Роза для герцога (СИ)

Она медленно шла по устеленным гравием дорожкам лабиринта и представляла, что каждый поворот — это очередная перемена в её жизни.
Вот развилка увела её влево — это впервые проявился её целительский дар. По сей день она помнила, как ненавистный мальчишка, издевавшийся над нею всё детство, поранил ногу о ржавый гвоздь, торчавший из прогнившей выброшенной на дорогу деревяшки. На следующий день нога его напоминала полено, опухшая и раскрасневшаяся она заставляла закоренелого забияку, не хуже испуганного щенка, скулить от боли. Как же Розалин не хотелось помогать ему! Но тогда ещё, в тот день, судьба её определилась раз и навсегда. Её дар был добр ко всем, кроме неё самой, и заставлял помогать даже тем, кто, по мнению Розалин, вовсе не заслуживал ни помощи, ни даже сочувствия. Ненавистный мальчишка поправился, а про Розалин по деревне начали ходить толки, что помогла она ему не просто так и дар в ней настолько велик, что отказать нуждающемуся она просто не в силах.
— Инара, — шептали соседи, когда она проходила мимо их двора. — Настоящая инара… Сам источник одарил её.
Проклятье, а не дар получила она от Сатрэм, Южного источника Кресанта. Истинное наказание и вечные муки. Ей казалось, умри она, просящие отправятся за ней и в бескрайнюю Пустыню, где, кроме жажды и жара от палящего и днём и ночью солнца, ничего и нет. Ни людей, ни животных, ни растений. В той пустыне нет жизни.
Очередной поворот увёл её вправо, заставляя охранников, ни разу не бывавших в этом лабиринте, недовольно ворчать и оглядываться. Но выхода позади уже не было видно. Потеряй они из виду и инару, ещё долго им придётся плутать по искусно продуманному хитросплетению дорожек и высоких кустов.
— Давайте вернёмся, инара, — крикнул один из стражников.
— Боитесь вдвоём не уследить за одной девчонкой? — спросила Розалин с нарочитым вызовом в голосе. — Вас приставили ко мне, чтобы охранять, а не указывать. Так вот и охраняйте. — Она оглянулась на громилу, застывшего позади неё в нерешительности, и, убедившись, что он больше не собирался ей мешать, двинулась дальше.
Яркое солнце полыхнуло сквозь лиственный узор, и Розалин, сощурившись, снова свернула влево. Теперь яркие солнечные лучи наискось обжигали руки и лицо. Инара, постепенно ускоряя шаг, задумчиво вглядывалась в серые камни под ногами. Они напоминали ей едва остывший пепел, прилетевший от их только что сожженного дома. Казалось, она снова попала в свою деревню и слышала, как где-то вдалеке весело переговаривались и смеялись солдаты, а рядом её сестра рыдала над сыном, чьё лицо навсегда сохранит опечаток пламени. И даже целительский дар Розалин не сумел избавить его от огромного шрама. В тот день она смотрела на пепелище, оставшееся от их дома, и знала, что так судьба подталкивала и торопила её уйти.
Все инары, все, без исключения, уходят из дома. Они рано взрослеют, рано познают любовь и рано ею обжигаются. Они рано признают своё отличие от других людей. Они все понимают, что надо уйти. Что их путь — одиночество. Что просящие должны идти к ним дорогой поиска и преодоления. Тогда их сердце очистится и наберётся силы, тогда они станут достойны помощи. Ведь человек редко способен на благодарность. Он ценит лишь то, что далось ему тяжёлым трудом.
Вот и ей, Розалин, в тот день следовало покинуть деревню и отправиться дорогой одиночества, скрыться в лесу и принимать нуждающихся до тех пор, пока бескрайняя Пустыня не призовет её в последний путь.
Но Розалин не просила о такой жизни и не хотела её. Она, гонимая судьбой, ушла из деревни, но отправилась не в лесную глушь, а в самый шумный город в их герцогстве. Она пошла в Каринэю. Бунтарский ли дух говорил в ней, горячая ли кровь подтолкнула её, или же просто среди инар оказалась та, что не хотела подчиняться судьбе. Город встретил её шумом многолюдных улиц, грохотом колес о выщербленную мостовую и не терпеливым ржанием лошадей. В Каринэе жизнь кипела и переливалась через край. И трудно было сказать, что это столица раздираемого феодальными распрями герцогства.
 
