Чужая

Только и смогла, что ойкнуть, впечатанная во влажную, пропитанную запахами чистящих и моющих сборов стену.
И снова руки в кожаных перчатках по телу, сминают кожу сквозь грязное, пропитанное дымом платье.
И снова дикий страх. Ужас, до парализованных конечностей. В груди у Айи все сперло, сдавило – не вдохнуть, не выдохнуть. В то, что это происходило вновь, не верилось. Вырваться больше не пыталась. Он был много выше, много сильнее и ловчее чем она.
Обреченность, дикий страх и безысходность, все что чувствовала девушка.
Мозг отказывался верить в происходящее, что все случается вновь, что все повторяется. Что снова будет эта ужасная боль. А там еще даже не начало заживать. Значит, будет еще хуже, еще больнее.
– Пожалуйста, господин… – взмолилась служанка, сама не веря в то, что он внемлет ее словам.
– Молчи, не хочу тебя слышать! – скомандовал мужчина, по-хозяйски шарясь ладонями по ее телу.
– Пожалуйста…
– Тихо!
Она ощущала его подбородок над своим затылком. Слышала громкие, шумные вдохи и чувствовала, как большие руки, в холодной коже перчаток задирают ее юбку. Прогибают в спине, заставляя оттопырить зад. Стягивают теплые колготы вместе с панталонами, щиплют за окаменевшие ягодицы. Слышала, как замирает собственное сердце и через мгновение переходит в галоп. Слышала его тяжелое дыхание и жадные вдохи, и какое-то злое раздражение следовавшее за ними, так как он начал резче и болезненнее вихлять ее телом, щипаться. Рычать.
О голый зад потерлось твердо и горячее, выпирающее через жесткую ткань его штанов.
– Пожалуйста, – жалобно пискнула Айя, чувствуя, как он освобождает свое естество из оков одежды, – почему я?
– Молчи! – снова отрезал он, больно впечатав ее лбом в стену.
Происходящее казалось девушке нереальным. Такого просто не бывает! Не может быть! Только не снова.
Она чувствовала, как большая, твердая и пульсирующая головка трется между ее ягодиц, оставляя влажные и липкие следы смазки, на покрытой мурашками коже. И не верила, что это происходит опять.
А он не пытался быть нежным или аккуратным. Он пришел получить свое. То, что хотел, желал и не видел тому препятствий. Чувства какой-то чернавки его не интересовали.
Жгучая боль появилась резко, вслед за его первым толчком. Начавшая заживать кожа треснула, заставив девушку взвизгнуть и протяжно застонать. Заскрести ногтями по стене, закусив до крови и без того истерзанные губы.
Последующие толчки огромного члена в себе Айя чувствовала, словно через красную пелену. Что произрастала из ее промежности волнами боли и сотрясала все тело, застилая сознание и заставляя биться в какой-то сумасшедшей агонии.
А он все входил и входил, таранил то, что не подходило по размеру, прижавшись лбом к ее затылку, до синяков сжимая бока. Дышал тяжело и часто.
Айя терпела. Молчала, как и было приказано. Злить его боялась. Просто терпела и ждала. Ждала, когда эта ужасна пытка закончится. Молча, глотала градом льющиеся слезы, рвано тянула в себя воздух. Не сдержалась и слабо ойкнула, когда при очередном толчке он болезненно сжал ее грудь. Смял в своей огромной ладони. Заурчал куда-то ей в шею. Завибрировал. Ускорился, вдалблбливая покорную служанку в стену, втянул в себя запах ее волос, пота и дыма, коим она пропиталась за день, и кончил, сотрясаясь все телом, насаживая девичье тело на себя до предела, наслаждаясь ее тихими всхлипами.
По ногам снова текло. Липкое и горячее. Внутри пульсировало и простреливало. Даже вдох давался с трудом. Перед глазами плыло. Айя мечтала отключиться. Мозг отказывался воспринимать происходящее, а тело просто болело. Казалось, она сама стала болью.
Мужчина медленно вышел из девичьего тела, опираясь руками о стену по обе стороны от ее головы. Приводил свое дыхание в норму, расслабился. Служанка под ним тихо сползла по стене, оседая на холодный каменный пола. Задрожала. Обхватила себя холодными руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Беззвучно рыдая, жалея себя, свое поруганное тело.
Слышала, как он заправляется, одергивает камзол и щелкает запонками.
На какое-то время в помещении повисла гнетущая тишина.
– Завтра, после ужина придешь в мою купальню.
И так же бесшумно, как и вошел, ассур растворился в покосившемся дверном проеме. Оставив после себя лишь боль, горечь и чувство обреченности, под уже ставшим ненавистным, едва уловимым ароматом кедра.
    
Глава пятая
Айя не спала той ночью. Долго, очень долго сидела на холодном полу и смотрела пустым взглядом в темноту. Слез не осталось, глаза были сухими. Вместо них красными слезами рыдала вновь разодранная скула. Наливалась и пульсировала болью ссадина на лбу. В промежности бушевало пламя.
Смогла встать только ближе к утру. С трудом собрала затекшие и озябшие конечности. Как-то отстраненно заметила, что не хватало пары пуговиц на платье, и был почти оторван рукав. Свисал с плеча жалким, грязным лоскутом.
Попыталась как-то примостить его обратно. Замерзшие пальцы дрожали и ничего получалось. Оставила эту затею. И накинув на плечи платок, тяжело и с надрывом выдохнула. Девушку мутило, в голове шумело. Все как в тумане, казалось нереальным. Бредом. Если бы не боль. Казалось, что болит каждая клеточка ее существа. Даже думать ей было трудно. Все путалось.
На дрожащих ногах подошла к большому деревянному ведру и, наклонившись, окунула в него лицо. Принялась жадно глотать ледяную воду, только сейчас ощутив, как сильно хотела пить. Вынырнула, хватая ртом воздух и вытирая лицо руками, зачесывая назад спутавшиеся волосы. Несколько влажных прядей облепили Айе шею, заставив вздрогнуть от холода.
Это ничего. Это привычно.
Это пройдет.
Уговаривала саму себя. Бодрилась. Утешала.
А за прикрытым ставнями окном занимался рассвет…
– Ох ты ж, собака сутулая! Где тебя так потаскало?! – воскликнула тучная повариха, заметив спускающуюся по ступенькам Айю. – Опять скажешь, упала?
– Да госпожа, – кивнула служанка, привычно направляясь за ведрами.
– Брехливый твой рот! – выплюнула женщина, – иди давай отсюда! Смотреть на тебя тошно! Грута просила ей в помощь кого-то выделить, вот и ступай к ней. Пусть свиньи на такую «красоту» любуются. Страх, да и только. Иди-иди, чего встала?!
Девушка мысленно застонала.
– И стрекозу эту возьми, пусть с навозом скачет. Одна суета от тебя! – повернувшись к зевающей Лили, велела повариха.
– Ну, тетушка Морт! – заканючила не ожидавшая такого поворота событий прислужница.
– В конюшне нукать будешь! Идите, не доводите до греха! Ступайте-ступайте! Кыш!
На скотном дворе их уже ожидала низенькая и сухонькая, но от того не менее шустрая старушонка Грута. Она скептически осмотрела прибывшую подмогу, и тяжко вздохнув махнула рукой.