И жили они долго и счастливо (СИ)

— Не переводи тему. Кош, его нельзя хранить здесь. Это полное безрассудство.
— Ты хочешь, чтобы я отнес его в Навь? — поднял бровь Кощей.
— Я хочу, чтобы ты скинул его в Смородину, — отчеканила Василиса.
Повисло молчание. Кощей сжал флакончик в ладони.
— Ты вообще представляешь, чего мне стоило его добыть? — спросил он. — И теперь ты хочешь, чтобы я вот так просто выбросил его обратно?
Василиса встала, подошла вплотную к столу.
— Он не нужен тебе, — глядя ему в глаза, произнесла она. — Ни как оружие, ни как напоминание. Я могу только просить тебя, и я прошу. Потому что мне страшно.
В наступившей тишине громко тикали настенные часы, отсчитывая секунды, разделявшие до и после.
— Ты в безопасности, я это гарантирую, — наконец ответил Кощей.
Василиса нервно улыбнулась.
— Я не верю. Прости.
Она медленно отошла от стола. Оглянулась на него.
— Прости, — повторила она, прежде чем выйти и аккуратно закрыть за собой дверь.
Кощей перевел взгляд на флакон. Маленький голодный ярко оранжевый огонек озорно плясал в своей темнице, будто радовался небольшому приключению.
***
Звон будильника раздавался в ушах еще долго после того, как Василиса его отключила. Предрассветная серость струилась в спальню даже сквозь задернутые шторы, Василиса поплотнее закуталась в одеяло, прижалась к мужу и разрешила себе снова задремать: Кощей всегда вставал вовремя и без будильника, и она не боялась проспать, а ночь выдалась тяжелой, сон никак не шел, она проворачивалась в своей постели почти до двух часов, а потом не выдержала и пошла к мужу. Там ей удалось уснуть, но пришли мутные неясные сны, окончательно лишившие ее шанса на отдых.
— Хорошо, — вдруг сказал Кощей, вырывая ее из блаженной дремы.
— Что хорошо? — пробормотала Василиса.
Большим усилием она заставила себя открыть глаза. Жесткая линия подбородка, на которую упал ее взгляд, выражала мрачную решимость.
— Хорошо, мы это сделаем: вернем огонь в Смородину, раз уж его силы пугают тебя больше, чем мои. Меня же ты не боишься держать в своей постели... Но если это вернет тебе спокойный сон, то оно того стоит. А то я, знаешь ли, не могу спать, когда ты вертишься как белка в колесе и в процессе перетягиваешь на себя все одеяло.
Василиса улыбнулась.
— Спасибо, — прошептала она, дотянулась до его подбородка и легко поцеловала, уколовшись о пробившуюся за сутки щетину.
— Пойдешь со мной, — пригвоздил Кощей. — Удостоверишь факт реституции***.
— Кош…
— Не хочу, чтобы у тебя остались хоть малейшие сомнения в том, что я его вернул.
— Когда это я тебе не доверяла?
— Вчера вечером. Сказала об этом прямым текстом.
Кощей сел в постели и потер руками лицо.
— Пойду-ка я сварю кофе покрепче и побольше.
— Может сразу кофейную капельницу? — попыталась пошутить Василиса.
— Может быть, — мрачно буркнул Кощей, вставая с постели. — Выезжаем через полчаса, тогда успеем обернуться до работы.
Когда он ушел, Василиса еще немного полежала на его месте, насыщаясь теплом и запахом. Вставать отчаянно не хотелось, но хотелось еще раз сказать «спасибо». О, она в полной мере оценила его жест. Теперь нужно было придумать, как испросить прощения за то, что усомнилась в нем.
До Смородины-реки на коне Кощея было около сорока минут езды, но Василиса все равно успела проклясть дорогу и отбить себе все, что только можно, ибо нет ничего хуже, чем сидеть вдвоем в одном седле. И поэтому когда они наконец достигли пункта назначения, она сперва отнюдь не грациозно свалилась с крупа, и только потом поняла, что что-то не так.
Река извивалась, приходя издали и убегая вперед, раскинувшись широкой лентой, отрезающей мир живых от мира мертвых. От середины ее поднимался густой серый туман, скрывая противоположный берег от любопытных взоров. Василиса отлично помнила, что там, за туманом, и была благодарна судьбе за то, что не видит Навь.
Обычно река была спокойной. Во всяком случае до того момента, пока кто-нибудь не подходил ближе. Тогда она являла свою истинную сущность, воды обращались ярым пламенем, огонь вздымал в небеса, закрывая путь. Но в этот раз она уже бурлила. Вместо голубой глади перед Василисой расстилался огненный поток, по краям которого на их берегу то там, то здесь виднелись черные проплешины, словно кто-то пытался прорубить себе дорогу, но так и не смог продвинуться вперед, и теперь река пыталась зализать раны, наполнив выжженные места огнем.
 
