Копельвер. Часть ІІ (СИ)

А слепцы уже сдирали с себя повязки и до крови расчесывали пустые глазницы, желая увидеть своего спасителя.
— Не оставляй нас! Заслони от беды! Защити нас, словно отец! — кричали они, не видя, но чувствуя Виду. — Заступись за нас!
И Вида, подумав еще немного, зашагал обратно.
— Они ждут тебя! — кричала Ойка, не смея отвести от него глаз. Ей казалось, что, если она перестанет убеждать Виду в том, что тот должен вернуться, он неминуемо повернет назад, в пустоту.
Но Вида шел все быстрее и быстрее. Он уже бежал, не обращая внимания на рану в плече и груди. Добежав до нее, он остановился и поглядел ей в глаза. А потом побежал снова.
Ойка словно вынырнула из сна и услышала, как из груди Виды донесся слабый свист. Тотчас же в гостевой покой вошли служанки, которых послали, чтобы обрядить Виду в последний путь.
— Господин Ванора! — закричала одна, пятясь к двери. — Господин Вида… Вида жив!
Эта весть пожаром разнеслась по замку и все обитатели Угомлика во главе с тремя обходчими поспешили своими глазами убедиться, что Вида и впрямь не умер. Ойка, пока слуги бестолково бегали туда-сюда и истошно голосили, заползла под широкую кровать и закрыла глаза. Больше всего на свете ей хотелось спать — никогда прежде, даже работая от зари до темна у Малы, она так не уставала.
“Я только чуть полежу…” — начала она про себя, но, не договорив, крепко уснула.
— Наверное, этот старый пень ошибся, — всхлипнул Игенау, сжимая в своей ладони потеплевшую руку друга. — А мы, дурни, и поверили…
Иверди пристально посмотрел на Ванору, будто призывая его разгадать эту загадку.
— На все воля богов, — коротко ответил обходчий.
А в Угомлик, тем временем, вернулись Зора и Мелесгард. Посыльный, которого отправил Иверди в Прилучную Топь, не решился рассказать хозяевам о том, что на самом деле случилось с их средним сыном, а только лишь попросил их скорее ехать обратно.
— Господин Вида занемог, — соврал он, стараясь не глядеть в глаза Зоре.
Мелесгард тотчас же распрощался с Кьелепдаром и, не дожидаясь, когда явится возница, отпущенный на все четыре стороны до самого вечера, сам правил лошадьми.
Чуть ли не на ходу Зора, предчувствуя сердцем самое худшее, спрыгнула с саней и побежала в замок, расталкивая высыпавших на крыльцо слуг.
— Мама! — бросился к ней обрадованный Трикке. Рядом с матерью, такой живой и решительной, ему больше не было страшно.
Но Зора будто бы не узнала его, не услышала обращенного к ней зова. Даже не взглянув на младшего сына, она вывернулась из его объятий и поспешила за Иверди, оставив Трикке сиротливо стоять во дворе и отчаянно завидовать брату, которому даже сейчас доставалось больше материнской любви.
***
В ту ночь Иль не дождалась Уульме. Она не удивилась и не испугалась: накануне весны и большой ярмарки у мастера всегда было много работы. Каждый день он задерживался в мастерской допоздна, а иногда и вовсе оставался там ночевать. Вот и сейчас Иль, не заподозрив ничего дурного, отпустила Беркаим, отужинала и легла спать.
Едва занялся день, как ее разбудил громкий стук в дверь.
— Открывай! — голосила с улицы Беркаим. — Беда пришла!
Иль, едва запахнув полы халата, отперла нежданной гостье.
Беркаим была вместе со своим сыном — одним из подмастерьев Уульме. Утром Билим, как и всегда, отправился в мастерскую, но мастера он не застал. Он решил сбегать в лавку, но и там Уульме не нашел.
— Все в стекле! — причитала Беркаим. — Все изделия побиты! Что выставить на ярмарку?
Подмастерье, дождавшись, пока его мать закончит, тихо добавил самое главное:
— Торговцы сказали, что Уульме в темнице. Его забрали ночью люди с нашлепкой личной кетовой стражи на платье.
Иль не ничего не знала о законах Нордара, о том, как привык судить Иркуль, и о том, чем грозило Уульме заключение в темницу.
— Ничего не починишь! Не склеишь! — продолжала оплакивать стеклянные безделки Беркаим. — Все побилось, все!
— Иркуль обычно казнит на закате, — сказал Билим.
