Черная вдова (СИ)
— Шашлык… — перед Жанной возникла картина того трагического вечера. Тогда еще не трагического, а спокойного и счастливого. Она опять была близка к обмороку, но усилием воли заставила себя задать самый главный вопрос:
— Шансов не было?
— Практически — никаких.
Он налил стакан воды и предложил Жанне. Она автоматически опустошила стакан. Ее механические действия свидетельствовали о глубокой внутренней работе сознания. В висках стучал набат, сердце едва справлялось с бушующим приливом крови.
Жанна посмотрела на врача. Взгляд ее был пустой, пугающий, но в нем уже улавливалась работа мысли.
Ей не стало легче. До полного принятия потери необходимо было пройти еще не одну стадию. Но самая страшная — осмысление утраты — уже началась. Оставалось принять ее, а затем — пройти сложный путь от депрессии до выздоровления.
Главное — ее мозг справился с отрицанием произошедшего. В обратном случае недалеко было до безумия, способного погрузить ее в беспросветную тьму, где нет ни боли, ни страданий, ни стремления жить.
Не сказав ни слова, Жанна вышла из кабинета. Под сочувственными взглядами, пошатываясь, прошла по коридору. На улице ее встретила Анита, чудом или простым женским чутьем определившая, где можно найти подругу.
Бурный поток слез, наконец-то, прорвался. Ему не под силу было смыть всю горечь утраты. Но это было началом облегчения, так необходимого для возвращения к жизни.
Она еще не знала, что впереди ее ждет целая череда потерь и страданий. Хватит ли сил пережить весь ужас отмеренных на ее долю несчастий? Останется ли в ее израненном сердце место для любви, или же оно очерствеет от натиска горя и неизбывной тоски?..
Глава 5
— Жанночка, зачем ты здесь? — спросила только для того, чтобы как-то начать разговор. — Поедем ко мне.
— Нет, мне надо ехать в Блажино?
— Я с тобой?
— Как хочешь.
В такси ехали молча. Находиться рядом со скорбящим человеком просто невыносимо.
Что говорить?
Как себя вести?
Анита решила лучше молчать, не бередить подруге душу и ждать, когда она сама нарушит молчание. Но Жанна погрузилась в свои грустные мысли, печально созерцая осенний пейзаж, совсем недавно радовавший ее во время недавней поездки в деревню.
Но это было в другой жизни, обозначающейся коротким словом «до». Что касается «после», было пока неясным и мрачным.
Анита искоса поглядывала на Жанну. Не ждала ничего хорошего от посещения дачи. Поехала исключительно от страха за подругу, и не желая оставлять ее одну.
— Подождите нас минут пятнадцать, — попросила Жанна водителя. Анита вздохнула с облегчением: — Значит, не собирается задерживаться здесь надолго.
— Зайдем к Аксинье Петровне, — бросила на ходу, даже не глянув в сторону своего дома. Он стал чужим, холодным и вызывал страх при мысли о том, что здесь произошло.
Соседка встретила их радушно, но тоже с трудом находила ничего не значащие слова, переживая, как бы они не разбередили еще не затянувшуюся рану.
— Аксинья Петровна, — начала с порога Жанна, — я за вами. Вы не могли бы пожить у меня? Одной совсем невмоготу… — слезы хлынули потоком. Унять их не было слов у обеих женщин, печально созерцающих ее безутешное горе.
— Да как же я брошу здесь все? — наконец промолвила соседка. Отказаться было невозможно, но и согласиться — сложно.
Жанна присела на стул, обвела взглядом ее простенькое жилище:
— Я одна не смогу. Ну хотя бы на время. — В словах было столько боли, что Аксинья Петровна только кивнула:
— Я мигом, к соседке забегу, присмотрит за домом.
Анита, присутствующая при разговоре, удивилась, что Жанна не обратилась с этой просьбой к ней. Но потом поняла причину — ее беременность.
Словно, прочитав ее мысли, Жанна сказала:
— Ани, я тебя очень люблю, но мне будет тяжело с тобой. Я тебя не брошу, но…
— Да ладно, ты права.
На обратном пути женщины разговорились. Ни о чем. И это было как раз то, что было сейчас необходимо.