Василиса подняла взгляд на Кощея. Тот смотрел прямо и зло.
— Что происходит? — спросила она.
— Кому-то очень захотелось на ту сторону, — прошипел он сквозь зубы.
— Но он же не перешел?
— Нет, иначе я бы уже знал. Садись, я верну тебя домой.
— Кош…
— Я помню, — бросил он, хотя она не это имела ввиду.
Он легко соскочил с коня, достал из седельной сумки флакон со всполохом и совершенно спокойно выбросил его в реку. Огонь принял в себя свое детище, на несколько мгновений взвившись выше.
— Вот и все, — сказал Кощей. — А теперь домой. И Василиса, не стоит об этом знать Баюну. И Варваре не говори. И Настасье. Вообще никому.
Василиса растерянно посмотрела на реку, а потом с тоской на коня. Изначально она надеялась на хотя бы небольшой привал, но кто-то нехороший внес свои коррективы. За это его стоило ненавидеть в два раза сильнее. Она тяжело вздохнула и приняла протянутую Кощеем руку.
___________________
* - Хугин и Мунин — пара воронов в скандинавской мифологии, которые летают по всему миру Мидгарду и сообщают богу Одину о происходящем. На древнеисландском Huginn означает «мыслящий», а Muninn — «помнящий».
** - Сморо́дина (Смородинка, Огненная река, Пучай-река, Несей-река[1]; от др.-рус. смо́род «смрад, сильный, неприятный, удушливый запах») — река в восточнославянских волшебных сказках, былинах и заговорах. Отделяет мир живых от мира мёртвых.
*** - Реституция (лат. restitutio - восстановление) - в гражданском праве возврат сторонами всего полученного ими по сделке в случае признания ее недействительной.
  
Глава 6. Ретроспектива.
 
много лет назад в тридевятом мире 
В болотах была своя прелесть. Василиса старалась думать об этом на заре, когда вставало солнце, окрашивая небо и мир в приятный розоватый оттенок, и на закате, когда оно разливалось по небу багряным, и фиолетовым, и сиреневым. Удивительно, но даже ночью, в темноте, она продолжала видеть цвета, и это было прекрасно, потому что после темного замка Кощея ей больше никогда не хотелось видеть ни одного оттенка серого.
Но в целом на болотах было плохо. Шли дни, и в какой-то момент Василиса начала понимать, что забывает себя. Ей все чаще казалось, что она лягушка, и что девчушка, набредшая однажды в лесу на домик старушки-колдуньи, ей просто приснилась.
Знал ли Кощей о таком эффекте своего заклинания? Там, на болотах Василисе казалось, что конечно знал и что в этом и был смысл его кары. Даже если она выдержит три года, то навсегда останется квакушкой. И она хваталась за свою ненависть, думала о Кощее, заставляла себя вспоминать, каково было в холодной камере, а через это вспоминать себя.
Довольно быстро Василиса выяснила, что днем теряет свою силу, а по ночам та возвращается к ней. Стоило последним лучам солнца скрыться за горизонтом, как она чувствовала легкое покалывание в лапках, ощущала этот прилив. Стоило взойти луне, и она могла сбросить свою шкуру. Но в человечьем обличье да без одежды было холодно и сыро, и Василиса поначалу обращалась ненадолго, мучилась от укусов комаров, кляла Кощея. Однако колдовать стало проще. Навь извратила ее силу, но она же и усилила ее. Василиса научилась укутываться в лунный свет, добывать воду, призывая росу в ладони, выращивать ночные цветы, а еще смотреть глазами птиц и животных, слушать их ушами, чувствовать то, что чувствуют они. Любой житель болот радостно отвечал на ее зов, и однажды она обнаружила, что понимает, о чем говорят птицы и звери. Она вплетала в волосы сияние звезд, собирала бусы и браслеты из болотных огней, и надеялась, что Кощей следит за ней и умирает от бессилия и злобы. Он сам поставил условия на свое заклятье. Он не мог их нарушить.