Пять невест и одна демоница

Дедушка точно не поймет.
И Сержио он не примет. Ретроград. Да и идеи у него престранные. Все же знают, что благородный человек не может работать. Это честь пятнает в конце-то концов! Вот и Сержио… да и зачем, когда другие работают?
– Поживем год-другой в твоем замке, – Лукреция совершенно успокоилась.
В конце концов, не так она и пустоголова, как матушка полагает. Наоборот. Она все продумала!
Дон Сержио икнул.
– Потом, когда наследник родится… или наследница. Не важно. Нас простят. Матушка всегда так, сначала поругает, но простит всенепременно. Самое большее – пять лет.
Лицо Сержио почему-то вытянулось.
– Да, определенно… так никто и не скажет, что они были мягки и попрали приличия. Конечно, продержаться пять лет вдали от двора будет нелегко, но мы ведь можем создать свой собственный двор.
Сержио что-то булькнул. Наверное, от восторга и перспективы слова растерял.
– Небольшой, но изысканный. Пригласим живописцев, музыкантов. Поставим твой балет. И к нам будут съезжаться люди! О нас пойдет слава, как о самой прекрасной, самой удивительной паре мира! – она прижала руки к груди и зажмурилась. – О, мы перестроим твой замок… и не только замок. И все земли!
– З-зачем?
– Чтобы соответствовали. Никаких крестьян, полей, пастбищ. Только чудесные лужайки и дивные сады. Назовем их Сады Любви. Тебе нравится?
– Но… это… это неблагоразумно! – выдавил дон Сержио и, кажется, слегка побледнел. Точно, кажется. Пудра такая. Надо будет сказать, чтобы сменил. Слишком уж неестественный оттенок получается. – Ваши венценосные родители…
– Конечно, осерчают. Тут думать нечего. Титулов могут лишить. Меня. Тебя-то не тронут, разве что немного… они же должны всем показать, что брак без благословения. Но не волнуйся, говорю же, это будет ненадолго. Пока мы не покажем всем, на что способна истинная любовь.
Раздался тонкий свист и Летиция поднялась.
– Сегодня, – сказала она строго. – В десять. Я жду тебя здесь. Готовь побег.
И удалилась.
Как прекрасное видение. Правильно. Она действовала именно так, как советовали в «Советнике для дам». Дарила надежду и исчезала, оставив кавалера пребывать в приятном томлении и душевном смятении. Насчет этого Летиция, правда, не была уверена, все-таки вслух дон Сержио не озвучивал ни про смятение, ни про томление, но очень надеялась.
– Дура, – её схватили за локоть и дернули куда-то в кусты. И прежде, чем Летиция успела завизжать, зажали рот. – Это я.
Ариция!
Следила! Вот ведь пакость мелкая!
– Только посмей мне помешать! – прошипела Летиция, испытывая преогромное желание укусить сестру, но та благоразумно руку убрала.
– Не собираюсь. Он не явится. Если осталась хоть капля мозгов в этой петушиной голове.
Летиция обиделась.
– Явится. Он меня любит.
– Тебя? Нет, он любит себя. В этом вы, к слову, похожи, – сестрица отпустила руку. – А еще он любит твой титул и перспективы, которые он открывал. Еще твое приданое. Но если ты сбежишь, то приданое могут и не выплатить, а титула лишат. И что останется?
– Наша любовь!
– Ну-ну, – фыркнула сестрица. – Знаешь, иногда мне начинает казаться, что ты не такая уж и дура. Но потом раз и все меняется. И понимаю, что именно такая… но и к лучшему.
Обидно.
До того, что прямо потянуло вцепиться в лицо этой… этой… слов нет, какой этой! Приличных. А неприличные принцессы произносят лишь мысленно.
– В общем, конечно, попробовать попробуй, но я особо и не рассчитывала бы.
Ариция её отпустила.
– Не донесешь матушке?
– Надо бы, но ни к чему. Спорим, он сегодня же уберется восвояси. Пришлет письмецо, что его домой срочно призывают. К одру больной матушки…
…батюшки.
Письмо доставили спустя четверть часа. И дон Сержио рассыпался в изысканных выражениях, заверяя в своей бесконечной любви, противостоять которой мог лишь сыновний долг.
– Ты… ты… – Летиция поняла, что еще немного и расплачется.
– Не переживай, – Ариция забрала письмо и пробежалась по строкам. – Нужен был тебе этот павлин?
– Кто?
– Яркие перья и пустая голова. Чтоб ты знала, он давно уже живет в долг. Земли заложены и перезаложены, там полнейший упадок. Замок не лучше. Тебе бы там не понравилось. Пусто. Сыро. Даже зимой не топят, берегут дрова. Он и здесь-то все больше по приятелям и в гостях столуется, чем у себя.
– Но… он же…
– Что он тебе дарил?
Пальцы Летиции сомкнулись на зеркальце.
– Что, цветы из матушкиного сада? Почти столь же прекрасные, как ты? – Ариция даже голос передразнила. Получилось очень похоже. – Все-таки дура ты, сестрица… если где и организовывать свой двор, то там, где не надо зимой на дровах экономить.
– Думаешь?
– Думаю, что тот, кто прислал тебе небесные сапфиры способен и дрова купить. А мне изумруды… интересно, что остальным.
– А… а вдруг он страшный?
– Тогда испугаешься, – невозмутимо ответила Ариция и письмо поднесла к свече. Бумага вспыхнула сразу. – Но хотя бы действительности, а не своих о ней фантазий.
    
Глава 18 
 О тяжкой доле девичьей
«Если женщина ожидает ребенка мужского пола, то ее правый глаз будет ярче и подвижнее, чем левый. Правая щека будет румянее левой, да и все ее лицо будет живее, чем ранее. Вынашивая мальчика, женщина будет меньше грустить, чем вынашивая девочку»
«Трактат о женском здоровье и долголетии, писанный мудрецом Астотелем в незапамятные времена и переведенный, а тако же истолковонный скромным иноком Спасием Чудоземцем»
 
Утром у меня прорезался хвост. Будто мне рогов было мало. Теперь зеркало, которое появилось на стене, огромное такое и издевательски точное, показывало, что рогов мне не мало. Были два. Темненьких, каких-то блестящих, словно лаком покрытых.
Остреньких.
Я пальцем потрогала. И даже не удивилась, что ноготь, акриловый, свеженарощенный, стал темным и тоже остреньким. С виду. И не акриловым.
Образ, стало быть.
Мать его!
Острожнее ображать надо, когда призываешь. А то…
Я повернулась боком. Итак. Хвост. Одна штука. Длинный. И тонкий. Дергается, выказывая глубину моего возмущения. А еще и кисточка на конце, словно пуховка. Я поймала её, потрогала… и вот дальше-то как? Не то, чтобы сильно мешал.
И нервы у меня за ночь слегка окрепли. И разум смирился с неизбежностью, но… вот реально, вчера рога, ночью хвост. А дальше? Чешуя и крылья? И… и буду я вправду Пожирательницей душ. Ага. Вот имя-то матушкино и пригодилось.