Меч президента
Вместе с этими людьми, известными на всю страну, если не сказать, на весь мир, в приемной гудела и шепталась пестрая мелочевка от фельдъегерей с секретных сибирских заводов и из воинских частей, о существовании которых не знало даже Министерство обороны, до разного мелкого жулья, промышляющего подделкой иностранных паспортов, разрешения на ношение оружия, сертификатов Внеш-комбанка, а при необходимости, и долларов США.
Далеко не все, конечно, могли пробиться в кабинет Руцкого, охраняемый молчаливыми людьми в камуфляже без знаков различия с демонстративно повешенными на грудь десантными автоматами.
«Они липли на меня, — вспоминал позднее Руцкой, — как мухи на липучку. Я и сейчас понятия не имею, что они все от меня хотели…»
Единственным человеком, который беспрепятственно, с улыбкой кивнув автоматчикам, проходил в кабинет Руцкого, когда ему вздумается, был популярный киноартист и режиссер Никита Михалков, взявший на себя трудную задачу воспитать нового вице-президента (старый вице-президент, как известно, уже сидел в тюрьме) в духе просвещенного патриотизма с уклоном на соборный социализм.
Не в силах это сделать самостоятельно — Руцкой любил выпить и попариться в баньке, брал уроки игры в теннис, но от философских бесед откровенно скучал — Никита Сергеевич, как гувернер старых времен, подобрал для вице-президента обязательный минимум книг, которые тот поклялся прочитать. Среди этих книг заметное место занимали работы крупнейшего русского философа-консерватора Ивана Ильина, объединенные почти в восьмисотстраничный сборник «Наши задачи».
Самого Ильина, высланного в свое время из страны по приказу Ленина и умершего в эмиграции в 1954 году, начали печатать в России совсем недавно, и цитировали все, кому не лень: от откровенно профашистского журнала «Молодая Гвардия» до либеральной «Юности».
Сам Никита Михалков, у которого под тончайшим слоем напускного и совершенно неестественного православия кипели идеи самого тривиального национал-большевизма, почему-то считал своим долгом в том же духе воспитать и вице-президента.
К чести Руцкого, надо сказать, что он и не пытался постичь ювелирную огранку мыслей выдающегося философа, когда-то вызвавшего страшный гнев всех трех великих вождей тоталитаризма: Ленина, Гитлера и Сталина. А на все вопросы появлявшегося в кабинете Михалкова: «Саш, ну ты прочел Ильина-то?», — виновато улыбался в усы, ссылался на нехватку времени, но твердо обещал «прочитать и доложить».
Как-то даже сказал, что прочел, но Никита, поглядев ему в глаза, вздохнул: «Врешь, не читал». Неизвестно на что надеялся Михалков, упорно подсовывая Руцкому Ильина, но часто подчеркивал, что глава государства Российского должен знать хотя бы, что ждет мир в случае развала этого самого государства, от чего Ильин предостерегал еще более полстолетия назад.
Кстати, именно из-за Михалкова Руцкой впервые поссорился с президентским фаворитом Бурбулисом, который презрев все просьбы Руцкого, так и не дал Михалкову слова на помпезном митинге по случаю похорон трех жертв августовского путча.
В окружении президента Ельцина было, мягко говоря не очень уютно. Окружение наполовину состояло из старых партийно-номенклатурных вельмож такого ранга, что их и «товарищами» страшно было называть. Естественно, что они смотрели на новоиспеченного генерала как на выскочку, взятого в их круг неизвестно за какие услуги, да и неизвестно зачем.
Руцкой ежился от их презрительно-надменных взглядов, которые приобретаются только долгими годами работы в аппарате или секретариате ЦК КПСС. Вторая же половина президентского окружения состояла из разных профессоров политэкономиии, научного коммунизма, социалистического права, народного хозяйства и тому подобного.
Ребята эти были сравнительно молодыми, но считали себя шибко умными, а на Руцкого смотрели как на фельдфебеля, по какому-то медосмотру очутившемуся в президиуме академии наук.
