Ориген

— Вы, никак, на лекцию? — с ласковой улыбкой спросила Елкина.
— Вероника Ивановна, простите, — Денис сглотнул, — я бы обязательно, но у меня очень важная деловая встреча…
— Успешных переговоров, — кивнула она насмешливо, — кооператив?
— Ну, не совсем… буду давать уроки…
— Не забывайте только сами учиться, молодой человек! — назидательно сказала и прошествовала в поточную, ровно за десять секунд до звонка. Эх, припозднился он после бассейна…
— Ну, до встречи, — Вера сделала полшажочка за ней.
Денис изумленно вскинул брови, немного театрально: ты — на эту марксистскую чушь?
— Сегодня про русскую религиозную философию, — ответила та на неспрошенное, — это же обязательно надо. Флоренский… ты читал «Столп и утверждение истины»?
— Да нет… — растерянно протянул он.
— Я обязательно спрошу для тебя, — улыбнулась она снова, — там был ротапринт. До встречи, Деня!
— Пока…
И — бегом в раздевалку, за курткой, не опоздать, его же будут ждать там, в Университете Цивилизаций! Точнее, в подвале на Ломоносовском, тут совсем недалеко. На первую встречу — только вовремя.
А всё-таки какая она… настоящая, эта Вера. Плевать ей на моду, на условности. Живет, как считает правильным. И книжки, какие книжки она ему таскает! У нее там круг общения свой, православный…

Но об этом — потом. А сейчас, мимо яблонь, под сереньким мелким дождем (и зонтика, как назло, не захватил!), мимо метро — в солидный кирпичный дом, в тот самый подвал. Там вообще-то помещался «Клуб ветеранов», но ветераны были ни при чем. Эх, а у метро кооператоры так соблазнительно продавали нежнейшие и румянейшие булочки с корицей по 45 копеек, унылые государственные стоили бы всего 15, да тут не продавались, а полтинник на булку было ой как жалко, и здорово, что сосиски все же в буфете перехватил. А то в последнее время и сосиски, шик студента (как в анекдоте: «две сосиски и восемь вилок»), стали частенько из буфета пропадать.
В середине сентября неожиданно предложила эту работу… мама. А точнее, ее давняя подруга Элла Александровна, журналист, редактор, загадочная дама с восточной внешностью. Денис ее едва помнил по раннему детству и совместным каким-то поездкам в Кусково и Переяславль-Залесский. И вот теперь, окрыленная перестройкой, решила она выбраться из туманных редакций и трескучих машбюро, из рубрик «дневник соцсоревнования», «письмо позвало в дорогу» да чудовищные «их нравы» — и заняться, наконец, тем, чем хотела заниматься всегда: просвещением.
Это было просто и ясно: создадим свой университет! Позовем Аверинцева, Лихачева, кто у нас еще из светил? Лихачев в Ленинграде, простите, Питере, ну ничего, мы ему купим билет. О, заодно позовем Гумилева! А еще, еще нужно, конечно, преподавать латинский, а может быть, и древнегреческий, и даже санскрит, хотя и английский не помешает. Но английский есть теперь везде, и кое-где французский с немецким, а вот древние языки — это будет только у нас.
Мама Дениса, многолетний сотрудник Ленинки, на такие разговоры только ахала: а как это, работать не на государство? А это законно? А вдруг завтра всё запретят? Но сынулю рекомендовала. Денис сходил на собеседование, на самом деле — на долгое и уютное чаепитие в маленькой Эллиной квартирке в Кузьминках, они друг другу понравились и вопрос был решен. Осталось договориться о технических и организационных деталях. Элла отправила его к администратору Наде, а Надя назначила по телефону встречу ровно там, где и будут проходить уроки. А именно — в клубе ветеранов в доме по Ломоносовскому проспекту. А что, клуб этот почти всегда пустовал, деньги и ветеранам будут нелишние…
Дверь открыла девушка… впрочем, нет, молодая женщина лет тридцати в серой водолазке, с копной каштановых волос. Нос был с маленькой интересной горбинкой, а глаза серыми. И с широкой, простой улыбкой, с порога сразу:
— Привет! Ты Денис? А я Надя. Сработаемся.
Под Брыльскую, что ли, она косит, — подумал он отчего-то сразу, — хотя нет, тогда бы под блондинку покрасилась.
— Здрасьте, — буркнул он.
— А чего сердитый? — она улыбнулась еще шире.
— Да нет, — махнул рукой, словно мысли отогнал, — так просто.
На самом деле, показалось, что она с ним как с мальчишкой… И чтобы не обсуждать вот это вот всё, сразу перешел к делу:
— Значит, занимаемся здесь?
— Здесь, — кивнула она, — устроит? Доску и мел обеспечим.
Денис придирчиво огляделся. Так, в целом неплохо, хотя пару столов надо будет переставить, лучше всего их в кружок, чтобы не как в школе. Но одна вещь все же смущала…
Со стены на него смотрел добрым и мудрым деревянным взглядом вождь мирового пролетариата. Был он изготовлен в необычной технике, набран, как мозаика, из кусков разноцветного дерева и покрыт сверху лаком — наверняка из Прибалтики, там такое любят.
— А вот этого, — Денис показал пальцем, — я на время занятий буду снимать. Или — лицом к стене.
— Наш человек! — рассмеялась Надя, — только потом не забудь на место вернуть. А то ветераны нас сожрут.
— Не забуду, — кивнул он, — Надежда, к вам два вопроса.
— Надя и «к тебе», — сходу поправила она.
— Надя… ну да. К тебе, — он даже слегка растерялся от напористой простоты, но не звучало в этом ни панибратства, ни навязчивости.
— Так какие вопросы-то?
— Два. Первый… учебники. Где брать? Ну, допустим, какие-то таблицы я сам нарисую, тексты возьму из нашего филфаковского, но на всех — как размножим?
— Уже подумали, — кивнула она, — в одном институте нам дают допуск к ксероксу. Правда, только по субботам. И немного. И за деньги. Ну, переложим расходы на наших студентов, копеек по десять за лист. Ничего страшного.
— Во-от! — он поднял палец, — а где мы их возьмем, студентов? Как они о нас узнают? Это второй вопрос.
— А вот этим мы с тобой и займемся, Денька, в ближайшее время. Денька — ты же позволишь мне так тебя называть?
Ну точно она как с мальчишкой разговаривает…
— Вообще-то…
— Ну хорошо, хорошо, Денис. Давай мы с тобой сочиним забойный такой текст. Вот чтобы сразу наповал. Вот прямо сейчас. Всё, что вы хотели узнать об истории мировых цивилизаций, но только не знали, кого спросить, и такое разное.
— И?
— И распечатаем его. У твоей мамы, Элла говорила, принтер в кабинете есть?
— Да нет… просто электрическая пишмашинка. Но есть.
Стрекочущее могучее чудо действительно стояло, итальянского производства, и можно было создавать нетленные произведения, он с десятого класса баловался, как ее поставили. А сам со стипендии накопил на маленькую югославскую, купил ее по записи в специальном магазине на Пушкинской в начале 87-го, как раз перед армией. Полгода ждал, когда завезут! Но не обманули, прислали тогда открытку.