Джованна I. Пути провидения

На торжествах присутствовали и представители всех других королевств Италии, а особенно многочисленными были гости из Флоренции, отличавшиеся изысканностью туалетов. Флорентийцы прибыли с огромным количеством подарков, отдавая дань уважения покойному Карлу, которого до сих пор помнили и любили. За обедом семьи Таранто и Дураццо с умыслом рассадили вперемежку, чтобы те не имели возможности обмениваться недобрыми взглядами с Каробертом.

На пиршестве столы были завалены яствами, а многочисленные гости веселились, подогревая себя опустошаемыми один за другим кубками. Уже пьяный Кароберт среди всеобщего шума сосредоточил вокруг себя слушателей и, раскатисто смеясь, рассказывал сомнительные нелепости из своих рыцарских и охотничьих похождений, поглядывая на свою новую невестку.
– Как-то Фра Мориале набирал солдат в германском городе… А-ха-ха-ха, – заливался смехом Кароберт, не в силах продолжать заранее приготовленный анекдот. – Он согнал народ на городскую площадь и объявил: мол, кто не пойдёт с ним, того возьмут силой. А один из молодых убежал. Фра Мориале послал за ним двух солдат. Ищут его – найти не могут. Тот же, оказывается, попросил монахиню о помощи и залез к ней под камизу [7]. Когда солдаты, отчаявшись, ушли, беглец вылез и сказал: «Сестрица, да благословит тебя Господь, ты спасла меня от вступления в наёмную армию! Кстати, обратил внимание, что у тебя такие красивые ножки… Быть может, тебе стоит нарушить обет?» Та же ответила: «Ах, братец, если бы ты поднял голову, увидел бы кое-что другое… Я и сам скрываюсь от набора!» А-ха-ха! – вновь захохотал правитель, не забыв осушить очередной бокал.
И каждый из присутствующих спешил улыбнуться шуткам монарха, чей громогласный голос неизменно перекрывал гул застолья. Представители же семьи Таранто вели себя более осмотрительно и благопристойно, обмениваясь рассеянными улыбками, не выдававшими их настроения. А вся венгерская знать, под стать своему королю, вела себя развязно, презрев правила этикета, свойственные утончённым неаполитанским аристократам, и превратив свадебное пиршество в попойку.
Тем временем Кароберт продолжал рассказывать бесконечные байки.
– Однажды после отменной пирушки Каструччо решил навестить свою женщину. Захотев порадовать её обновкой, он по дороге зашёл в лавку к генуэзцу, чтобы купить кусок персидской парчи. Так вот, нагнувшись, чтобы дотянуться до понравившейся ему материи, он испустил непристойный звук и, смутившись, начал разрывать парчу, чтобы замаскировать его. Торговец же сказал ему: «Милорд, не портите товар. Где вы видели генуэзца, который не может отличить звук рвущейся парчи от звуков другой природы?» А-ха-ха!
После каждой такой шутки, обильно приправленной непечатными оборотами, Дураццо багровел от злости и сдерживаемой ненависти. У герцога от природы не хватало осторожности и ума, чтобы скрыть свою ненависть к венгерскому королю. Именно из-за отсутствия должной сообразительности он был не в состоянии терпеливо ждать удобного момента и открыто вступил на путь вражды. Герцог ещё немного постоял, угрюмый и злой, и в какой-то момент тихо ушёл, ни с кем не попрощавшись, видимо, чтобы как-то совладать со своим гневом, пока тот не вылился в слова. Но это не помогло.
– Этот варвар ведёт себя при дворе так, будто находится в дешёвой венгерской таверне! – во всеуслышание заявил Дураццо, покидая пиршество. Явное оскорбление, прозвучавшее в этих словах, и нескрываемое презрение к его персоне поставили короля в довольно щекотливое положение.
Увидев уходящего герцога, Роберт немедленно подошёл, чтобы попрощаться с ним. Но Дураццо, отвернувшись, не ответил хозяину, окончательно испортив тому настроение. Король вернулся за стол лишь тогда, когда топот копыт замер в отдалении, а тень недовольного гостя исчезла в темноте так быстро, словно его унёс на своей спине волшебный конь Аль-Борак. Поведение герцога подтверждало худшие опасения Роберта: теперь он окончательно убедился, что после того, как Господь призовёт его к себе, правление Джованны будет под большой угрозой.
Когда свита сообщила Кароберту, что герцог покинул банкет, тот, улыбнувшись, лишь махнул рукой, но не забыл ни дерзких взглядов, ни слов.
Дети же стремились друг к другу и были вполне счастливы – их совершенно не волновали отношения взрослых друг с другом. Молодожёны носились по залам дворца со своими многочисленными сверстниками, кузенами и кузинами, и пока не понимали, что являются игральными картами в колоде, которую будут тасовать их родители, раскладывая пасьянс из различных комбинаций своих владений. Малыши не знали, что в будущем, запутавшись в кружевах дворцовых интриг, будут обречены отречься от дружбы из-за тщеславия и честолюбия, а их родителей не особо волновало кровное родство, которое могло привести к «рождению гуся», если верить церковным историкам [8]. Как бы то ни было, один из самых влиятельных союзов в Европе был заключён.

Стоит отметить, что встреча двух могущественных монархов была не лишена искренности и полна любезных изъявлений дружбы и общих воспоминаний. Они шутили, разговаривая обо всём, как старые приятели, но не затрагивали серьёзных вопросов наследования, будучи в весёлом расположении духа. Оба остались довольны: Роберт был уверен, что укрепляет позиции Джованны, а Кароберт радовался, что сыну досталась выгодная партия в одном из самых могущественных и процветающих королевств. Также расчётливый венгр надеялся, что этот брак поможет оттеснить династию дяди: хотя Роберт и был лишь королём Неаполя, он считался номинальным правителем всей Италии, которая в те времена была законодательницей мод во всех сферах искусства христианской Европы.
Главной же целью Роберта было защитить свою любимицу от будущих опасностей. Благодаря свадьбе эта задача, казалось, была решена, что принесло правителю счастье и душевное облегчение. Через некоторое время он построил в честь этого события величественную церковь Богоматери.
* * *
Король Венгрии отбыл из Неаполя в октябре, оставив своего сына на обучение в неаполитанском дворце и не забыв протолкнуть на многие должности своих людей. Андрея он поручил заботам почтенного Николаса и фра [9] Роберта.
Венгр Николас, приземистый и ширококостный мужчина лет тридцати пяти, добродушное лицо которого было испещрено ранними морщинами, был назначен гувернёром. Он был доброжелательным человеком и вёл себя скромно. Кроме того, он был искренне благодарен за всякую помощь в его обязанностях, так как его положение было скорее символическим, чем номинальным. В отличие от него, монах Роберт, назначенный личным наставником и опекуном Андрея, был воплощением дьявола и настоящей дворцовой змеёй – он запугивал ребёнка всякими суевериями с целью завладеть его душой и разумом.