— Как казнит? — вскричала Иль. — За что?
 
— За убийство. Уульме убил нордарца сегодня ночью.
Иль осела. Смысл слов, сказанных подмастерьем, не сразу дошел до нее. Да и как поверить в то, что она сейчас услышала?
Во дворе раздались шаги. Один их тех торговцев, который давеча бросился на помощь Уульме, пришел к Иль с вестями.
— Уульме казнят на закате, — повторил он страшные слова.
Иль поняла, что ей нужно было делать. Бежать! Со всех ног мчаться во дворец к Иркулю и молить того о милости для Уульме.
Она накинула на плечи шаль, кликнула дремавшего в клети телохранителя и побежала ко дворцу Иркуля.
Иль не помнила, как ноги принесли ее к дворцовой площади. Добежав, она оперлась о кирпичный выступ и согнулась почти пополам. Никогда прежде не приходилось ей так быстро бегать. Телохранитель бежал следом, но даже он не поспевал за своей быстроногой госпожой.
Отдышавшись, Иль подошла к воротам и замолотила по ним кулаками. Через миг они распахнулись, и один из охранивших их стражников выглянул наружу.
— Чего нужно? — спросил он, доставая меч.
— Разве ты не узнал меня? — в ответ спросила Иль.
Тот ахнул и отступил на шаг.
— Госпожа, — промолвил он, неверяще глядя на девушку.
— Вели доложить Иркулю обо мне. Скорее!
Но стражник не спешил выполнять ее приказ. Он стоял и смотрел на принцессу, беззвучно шевеля губами.
— Госпожа, — наконец, собрался он с духом. — Государь приказал никого к нему не пускать.
— Я — его сестра! — закричала Иль. — Я пришла просить за мастера Уульме, которого заточили в темнице!
— Слишком поздно, госпожа, — ответил ей стражник. — Мастера Уульме казнили на рассвете.
— Я не верю тебе! — вырвалось у Иль. — Ты лжешь!
Стражник пропустил ее и телохранителя внутрь и прикрыл ворота. Палач, который уже успел переодеться в черное платье и снять повязку с лица, подозвав керу поближе, достал из большой бочки высоленные головы верного Цея и иноземца Уульме.
Иль покачнулась и рухнула наземь.
— Пойдем отсюда, госпожа, — сказал телохранитель, помогая ей встать. — Пойдем!
Давно, казалось, забытая покорность вернулась к Иль, так что она послушно кивнула гридню и, опустив голову, побрела обратно.
— Стойте! — закричал стражник, когда они уже отошли от каменных ворот. — Стойте! Начальник стражи зовет вас.
Тот самый воин, который запомнился Уульме, вышел им навстречу. Он поклонился Иль, пусть и не так низко, как делал это раньше.
— Госпожа! — поприветствовал он керу. — Мастер просил передать тебе кое-что.
И он кивком приказал первому стражнику поднести ему поднос, на котором лежал, поблескивая на солнце, кинжал Уульме.
***
Выгнав из покоев сына и Арму, и старого лекаря, и обходчих, и даже самого Мелесгарда, Зора недвижно сидела рядом, беззвучно молясь всем богам — земным и небесным, прося их о милости для ее мальчика.
— Заберите лучше меня, — взывала она к милосердию оннарских заступников, вытирая слезы, которые ручьем текли по ее лицу. — Я уж нажилась… Я свое дело сделала… Только не Вида, только не мой сынок…
Старый знахарь суровой ниткой сшил края раны, и теперь Зора прикладывала к ней тряпки, вымоченные в отваре дубовой коры.
Грудь юноши тяжело поднималась, будто каждой вздох был ему в тягость, его то колотило в ознобе, то жгло в горячке. Зора с ужасом смотрела на то, как Вида корчится от боли, не в силах даже стонать.
— Крепись, сынок, — просила Зора, стараясь не причинять ему лишних страданий. — Держись!
Только глубокой ночью Зора осмелилась хоть ненадолго отлучиться от постели Виды. Дождавшись, когда юноша забудется беспокойным больным сном, она, едва держась на ногах, тихонько вышла в залу.
— Где Ойка? — устало спросила она Арму, сидящую под дверью.
Только сейчас Зора вспомнила, что после возвращения из Прилучной Топи не видела свою приемную дочь и про себя не могла не удивиться тому, что обычно отзывчивая и исполнительная, да к тому же и любившая Виду Ойка даже не спустилась вниз узнать в чем дело иль предложить помощь.