Роза для герцога (СИ)

Она резкими, разгоряченными движениями укладывала свои скромные пожитки в старую, потертую котомку из коровьей кожи. Много лет она служила её матери и второй раз уже послужит Розалин. С этой же котомкой она несколько месяцев назад пришла в Каринэю, с ней же она и отправится на север.
Щеколда, на которую закрыта была её коморка, звякнула от чьего-то удара в хлипкую деревянную дверь. Кто-то усиленно теперь дёргал её за ручку, и Розалин, спасая казённое имущество, поспешила впустить нежеланного и нежданного гостя.
Когда дверь скрипнула и на ржавых старинных петлях отъехала в сторону, вслед за нею в комнату уверенно шагнул Андриан Фриоро, герцог Тэнайский.
— Значит, ещё стоит чего-то данное южанкой слово. — Он с порога облил её пренебрежительной холодностью, подхватил Розалин под руку и, захлопнув за собою дверь, повел девушку к кровати. — Да не бойся ты, — его губы изогнулись в кривой усмешке, — я не ходок по служанкам. Даже таким красивым, как ты.
Во взгляде герцога теперь вместо льда вспыхнуло, пусть и на короткий миг, пламя желания. Чистая, как белый первоцвет, неуверенно поднявший голову из красноватой глинистой почвы, Розалин ещё не познала мужской любви, но подобные взгляды ловила на себе нередко. Они не разжигали в ней ответного огня, а лишь заставляли бояться и презирать мужчин, сторониться их и держаться с ними холодно и гордо.
— Как видите, я никуда не сбежала. И слово своё держу. Зачем вы пришли?
Герцог разразился громким хохотом. Звук его смеха, отражаясь от стен, заполнял крошечную комнату, заставляя Розалин насторожиться и отсесть от него чуть дальше.
— Зачем вы пришли? — повторила она, желая, чтобы ненавистный герцог как можно скорее покинул её скромное жилище и позволил ей в одиночестве проститься и с Каринэей, и с этим старым, но уютным замком.
— Всё-таки южные девушки совсем не похожи на наших. — Андриан бесцеремонно присел рядом со служанкой и, ухватив её за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. — Разве не этого ты добивалась своим побегом от стражи? Хотела, чтобы я пришёл к тебе сам? Будешь умолять меня о милости?
И его тон, и его взгляд, несмотря на видимую игривость, были серьёзны. Герцог вовсе не шутил и действительно полагал, что своим вызывающим поведением Розалин пыталась привлечь его внимание. Ей хотелось возразить ему и посмеяться над столь абсурдным предположением, но разве не воображала она, как его взгляд вспыхнет гневом и равнодушие наконец сотрётся с его лица? Жар стыда полыхнул в груди инары и густым румянцем отразился на её щеках. Она оттолкнула от себя руку герцога и отвернулась к крохотному окошку, единственному в её комнате.
— Чего же ты ждёшь? — Андриана забавляла эта гордая девчонка. Он, как юнец, примчался в эту жалкую коморку, лишь бы стать свидетелем унижения дерзкой инары. Ему хотелось увидеть, как она, несмотря на свою ненависть и презрение, опустится перед ним на колени и будет умолять о пощаде. И он, может быть… Хотя, скажи он, что так легко простил бы инаре её проступок, это оказалось бы ложью. Он пришёл сюда, чтобы увидеть её на коленях, но совсем не собирался её прощать.
— Я жду, чтобы вы оставили меня в покое. Я сбежала от стражи, потому что мне хотелось побыть одной.
— И ты даже не предложишь излечить меня здесь, в Каринэе?
Жёгший её до этого стыд теперь сменился гневом. Розалин сжала кулаки и, шумно выдохнув, полоснула по лицу герцога очередным презрительным взглядом.
— За кого вы меня держите? Для вас я, наверно, не больше, чем деревенская дура, над которой можно поиздеваться! Скажите герцог, вы действительно больны?
Там, в саду, она смогла отказать ему лишь потому, что дар её молчал и не заставлял помочь. Поначалу ей казалось это странным, но не более. Теперь же, когда Андриан заявился к ней, ожидая извинений и мольбы, она наконец-то всё поняла. Её дар молчал не просто так: герцог вовсе не болен.
Он просто нашел себе очередную забаву. Её жизнь для него не больше, чем дешёвая игрушка, которую не жалко выбросить, когда надоест. Своими повадками, и то хищными, то равнодушными взглядами, он напоминал ей сытого зверя, лениво играющего со своей пока ещё живой добычей.
