Тени прошлого

При появлении лейтенанта Говоров обернулся и сказал:
– Это ты? Миша. Что в части?
– Спокойно все. Первый батальон в парке, готовится к выходу. Там же и разведрота.
– Плясать будешь?
– Письмо?
– Как и положено. Почтальон недавно принес. На твоей кровати лежит.
Козырев подошел к своему спальному месту. Да, из-под подушки выглядывал конверт. Он присел, взял его, весь обклеенный марками, и, конечно же, сразу узнал почерк. Писала Ольга, да больше и некому было.
Михаил аккуратно открыл конверт и замер, читая послание от единственного родного человека. Ольга писала, что очень соскучилась, хотя с момента разлуки и прошло совсем немного времени. Она вспоминала сладкие дни и ночи, проведенные вместе. Все искренне, без тени фальши.
Лейтенант Козырев получал письма каждый день и отвечать старался так же регулярно. Пока это удавалось ему.
Сослуживцы посмеивались. Посмотрим, мол, что будет дальше. Но они по-хорошему завидовали лейтенанту.
Козырев прочитал письмо и положил его в тумбочку, в стопку таких же теплых, родных посланий. Скоро придется в чемодан перекладывать, тумбочка не резиновая. Он тут же достал тетрадь и с удивлением обнаружил, что чистых листов в ней не осталось.
– Дима, у тебя тетрадь есть? – спросил Михаил.
– Нет. Раз в месяц сообщаю отцу, что жив и здоров. На это я у других возьму. А твои конспекты где?
– В сумке, а она осталась в канцелярии роты.
– Посмотри в тумбочке Гоши. У него вроде была чистая тетрадь.
– Неудобно как-то.
– Неудобно на потолке спать. – Тут в его приемнике что-то щелкнуло. – Все готово.
Старший лейтенант включил приемник. Сперва из динамиков раздалось шипение, прерываемое треском. Потом послышалась бойкая речь на незнакомом языке. Она звучала так, будто вылетала из глубокого колодца.
– Твою мать! – проговорил Дмитрий. – Только время зря потерял. Придется двухкассетник купить, как нарисуется командировка в Кабул. Хотел перед дембелем, но возьму сейчас. А то от тоски сдохну.
Козырев тем временем открыл тумбочку начальника службы ГСМ полка капитана Гогидзе. Там на верхней полке, среди сигарет и пары флаконов французского одеколона, действительно лежала новенькая ученическая тетрадь.
– Да бери, – сказал Говоров. – Гоша не обидится. Он редко пишет.
– Ладно, я отдам. – Лейтенант взял тетрадь, устроился за своей тумбочкой.
Говоров же продолжил тему:
– Может, с Гошей поговорить да затариться бочками с бензином и канистрами с маслом?
– Зачем? – Козырев поднял голову.
– Кто-то мне говорил, что в райцентре местном один дуканщик товар на ГСМ меняет. За канистру масла джинсы дает. А в Булак попасть гораздо проще, чем в Кабул. Полкан иногда разрешает съездить туда за шмотками.
– На автобусе. Прошлое воскресенье наши ездили. Должен был я старшим быть, но ротный сам поехал.
– Вот и я о том же.
– Но даже если капитан и даст тебе бензин и масло, то как ты бочки с канистрами в Булак довезешь? Не в автобусе же?
– Э-э, Миша, не знаешь ты порядков местных. Здесь ничего невозможного нет. Разведка постоянно шарится по зоне ответственности полка. А в нее входит и Булак. Парни из разведроты там чуть ли не ежедневно бывают. А в БРДМ такой груз легко вместить можно. Ребята поймут и сделают все в лучшем виде. Да, надо этот вопрос с Гошей перетереть. Может, ты подсобишь, Миша? У вас на «Уралы» девяносто третьего бензина многие тонны списать можно.
– Это не ко мне.
– Ясно. Ладно, что-нибудь придумаю. Пойду, посмотрю, что наши архаровцы делают. Водки купить?
– Как хочешь. У меня особого желания нет.
– Это очень даже правильно. Трезвость должна быть нормой жизни.
Козырев улыбнулся и спросил:
– Кто это говорит?
Говоров поправился:
– В Союзе. Здесь нормы другие, чисто временные. Пошел. – Он накинул на себя куртку, надел панаму и вышел в коридор.
