Тени прошлого

– Вот, значит, как? Майор вам никто? Хорошо. Вы убедитесь в том, насколько глупо и бестолково себя ведете. Дежурный по роте!
Из-за строя вышел сержант Ревенко, представился.
Иванов приказал:
– Отправить посыльного за старшим лейтенантом Бутаевым! Передать, что его по поручению заместителя командира полка по политической части вызывает майор Иванов. Быстро, сержант!
Ревенко взглянул на Козырева, тот отвернулся.
Если этот политрук уперся, то его уже не сдвинешь.
Посыльный побежал за Бутаевым.
Старший лейтенант явился через считаные минуты.
– Что здесь за шоу? – спросил он у Козырева, не обращая внимания на Иванова.
– Товарищ старший лейтенант, вас вызвал я, – напомнил тот о себе.
– Да? И что вам надо, товарищ майор?
Иванов объяснил. Спокойным тоном, способным вывести из себя любого. А Бутаев был пьян.
– Слушай, пропагандист, – проговорил ротный. – А не пошел бы ты… мимо? Что за натура? Суешь свой нос туда, куда собака хрен не пихает.
Пропагандист побагровел:
– Как вы смеете так вести себя? Я старше вас по званию.
– Мне еще раз послать тебя? При личном составе?
– Ты у меня завтра!..
– Пошел вон, шлюха политическая!
– Что?
– Вон, я сказал! Или приказать бойцам выкинуть тебя на плац? Это они сделают с преогромным удовольствием.
Рота загудела как улей.
– Ты… вы оба завтра после развода узнаете!.. Под суд пойдете!
– Проваливай!
Майор развернулся, споткнулся и едва не упал, что вызвало смех солдат. Потом он быстро направился к штабу полка.
Бутаев повернулся к Козыреву.
– Хрен с ним. Тут-то что произошло? С чего Иванов придрался?
Заместитель доложил ротному о межнациональном конфликте, употреблении наркотиков Губахановым и двух пьяных солдатах. Это как минимум. Остальных не было времени проверить.
– Замечательно, – проговорил Бутаев. – Попали по полной. Иванов видел конфликт Губаханова и Баганяна?
– Нет. Там я успел навести порядок до появления пропагандиста, а вот Шанина и Быстрова он засек. А с чего Иванов к нам заявился? Стуканул кто?
– В роте стукачей нет. А Иванов сегодня ответственный по полку. Его вместо себя замполит выставил.
– Так, значит, он сейчас обо всем доложит майору Боровику?
– Не получится. Полкан с замами день рождения начальника штаба отмечают. Утром доложит. Но тогда доказать что-либо будет уже невозможно. Губаханов часа через три в себя придет, наши алкаши до подъема проспятся. Ничего особенного Иванов не видел.
– А разве майору надо что-то доказывать?
– Если доводить дело до расследования, то придется. Но кто позволит ему поднять шум? Он, Миша, никому не нужен. Но и донос Иванова начальство не проигнорирует. Замполит тебя обязательно прессанет. Да и меня тоже.
– Без сомнения. За одно выражение «шлюха политическая».
– Это Иванову послышалось. Прессанут нас, Миша, но так, для проформы. В худшем случае отделаемся выговорами. Ни тебе, ни мне в ближайшее время очередных званий не получать, а за год взыскания снимут. Но вот с ротой придется заняться по-взрослому.
– Надо!
Бутаев вызвал из строя всех сержантов, командиров отделений и дедов, прослуживших больше полутора лет.
– Слушать сюда! – заявил он. – Первое. В роте должен быть порядок. Второе. Если вы не наведете его законными методами, а не мордобоем и не дедовщиной, то я вам устрою такую жизнь по уставу, что взвоете. На дембель отправлю в рванье, без чемоданов, которые при вас сожгу. Кому-то, помнится, надо ходатайство в гражданские вузы? Получите такие, что и дворником никого не возьмут, несмотря на высокое звание воина-интернационалиста. О наградах я вообще молчу. Отсюда вопрос. Сами наведете порядок или мне принять жесткие меры?
– Да сами, товарищ старший лейтенант, – за всех ответил командир отделения, исполнявший в отсутствие старшины роты его обязанности.