Армия — хорошая школа интриги, но армейская интрига, будучи все-таки, как и все армейское, несколько прямолинейной, в корне отличалась от интриг, характерных для высшего партэшелона и академических кругов специфически советских гуманитарных наук. Да и армейскую интригу Руцкой познал лишь на уровне среднего звена. Так что в окружении президента его быстро оттеснили от патрона и, что говорится, задвинули в угол.
Попадать в высшие органы государственного управления с должности командира полка, особенно в нашей стране, смертельно опасно. Тут даже речь идет не о неизбежной «кессонной» болезни от столь стремительного взлета по служебной лестнице, от которой вечно кружится голова и звенит в ушах, а о специфике принятия решений и ответственности за них.
Когда генерал Дудаев объявил о независимости Чечни, взоры всех обратились к Руцкому, прося у него оптимального совета как у государственного мужа высочайшего ранга.
Что мог посоветовать Руцкой, чьи знания и опыт не простирались далее кабины бомбардировщика? Высадить в Чечне десант, обеспечив этому десанту плотное воздушное прикрытие. Захватить правительственные здания и жизненно важные объекты в Грозном, как в Кабуле. Арестовать и «пристрелить при попытке к бегству» Дудаева. А для начала ввести в Чечне чрезвычайное положение. Указ о чрезвычайном положении мог отдать только президент Ельцин, что он и сделал, так как все остальные его советники отмолчались, давая понять, что ничего умнее просто невозможно придумать.
Генерал Дудаев немедленно обратился по радио, призвав мировое сообщество обратить внимание на готовящуюся со стороны России агрессию против молодого суверенного государства.
Подобное обращение к «мировому сообществу», конечно, мало помогло бы Чечне, но генерал Дудаев, кроме того, обратился и к своим таинственным боевикам, якобы разбросанным по всей России, призвав их, в случае «какой-либо агрессии против Чечни», превратить Москву в «зону бедствия», проводить диверсионные акты против объектов жизнеобеспечения по всей России, взорвав, в первую очередь, несколько атомных электростанций.
Кроме того, намекнул мятежный генерал, он, разумеется, в условиях агрессии не сможет гарантировать безопасность русского населения как в Грозном, так и по всей территории независимой Чеченской республики.
Доктора разных наук и секретари разных обкомов кинулись к Ельцину, заклиная его отменить указ о введении чрезвычайного положения в Чечне.
Таким образом, Россия и президент были поставлены в смешное, если не сказать — унизительное, положение, которое оставалось только проглотить как горькую пилюлю, признав совершившийся факт начала развала Российской Федерации.
Великолепная интрига одновременно подставила президента и вице-президента. Руцкой попытался апеллировать к тому факту, что все с ним были согласны. Простите! Посмотрим протоколы. Где наше согласие? Вы — единственный среди нас профессиональный военный, вы высказали свое мнение и, мало того, убедили в нем президента — человека сугубо штатского, как и все мы.
Как бы ни менялась в высших эшелонах российской власти идеологическая окраска режима, он всегда был и можно с уверенностью сказать, всегда останется византийским. И никакие экономические реформы этого не изменят…
Руцкому намекнули, что после подобного «прокола» нужно уходить в отставку. У того было лицо шахматиста, которому из-за обидного зевка поставили «детский мат». Руцкой от души выругался матом, но в отставку не ушел, хотя и заметил, что президент стал с ним здороваться нерегулярно, но зато регулярно стал соблюдать правило, гласящее о том, что президент и вице-президент не должны нигде вместе появляться, дабы не искушать террористов одним залпом сделать Хасбулатова исполняющим обязанности президента до следующих выборов в 1997 году.
Функции вице-президента и его аппарата в законе вообще определены как-то расплывчато, а выполнение поручений президента звучит вообще несколько унизительно для столь высокой должности, предполагая беспрекословную личную преданность.
Между тем, по Москве уже гулял слух, что Руцкой совсем не беспредельно предан президенту. Византия, Византия. Что-то ведь говорил о Византии Никита Михалков, но генерал Руцкой так и не понял, о чем тот хотел его предупредить. Плюнуть и уйти в отставку, уехать в Курск и жить себе на генеральскую пенсию, да еще на льготы, полагающиеся Герою Советского Союза?