Смотри на меня
Опускает одну руку, но остаётся на месте. Выпускает. Но я не двигаюсь.
— Останешься — жалеть не буду. Всё будет по-взрослому. Никаких поблажек, Юля. И никакой больше дружбы.
Тело горит, пальцы немеют. Жгучая волна от его слов пробегает по телу.
Неужели всё это сидело в нас? Было в анабиозе, словно без кислорода? А после той ночи вдруг ожило, с оглушительным треском расправив крылья.
— Считаю до трёх. Потом ловушка захлопнется.
Закусываю губы, пытаясь унять сердцебиение. В его глазах столько тьмы и опасности, столько всего незнакомого и дикого. Я совершенно не знаю эти глаза. Знаю тёплые, со смешинками, знаю сердитые или заносчивые. Такие родные. Но не эти, наполненные огнём и желанием. Они пугают меня и… манят, предлагая рискнуть.
— Раз…
— Три, — выдыхаю негромко и подаюсь вперёд, зажмурившись.
Я не знаю, что будет дальше, не знаю, как мы справимся и сможем ли. Но сейчас наши губы сталкиваются, и любые рамки перестают существовать.
13Он не просто целует меня, он подчиняет себе мой рот. Сдавливает щёки пальцами и глубоко атакует языком.
— Не боишься, Конфета? — притискивает всем телом к шкафу, давая ощутить свою эрекцию. — Я тебя до утра не выпущу, и спать мы не будем. Будет всё совсем по-другому, чем в прошлый раз.
Намеренно пугает? На слабо берёт или всё ещё даёт право выбора?
— Боюсь, — отвечаю честно, но голос подводит и получается жалкий шёпот.
— Правильно делаешь.
И снова целует. Терзает, завладевая моим ртом и вызывая тем самым острый жар внизу живота.
Он сейчас накачан адреналином, возбуждён и опасен. Но я с удивлением понимаю, что это вызывает мощный отклик во мне. Словно заражение.
Это Егор, но совсем не тот, которого я знала столько лет. Никогда не видела эту его сторону, не подозревала о её существовании. Точнее просто не думала о ней.
Вертинский тянет вверх мой свитер и жадно проходится взглядом по телу. Я сталкиваю с него куртку и сдёргиваю футболку. Безумие. Сумасшествие кипит в крови.
Егор подхватывает меня под задницу, и я оплетаю ногами его талию. Прижимаю ладони к груди, впитывая жар его кожи.
— Я сделаю это с тобой сегодня столько раз, Юля, что ты на ноги встать не сможешь, — говорит без улыбки.
— Сделай уже, а то только пугаешь, — огрызаюсь, но тут же понимаю, что за свои слова придётся отвечать.
Вертинский усаживает меня на стол и толкает назад, вынуждая опереться на локти. Надеюсь общажный стол у парней покрепче, чем в нашей с девочками комнате. Стаскивает мои джинсы и отбрасывает в сторону. Наваливается и снова целует. Жадно, пылко, оставляя горящие следы на губах и коже. Стаскивает лямки бюстгальтера и оголяет грудь. И делает с ней языком крышесносные вещи. Сжимает в ладонях, терзает соски, прикусывает кожу.
Мне кажется, я вот-вот задохнусь от избытка ощущений. Он и правда действует совсем иначе, не так, как в наш первый раз. Нет той осторожной мягкости, больше напора.
Егор тянет вниз мои трусики и широко разводит ноги, смотрит туда несколько мгновений, заставляя меня ощутить жгучее смущение. Слишком откровенно, слишком для меня смело. И, думаю, это ещё далеко не всё его «по-взрослому».
Медленно проводит пальцами, размазывая скопившуюся влагу, отчего под коленями у меня стягивает сладким спазмом мышцы. Хочется свести ноги и прогнуться, но Егор второй рукой держит моё колено широко раскрытым.
Несколько секунд ему требуется, чтобы расстегнуть свои джинсы и надеть презерватив, а мне в эти секунды попытаться вдохнуть поглубже.
Зажмуриваюсь от страха, когда он подтягивает меня за бёдра ближе и заставляет лечь на спину, а сам опирается одной рукой рядом, второй направляя себя. Но входит плавно, хоть и туго.
Я думала, после первого раза больше не будет больно. Но ошиблась. Конечно, боль не такая резкая и интенсивная, но в первые секунды мне очень хочется, чтобы он вытащил. Но уже спустя несколько мягких толчков меня отпускает, мышцы внутри расслабляются, хотя по-прежнему я ощущаю плотную наполненность.
— Привыкла? — выдыхает напряжённо мне в ухо.
— Вроде бы, — ответить получается сдавленно.
— Хорошо.
И это «хорошо» как старт. За несколько движений Егор так увеличивает темп, стискивая пальцами мои раскрытые бедра, что я выпадаю из реальности. Невероятное острое чувство, когда не принадлежишь себе, когда ощущения по грани, когда власть над ситуацией в его руках.
Он сводит мои ноги и кладёт себе на одно плечо, подтягивая меня ещё ближе. Двигается быстро и глубоко, заставляет дышать тяжело и часто. Я ничего не контролирую, только принимаю его, подчиняясь.
Вертинский вдруг тормозит и выходит из меня, помогает подняться и ставит на ноги, на которых я бы ни за что сейчас не устояла, не держи он меня крепко. Разворачивает, заставляя упереться руками в стол, и снова толчком бёдер оказывается внутри. И снова всё на пределе. По-взрослому, как и обещал. Не жалеет, затягивая в нескончаемый дикий круговорот.
Свои ощущения мне проанализировать сложно. Они незнакомые и их слишком много.
Всё совсем не так, как было в первый раз. Егор словно другой.
Он кладёт мне ладонь на затылок, зарываясь пальцами в волосы, вжимается бёдрами особенно сильно и с низким стоном замирает.
Я дышу надсадно, внутри всё пульсирует. Мне вроде бы и легче, что он закончил терзать меня, но я ощущаю пустоту.
— Прости, Конфета, я был на взводе, — говорит хрипло, вытаскивая член. — Сейчас займусь тобой.
Звучит как угроза, от которой внутри внизу живота усиливается давление.
— Это не обязательно, — получается сдавленный писк какой-то.
Вертинский лишь хмыкает. Подхватывает меня, ещё не отдышавшуюся, поперёк и относит на постель. Распластывает и накрывает собой. Несколько поцелуев и он снова во мне. На этот раз движения плавные и тягучие, глубокие, медленные. Каждый толчок вызывает тёплую волну, запускает какую-то химическую реакцию во мне, нагнетающую тепло внизу живота и в груди.
— Давай, Юля, для меня, — смотрит в глаза, держит рукой за подбородок, не давая отвернуться.
Не совсем понимаю его просьбу. Чего именно хочет? Что я должна сделать для него?
Этот темп, эти его медленные движения будто разжигают во мне что-то, медленно, но упорно раздувают пламя, которое вдруг вспыхивает и разливается по всему телу. Каждая мышца, каждая клетка возгорается и плавится. Я выгибаюсь и так замираю, чувствую, что лицо становится мокрым от слёз. Как давно они катятся? Мне ведь не больно.
В себя я прихожу долго. Просто лежу на постели, свернувшись клубком, и слушаю собственное дыхание. Чувствую такое опустошение, будто все мысли и ощущения враз улетучились.