна, прикрывая окно. – Представляешь, а я сегодня весну почувствовала! Накройся хотя бы одеялом. Тут и правда прохладно. Погоди, я узнаю этот надрыв. Харвилл...
– Точно! – воскликнул Конда, не шевелясь. – Как я мог забыть! Я привёз его. Он сидит на кухне.
Аяна оторопело повернулась к нему, но он свёл глаза к носу и высунул язык.
– Воскреси меня. Не бросай меня тут одного. Давай же, вдохни в меня жизнь.
Он лежал, не шевелясь, и Аяна, нетерпеливо одеваясь, поглядывала на него.
– Ты будешь в меня вдыхать жизнь или нет?
– Ты бодр и полон сил. Опять.
– Тебе показалось. Где мой живительный эликсир? Разверни флакон обратно.
– Ладно, я одна спущусь.
Он вскочил и сноровисто оделся.
– А ты наловчился, – весело наморщилась Аяна, затягивая шнуровку платья.
– С тобой это жизненная необходимость. С учётом частоты и скорости, с которыми ты избавляешь меня от лишней шелухи, мне пришлось бы значительную часть времени проводить за одеванием, не освой я этот навык.
– Ты только глянь, – возмутилась Аяна. – Я избавляю?! Да ты сам...
– Какая разница, кто кого? – спросил Конда, целуя её. – Мы выиграли.
Харвилл сидел, слегка смущённый, на кухне, с куском пирога, что Вараделта с Аяной пекли накануне. Ригрета сидела рядом, гладила его по плечу, и глаза её влажно блестели.
– Я хочу ещё раз выразить признательность, – сказал Харвилл, но Конда лёгким движением двух пальцев остановил его.
– Не стоит благодарности. Скажи спасибо Ригрете.
– Ей я тоже сказал. Кир Конда, я уж было решил, что мне оттуда не выйти в ближайшие пару лет.
– Давай без кирио, Харвилл. Мы же договаривались.
– Хорошо.
– Мы тут поболтали по дороге, – повернулся Конда к Аяне. – Я предложил Харвиллу на выбор нашу комнату внизу либо дом на Венеалме.
– Я поеду на Венеалме, – кивнул тот. – Пока дожидаюсь Кадиара, поучаствую в делах сэйнана. Ты неплохо встряхнул эту трясину, Конда.
– Это не я, – усмехнулся тот. – Это вон та моя половина, – показал он на Аяну. – Да, эйстре?
– Эйстре? – весело удивился Харвилл. – Полагаю, это тоже чей-то подарок, как и родовое имя.
– Некоторым делают подарки, которые над вещами, – сказал Конда.
– Некоторые подарки гораздо лучше. Знаешь, с кем он меня познакомил? – спросила Ригрета, просияв. – С внуком крейта Риго от его любимой актрисы!
– Он мой двоюродный брат по матери, – пожал плечами Конда. – Вряд ли такое знакомство может оказаться бесполезным.