 
Приподнятое настроение Андриана ухнуло вниз, как подхваченная течением ветка срывается в раскрытую глотку водопада. От этой девчонки он мог ожидать, какого угодно ответа, но не того, который услышал.
— Из нас двоих издеваешься только ты. — Герцог поднялся со скрипучей узенькой кровати. — Значит, лечить меня не собираешься?
— А есть что лечить? — Розалин поднялась вслед за ним и, сделав глубокий вдох, положила свою правую ладонь на грудь герцога. В отличие от других инар исцелять она могла только правой рукой. — Видите?
— Ничего я не вижу. — На напряжённых скулах Андриана ходили желваки. Ему хотелось схватить эту инару за плечи и тряхнуть её так, чтобы она раз и навсегда усвоила, как следовало вести себя в его присутствии. Свой титул он унаследовал от отца и с детства привык к почтительному к себе отношению. Розалин оказалась первой простолюдинкой, которая не заискивала перед ним и не боялась его разгневать.
— Это потому что вы ничем не больны. — Розалин опустила руку и отступила на шаг назад. Само присутствие Андриана было ей неприятно. Его пронзительный взгляд заражал холодом, ей хотелось как можно скорее укрыться от него и закутаться во что-то тёплое.
— Не болен значит… — Герцог кивнул сам себе, и губы его вновь скривились в усмешке. — Что ж, у нас в распоряжении ещё много времени. Не думаю, что тебе понравится северный климат, инара. — Его взгляд полыхнул предвкушением, и Розалин пробил озноб. — Утром стража проводит тебя к карете. И даже не думай сбегать.
Бежать она не собиралась, по крайней мере до отъезда из Каринэи. Но только сейчас, глядя в эти серые, как снеговые тучи, глаза, она осознала, на что согласилась. Теперь её жизнь оказалась в руках этого жестокого и беспринципного человека и ни в Каринэи, ни в Тэнае, куда они отправятся завтра, вступиться за неё будет некому.
— Не стану вас больше задерживать, Ваша Светлость. Всего доброго.
Андриан сделал глубокий вдох, пытаясь утихомирить гулко стучавшее в груди сердце. Каждое слово инары прожигало его гордость, оставляя на ней обуглившиеся прорехи. В его герцогстве за такую дерзость слуг нещадно пороли, но стоило ему представить хлёсткий язык кнута, до крови лижущий смуглую кожу этой хрупкой и нежной, как цветок, красавицы, и к горлу подступало тошнотворное отвращение. Она считала его негодяем и тираном, и ему претила сама мысль, что инара могла оказаться права.
— Всего доброго, — ответил герцог. Слова оставляли на языке горькое послевкусие.
Словно в забытьи, он вихрем пронёсся по замковому коридору и, лишь когда за его спиной гулко хлопнула дубовая дверь выделенных ему покоев, остановился. Трясущейся рукой он провёл по покрытому испариной лбу, дивясь самому себе: потерять самообладание из-за слов обычной служанки — так на него не похоже.
— Ничем не болен… — Её слова продолжали жечь Андриана изнутри. — Ничем не болен.
Он подошёл к тумбе, на которой стоял хрустальный, украшенный витиеватым узором графин с водой, и наполнил ею бокал до верху. Прохладная влага коснулась губ, он сделал глоток и с упоением почувствовал, как разожжённый инарой пожар начал наконец угасать. Когда о тумбу ударилось дно опустевшего бокала, герцог прикрыл глаза, пытаясь стереть стоявший перед ними образ кареглазой бестии.
— Ничем не болен, — повторил Андриан и усмехнулся.
Как бы он хотел, чтобы это оказалось правдой. Его болезнь, а никак иначе он не мог назвать свои приступы, началась четыре года назад, сразу после смерти его жены и маленького сына. И местные лекари, и те, которых он приглашал из столицы, в один голос твердили, что виной всему горе.
Они выписывали ему травяные микстуры, советовали чаще гулять, а ещё лучше взять новую жену, чтобы заполнить брешь, оставленную в его сердце потерей близких. Но микстуры и прогулки оказались так же бесполезны, как и сами лекари, а жениться повторно герцог больше никогда не планировал. Ему хватило и одного брака. Лучше он сам примет гибель и отправится в бескрайнюю Пустыню, чем похоронит ещё одну супругу.