— Можно я буду называть вас тетей? Аксинья Петровна — очень длинно.
— Лучше уж бабушкой. Я как раз тебе в бабушки и гожусь.
Жизнь потихоньку устаканивалась. Жанна решила вернуться на работу. Это не оставляло времени на погружение в депрессию. Вечерами бабушка Ксеня, как стала называть соседку Жанна, рассказывала ей историю своей жизни. В один из таких вечеров разговор зашел о родственниках Жанны.
— А у меня никого нет. Я выросла в детском доме. Мама умерла во время родов. Я знаю ее только по фотографиям и рассказам отца. У меня есть мамин крестик, папа рассказывал, что мама никогда не снимала его. Только оставила дома перед родами.
Вот, посмотрите. Он необычный. Я такого больше нигде не видела. — Жанна достала крестик из шкатулки.
— Носить не пробовала?
— Нет. К золотой цепочке он не подходит, а на ниточке как-то неудобно. Не носят так теперь.
— Ну да, — согласилась Аксинья. — Освятить бы его надо в церкви.
— Да зачем же? Я ведь его не ношу. Лежит просто в шкатулке. Да и в церковь я не хожу. Отец не приучил, а сама как-то не сподобилась.
— Молодые редко церковь посещают. А зря. Так, может, я снесу?
— Бабушка Ксеня, над вами еще посмеются. Простой деревянный крестик, истертый весь. Вот даже червоточинка есть. Я думала выбросить. Только рука не поднимается — память от мамы.
— А что же отец твой, жив?
— Нет, папы не стало, когда мне и пяти лет не было. Сердце у него остановилось. Внезапно.
— А другие родственники?
— Не знаю. Маленькая еще была, не помню. Только и фотографий никаких не осталось, кроме маминых.
Жанна достала большой альбом. Фотографий было немного. Но по ним можно было судить, какой счастливой и любящей парой были отец с матерью. Аксинья всматривалась в лицо молодой женщины, глядевшей на нее с фотографии. Что-то в ее глазах было странное. Они оставались грустными даже тогда, когда она улыбалась или даже смеялась. А лицо ее мужа, тоже выражающее любовь и счастье, на последних фото приобрело удивительный оттенок неизбывной грусти.
— Давай поужинаем, — Аксинья отложила альбом в сторону. Она отметила про себя, что Жанна совсем не похожа на отца, а вот с матерью у нее разительное сходство — одно лицо.
Аксинья Петровна в отсутствие Жанны все же решила отнести крестик в церковь. Священник, к которому она обратилась, проходил по церковному двору. Он внимательно ее выслушал и долго рассматривал памятную вещичку, затем отдал, отказавшись выполнить обряд освящения. Он не стал объяснять причину, только, возвращая крестик Аксинье, сказал:
— Не поможет.
— Что не поможет?
— Идите, женщина. В церковь такие вещи вносить нельзя.
Аксинья стояла во дворе церкви, с недоумением разглядывая крестик. На первый взгляд ничего необычного в нем не было. Только был он очень старый и сбоку на нем была едва видимая точка — будто жучок-точильщик полакомился деревянным изделием.
Озадаченная женщина думала о том, что же ей делать дальше с этим странным крестиком. Если в церковь нельзя, значит надо обратиться к другим силам. Она была наслышана о сверхъестественных способностях экстрасенсов, разгадывающих любые тайны. Только где же их найти?
Ноги сами привели ее к импровизированной доске объявлений. Проще — к столбу, на котором красовались бумажки с информацией на любой вкус. Были там и координаты магов, колдунов и, конечно же, экстрасенсов. Аксинья выбрала последнюю категорию, уж больно звание внушало доверие. Она оглянулась по сторонам, словно делала что-то непозволительное, и оторвала номерок телефона. Ловко спрятала его в карман и с сознанием выполненного долга отправилась домой. Визит к экстрасенсу, Алисе Золотаревой, отложила до следующего дня. Да и приготовиться надо было — вынуть незаметно фотографию матери Жанны.
В этот вечер Аксинья Петровна была неразговорчива, задумчива и невнимательна. Жанна только диву давалась. Обычно словоохотливая, бабушка Ксеня односложно отвечала на ее вопросы, рано ушла спать, сославшись на плохое самочувствие.