Погрузившись в живую музыку города, она поняла, что никогда не сможет отказаться от общества других людей. Спустя три дня после прибытия в столицу ей удалось устроиться служанкой в замке герцога. Ни черные работы, ни пренебрежение знатных особ не страшили и не отталкивали её. Всё, абсолютно всё здесь было ей в новинку. Утром она приступала к работе с радостью, а за полночь ложилась спать, ощущая приятную усталость.
И жизнь в замке для неё была размеренной и спокойной до тех пор, пока нерадивый поварёшка не обжёгся куриным бульоном и дар её не потребовал помочь нерадивому мальчишке. Тогда взяла она с него слово, что он не выдаст её ни другим слугам, ни знакомым и родственникам, ни, уж тем более, чужакам.
Но разве мог юнец долго сохранять столь волнительную тайну? Один за другим в замок потянулись просящие, и их недуги не всегда шли от плоти. Только здесь, в столице Каринэи, Розалин наконец осознала, что на самом деле означало быть инарой. Она могла излечить болезни не только тела, но и души. Ей досталось тяжелое бремя, и привязано оно к ней было намертво. С ним она и отправится в бескрайнюю Пустыню, когда караванщик призовёт её в последний путь.
Очередная развилка напомнила Розалин о находившемся рядом прогале между разделявшими дорожки высокими кустами. Несколько новых, недавно отросших веток, прикрывали эту лазейку, и только жителям замка было о ней известно.
Не раздумывая, Розалин ускорила шаг и почти бесшумно юркнула в прореху. Ветви сомкнулись за её спиной, и она застыла, дожидаясь, когда тугодумы-охранники сообразят, что доверенная им инара пропала в замковом лабиринте.
Оклики и ругательства, откровенная брань и страх. Они боялись гнева герцога. И только Розалин не страшил этот ледяной завоеватель. Когда голоса стражи стихли, она медленно двинулась в сторону замка, представляя разъярённое лицо Андриана.
Этот северный герцог стал её очередным поворотом и новой насмешкой судьбы. Вместо тихих лесных чащ он увезёт её на север. Туда, где дни коротки, а лето столь быстротечно.
— Пусть думает, что победил, — прошептала Розалин, уже подходя к замку. — Но дух мой сломить у него не получится. Нет, герцог Тэнайский, радость ваша окажется недолгой.
  
Глава 2
 
Стражники так и остались блуждать по зелёному, тенистому лабиринту, поэтому в крыло для слуг Розалин вернулась в одиночестве. Её дерзкий, совсем необдуманный поступок, пробуждал в ней злую, совсем неприсущую ей радость. Ей хотелось увидеть разъяренное лицо герцога Тэнайского. Его напряжённые острые скулы, его более не холодный и вовсе не равнодушный взгляд. Его холодность ей хотелось раскрошить, как подтаявшую по весне льдинку. Сжать в руке и превратить в прозрачный песок, на глазах обращающийся в воду.
Ей не ведомы были страдания и перипетии, через кои пришлось пройти герцогу задолго до их злополучной встречи в ночном, залитом лунным светом саду. Одно ей было известно о нём наверняка — сердце герцога давным-давно покрылось толстой бронею из льда, ощетинилось и плевалось холодом на каждого встречного, осыпая его колкими словами и взглядами, как острыми и мелкими снежинками в зимнюю непогоду.
К слову, о снеге Розалин знала немного, ведь в Южной половине Кресанта зима бывала недолгой и почти бесснежной. Каринэю снеговые тучи накрывали лишь в декабре. Они вспушенной шапкой нависали над городами и сёлами, над ненадолго оголившимися лесами и краснеющими глинистыми пашнями, и время от времени они исходили снегом. Волшебным, тающим почти на лету. И лишь иногда, под самую смену года, тонкий слой белого волшебства задерживался на земле на несколько дней, но, как только эта белизна таяла и впитывалась в рыхлую почву, взбитые, словно перина, тучи вздрагивали, подхваченные неожиданными ветром, и сползали с Кресанта, как песцовая шуба со смуглого плечика южной красавицы.
Там, на Севере, куда увезёт её герцог, она ещё успеет пресытиться и снегами, и грозными, темными тучами, и серыми ничем не примечательными пейзажами. Стоило представить, как её обутая в открытые сандалии ножка ступает на черные земли Северной половины, и по коже Розалин проходил морозный озноб. Отъезд из столь любимого ею Юга вызывал так редко посещавшую её злобу.