Пять невест и одна демоница

Точно, громадина.
Стены его в свете полуденного солнца гляделись белыми до того, что Мудрослава прикрыла глаза ладонью, чтобы не ослепнуть.
– Больше нашего, – протянул Яр и, сунув руку в напудренные волосы поскребся. Накладная коса сбилась, и Мудрослава вздохнула.
И это вот великий и могучий государь?
Может… прав Древояр?
Странная мысль. Страшная и все же… все же… государь – сердце Вироссы. И ему надлежит править. Желательно, мудро. Или хотя бы как-нибудь, но внушая врагам трепет, вселяя в сердца подданных любовь и благоговение. А какое может быть благоговение, когда из-под задранного сарафана выглядывает волосатая коленка. И государь, вместо того, чтобы на троне восседать, подпрыгивает, будто… будто…
Нет.
Этак она вовсе додумается до недоброго.
– А интересно… легионы смерти, они какие? – Яр прикусил кончик косы и даже пожевал.
– Скоро увидишь, – мрачно произнесла Мудрослава, пытаясь отогнать то, дурное, что шелохнулось в душе.
Шелохнулось и стихло.
Кажется.
    
Глава 32 
 О том, что подсматривать нехорошо, но порой полезно
«А средь прочих всех дев выделяется она красотой и пригожестью. Ростом невысока, но сложена складно, сия особа имеет кожу белую, лицо округлое. Глаза её тако же округлы, и брови округлы. Рот мал»
«Из письма некого благородного господина своему покровителю о деве, коию оный собирался облагодетельствовать женитьбой»
 
Я не собиралась подсматривать.
Делать мне больше нечего!
Ну… в принципе, делать мне больше как раз было и нечего, но подсматривать я все одно не собиралась. Вернулась в покои, заперлась, пытаясь как-то унять непонятное раздражение и вовсе уж противоестественное желание выдрать этой, напудренной, сердце.
Невеста, чтоб её.
Принцесса.
Всамделишняя.
И Ричард куда-то подевался. Небось, спрятался от грядущего счастья и тут я где-то даже его понимаю.
– Она мне не нравится, – сказала я Замку и погладила стену.
А на ней появилось зеркало.
Такое вот, тяжеленное, в золоченой раме. В общем, самое приличное для замка зеркало. Правда, что-то в последнее время к зеркалам я отношусь с некоторой опаской.
– И что это? – осведомилась я, постучав по стеклу.
Темненькое.
Гладенькое.
И на глазах прямо посветлело, вернее помутнело. А когда муть развеялась, я увидела принцессу. Прекрасную… ну… скажем так, на любителя.
Принцесса стояла посреди комнаты.
А неплохо ремонт получился. Сдержанно так, с достоинством. Но принцессе не нравилось. Ишь, головой крутит и морщится.
– И все-таки бедновато как-то, – услышала я голос. Голос вот был приятным.
В отличие от самой девицы.
Вокруг нее суетилась полдюжины других, пытаясь стянуть некую ужасающего вида конструкцию, весьма похожую на две огромные корзины, которые зачем-то связали между собой ремнями, а в центр сунули эту самую принцессу.
Я погладила юбки.
Платьев в гардеробе моем за прошедшую неделю прибавилось. Приведенный дэром Гроббе портной, человечек невысокий, лысоватый и с выражением вечной тоски на лице, оказался весьма понятливым.
И умелым.
В общем, поладили мы без всяких корзин с корсетами.
– Ничего, – девица раздраженно дернула за корзину, но без толку. Верно, закреплены те были на совесть. – Вот выйду замуж, я все тут поменяю…
– Ваше высочество, пожалуйста, стойте смирно! – взмолилась круглолицая женщина и ручками всплеснула.
– Стою.
– И стойте. И, если позволите совет…
– Позволю, – похоже, принцесса была в настроении.
– Возможно… хозяин этого места… в силу своих особенностей… как бы это выразиться… чужд прекрасному.
– Не совсем.
Корзины хрустнули и так, что у меня челюсть заболела.
Принцесса вздрогнула. Но тут же сделала вид, что не вздрагивала и вообще она тут… принцесса.
– Он же влюбился в меня.
– Когда только успел? – проворчала я, думая, что если Ричард и вправду такую глупость сотворил, я его… я с ним… не знаю, что сделаю.
Конструкция распалась и отправилась куда-то в угол.
– Или нет?
– Несомненно, если он еще не влюблен, то очень скоро осознает свое счастье! – важно провозгласила женщина и чуть тише добавила. – Вы его только не пугайте.
– Чем?
– Переменами. Мужчины, ваше высочества, существа весьма нежные и требуют особого обхождения. Даже лучшие из них робеют, когда речь заходит о чувствах.
Девицы хором вздохнули, и принцесса тоже.
– И потому… просто пока не говорите.
– О чем?
– О переменах, которые ждут это место.
Какая опасно разумная женщина.
– После свадьбы обрадуете.
Замок заскрипел. А я проворчала:
– Хрен тебе, а не свадьба… погоди, сейчас другие подтянутся и выберем тебе хозяйку какую… какую-нибудь выберем. Такую, чтоб тут ремонтов не затевала и корзины к заднице не привязывала.
Я отвернулась от зеркала, в котором принцессу раздевали.
Переодевали.
Пудрили.
– Ты… ты покажешь мне то зеркало? Которое… ну… то самое, – почему-то вслух произнести не получалось. Я хотела, но слова застряли в горле.
И мурашки по спине побежали.
Зеркало убралось вместе с принцессой, а вместо него появилась дверь. Вот это я понимаю, умный дом. И… и в тех покоях все еще было тихо.
При дневном свете они не казались такими уж мрачными. Или мрачность вовсе существовала лишь в моем воображении? Свет проникал сквозь стекла, но какой-то размытый, неясный. В нем сам воздух казался густым, плотным.
Мебель.
То же, что и было. И… и все-таки немного иное. Кресло у окна. Книга на подоконнике. Лежит, страницами вниз. Я так тоже делала, каюсь. Дурная привычка, одна из многих.
Плед, перекинутый через спинку кресла. Мягкий. И едва уловимо пахнет лавандой. Странно, что за столько лет запах не выветрился.
Пыли нет.
Да, это тоже неправильно.
Туалетный столик. И флаконы на нем. Большие и маленькие, крошечные совсем. Коробки. Коробочки. Я не удержалась и открыла одну, выпустив облако розовой пудры. Запах лаванды сделался отчетливей.