– Контроль на лейтенанте Козыреве. Если он хоть словом обмолвится о том, что в роте что-то не так, кранты. Для вас начнется кошмар. Вопросы?
– Никак нет!
– До подъема Шанина, Быстрова и тех, кто бухал вместе с ними или ремонтниками, привести в надлежащий вид. Чтобы ни мути в глазах, ни перегара. Губаханова не трогать. С ним лично разберусь. Сержант Санин, провести поверку!
 
Пока сержант называл звания и фамилии личного состава, ротный отвел заместителя в сторону и сказал:
– Не дрейфь, Миша, прорвемся. Я с подъема проведу кросс, а на разводе посмотрим, что будет. Кстати, твоя кружка ждет тебя.
– Может, не надо? Перегар останется.
– Мускатный виноград пожуешь после завтрака, ничего не будет. Прорвемся. А расслабиться тебе надо.
– Нет, командир, извини, не буду.
– Пьянка дело добровольное, не будешь, не надо. А ты самбо в училище занимался?
– Да. Но, вообще-то, детский дом – неплохая школа выживания. Там слабину дашь, опустят ниже плинтуса. Хуже, чем в зоне-малолетке. Так что драться научился еще в детстве. А самбо да, в училище. Первый разряд.
– Молодчик!
Санин доложил о результатах поверки.
Ротный объявил отбой.
Солдаты ринулись в палатки и там затихли.
Офицеры прошли в модуль, каждый в свой отсек. Воскресенье закончилось. Наступали суровые армейские будни.
В понедельник на построении Бутаев и Козырев ожидали, что их вызовет если не командир полка, то уж замполит точно, но ничего подобного не произошло. Все прошло как всегда. Речь командира, заместителей, прохождение маршем, затем развод по местам занятий и работ.
Козырев привел роту к палаткам, отдал приказ на переодевание в рабочую форму, потом отозвал в сторону Бутаева и спросил:
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Думаю, еще все впереди. Хотя Иванов мог и промолчать.
– После того как ты открыто послал его?
– Именно поэтому. С его стороны грамотней было бы не придавать подобный инцидент огласке. Это не в правилах пропагандиста, но иногда и он включает мозги. Если бы хотел поднять вопрос, то мы с тобой уже сидели бы в кабинете замполита и писали бы объяснительные.
– Но это может произойти и позже.
– Вряд ли. Батальон и разведрота пошли на реализацию. Сейчас в штабе не до внутренних разборок. Решили бы задачу боевые подразделения. Но, Миша, не сомневайся, Иванов все досконально внес в свой блокнот для компромата и в нужный момент воспользуется им. Я-то плевать на это хотел, мне здесь уже ничего не сделают. Мое личное дело ушло в округ, значит, даже взыскание в него занести никто не сможет. Да и выносить сор из избы полкан не станет. Хотя посмотрим, день только начался.
Но и далее все шло по распорядку. Рота ушла в парк, где занялась обслуживанием техники.
Ротный с замом оставили в расположении только трех неприметных героев. Начали они, конечно же, с Губаханова.
Тот зашел в канцелярию, весь мрачный и рассеянный. Пальцы заметно дрожали.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант?
– Заходи, орел комнатный!
Губаханов встал посреди отсека перед столом.
– Значит, говоришь, порежешь всех армян? – спросил ротный.
– Вы о вчерашнем?
– Ты дурака-то не включай.
– Я не включаю, честное слово, ничего не помню. Утром пацаны рассказали, что было, охренел сам. Ведь Баганян у меня командир отделения. Отношения у нас нормальные, как у всех азербайджанцев с армянами. То, что в Союзе происходит, – это временно, а тут мы одна семья.
– Во как заговорил. Одна семья. Что ж ты тогда своего сержанта завалить хотел?
– Не помню, товарищ старший лейтенант.
– На офицера с ножом дернулся. Хорошо, что лейтенант крепким и обученным оказался, обезоружил тебя и вырубил. А если бы ты хоть немного задел его ножом? Прикидываешь, что было бы? За нападение на офицера, посягательство на жизнь начальника в наших условиях тебя как минимум на десятку закрыли бы. А то и на все пятнадцать. А убил бы?.. Тогда расстрел.
Губаханов вытер рукавом вспотевший лоб.