Козырев исписал четыре страницы, хотя ничего нового в его жизни вроде и не было. Он вложил письмо в конверт, указал адрес и оставил на тумбочке. Михаил решил, что чуть позже бросит послание в почтовый ящик, висевший на стене модуля.
 
Парень снял берцы, прилег на кровать, посмотрел на кондиционер, старый, но надежный БК-2000. Вчера днем температура была около пятнадцати градусов. С ночи она начала повышаться и к обеду достигла тридцати двух. Сейчас было жарко, душно и как-то тихо. Пылевой бури можно ждать в любую минуту.
В отсек вошел капитан Гогидзе.
– Скучаем, лейтенант?
– Да все думаю, товарищ капитан, включить кондиционер или нет.
– Не надо. Небо на юго-западе покраснело, а это значит что?
– Что?
– В гости к нам скоро нагрянет ветерок под названием афганец. Возможно, с дождем. Температура спадет. После бури пыли везде в палец будет. Но это не пуля. Она не убивает и убирается собственными силами.
– Какое совпадение.
– Ты о чем?
– Как раз об афганце думал.
– А чего, дорогой, о нем думать? Заявится без приглашения. И что ты ко мне по званию обращаешься? Мы же соседи.
– Извини, Гоша, как-то вырвалось. Я у тебя пару листков из тетради выдернул, ничего?
– Зачем спрашиваешь? Надо, бери. – Он улыбнулся. – Своей девочке писал?
– Да. Она прислала письмо, я ответил.
– Не понимаю, о чем можно каждый день друг другу писать.
– Сам не писал?
Капитан помрачнел.
– Не каждый день. А хоть бы и по тетради, что изменилось бы? Не смогла ждать меня девушка. Не захотела.
– Извини.
– Тебя-то за что извинять? – Капитан присел на кровать, прикурил сигарету.
Дымить в отсеках было запрещено, для этого имелась курилка, но офицеры и прапорщики не обращали на данное распоряжение ни малейшего внимания.
Он начал снимать ботинки, как в дверь постучали.
– Открыто, – крикнул Гогидзе.
В проеме появился солдат:
– Разрешите обратиться, товарищ капитан?
– Что тебе?
– Так не мне, а дежурному по части.
– И что надо дежурному?
– Ему тоже ничего.
– Ты чего вообще приперся, боец?
– Так вас в парк зампотех вызывает.
– Да я только оттуда.
Рядовой пожал плечами:
– Дежурный приказал мне передать вам распоряжение. Я это сделал. Разрешите идти?
– Иди.
Посыльный ушел.
Гогидзе цокнул языком.
– Какого хрена? Разведку не заправили, но там техник остался. Нет, подавай начальника службы. Наверняка по пустякам, расходные ведомости подписать. Как будто я не могу в штабе закорючки поставить. Бумажную волокиту ни одна война не убьет. Бюрократия бессмертна. Ладно, надо идти. Зампотех у нас с заскоками. Он может и караул прислать. – Начальник службы ГСМ завязал шнурок, поднялся. – Пошел. Не скучай. Вернусь, в нарды сыграем. Ты не против?
– Партию можно. Потом в расположение пойду.
– Далось оно тебе?
– Я ответственный сегодня.
– Клал бы ты на эту ответственность. Внутренний наряд есть, чтобы за порядком следить. А то ввели хрень, в каждой роте по офицеру держать. Впрочем, в Союзе то же самое. А в уставе, между прочим, ни слова об ответственных нет. Бардак! – проговорил Гогидзе и ушел.
Козырев закрыл глаза. Воспоминания тут же захлестнули его.
Он познакомился с Ольгой Володиной два года назад. Козырева с группой таких же курсантов отправили в педагогический институт на мероприятие, посвященное какой-то круглой дате вуза. Сначала была официальная часть, затем развлекательная. Проще говоря – дискотека. Тогда-то Михаил и увидел миниатюрную брюнетку, сидевшую у сцены, на которой играла группа из училища. Она почему-то не танцевала. Он подошел к ней, пригласил, девушка согласилась. Оля сразу понравилась Козыреву. Скромная, какая-то стеснительная.
Курсантов после дискотеки отпустили до отбоя, и он проводил девушку до дома. Оля жила недалеко, так что прогулка получилась короткой. Они постояли возле ее подъезда. Козырев сказал, что хотел бы встретиться с ней, как пойдет в увольнение.