Начать войну (ЛП)

По прошествии еще пяти лет Алина начала замечать, как стареют ее друзья: в волосах Давида засеребрилась седина, у губ Жени залегли морщинки, а в уголках глаз Николая появились «гусиные лапки». Каждое утро Алина просыпалась все такой же юной, и Женя рисовала ей морщинки. Подруга ни словом не обмолвилась о ее молодости, за что Алина была ей безмерно благодарна.
Ее сын начал руководить войсками вместо нее. Ее дочь училась мореходству. Иван стал новым Портным под руководством матери. Время двигалось вперед для всех, кроме Алины.
Спустя три года Анна неохотно сообщила ей, что Иван сдался и сделал ей предложение. Женя понимающе улыбнулась, а Николай вместе с Толей и Давидом выпил две бутылки водки. Анна была прекрасной невестой. Сдержанный Иван не мог перестать улыбаться, когда она шла к алтарю, а Алина покорно протянула Жене платок, чтобы утереть слезы. Дочку Ани и Ивана назвали Василисой.
Алина каждую ночь вглядывалась в тени. На вопросы дочери, чего она ждет, Алина не отвечала. Николай знал правду, но молчал.
Однажды ночью, спустя много лет, они с Николаем сидели в саду: он с одеялом на коленях. Алина — со стаканом вина. Вены на его руках стали более заметны. Время — странная штука: иногда большие перемены происходят незаметно, потому что начинаются с каждодневных маленьких изменений. Алина знала, что мужу было под шестьдесят, но не замечала, что дыхание его стало хриплым, волосы поседели, и его все чаще посещали придворные целители.
— Знаешь, не нужно, чтобы Женя перекраивала тебе лицо из-за меня, — Николай озорно ухмыльнулся. — Я уверен, что все также красив.
— Теперь мной занимается Иван, — улыбнулась Алина.
— Я заметил, что стало хуже.
Алина фыркнула и игриво толкнула его в бок.
— Надеюсь, что после меня ты найдешь себе урода, — пробубнил Николай, притворно потирая ребра.
Алина закатила глаза.
— Не говори так.
— Почему нет? Если я сейчас промолчу, то ты закрутишь роман с каким-нибудь красавцем. Не думаю, что мое эго это переживет.
— Твое эго переживет нас всех.
Николай горько улыбнулся.
— Твое упрямство может составить ему конкуренцию.
Алина взяла Николая за руку и поцеловала тыльную сторону ладони. Оба знали, что их ждет впереди. И оба решили больше об этом не говорить.
Первым, в возрасте шестидесяти трех лет, ушел Толя. Сердечный приступ. Через два года в результате несчастного случая на тренировке погиб Адрик. Тамара и Надя приезжали в Равку на похороны, а три года спустя Надя вернулась из Шу Хана одна — больше ее там ничто не удерживало.
Анна возглавила гришей вместо Алины, руководствуясь тем, что мать слишком стара для такой должности. Алина поначалу удивилась, почему Иван ничего не сказал жене, а потом представила, как себя почувствовала бы Анна, узнай она правду. В том же году, когда умерла Надя, у Николая развился хронический кашель, а Василиса родила первого правнука — Антона.
Николай передал бразды правления Равкой Мише. Коронации была такой же утомительной, как и их свадьба. Николай, наверное, тоже так думал, потому что все время улыбался и тыкал Алину локтем, когда она начинала посапывать. Однако разбудил ее влажный кашель мужа, когда корона опустилась на голову Миши.
Той осенью Алина потеряла Женю. Вскоре Давид ушел вслед за ней. Алина смотрела на красный кафтан Жени и пыталась не дать себе расколоться пополам, как голубая чашка из прошлой жизни.
Время лечит все. Даже горе. Но горе подобно фениксу — оно всегда возвращается.
Через три месяца после смерти Давида Николай оказался прикован к постели. Он был трудным больным: отказывался от супа, потому что тот был либо слишком горячим, либо слишком холодным, требовал сменить занавески, ведь драпировка вышла из моды. Велел приносить по пятьдесят книг в день, но не притрагивался ни к одной. Алина проводила у его постели все ночи, по просьбе Николая она больше не скрывала внешность. В одну из ночей он взял ее за руку и поцеловал пальцы.
— Я все еще красив?
Алина улыбнулась.
— Ты чертовски красив. И если бы не был болен, я бы прыгнула к тебе в постель.
 
Николай хрипло рассмеялся и похлопал рядом с собой.
— Я вовсе не хрупкий, моя жена.
Алина закатила глаза, но забралась в постель и устроилась рядом под одеялом. Николай прижал ее ладонь к груди. Алина почувствовала, как тяжело билось его сердце, и закрыла глаза, сдерживая слезы.
— Итак, — Николай тоже прикрыл глаза. — Ты уже безумно в меня влюблена?
— Конечно, глупый, — всхлипнула Алина.
— Я так и думал, — усмехнулся Николай.
Алина заплакала, и муж обнял ее.
Не прошло недели, как Николай покинул ее.
***
Алина шесть месяцев носила траур, когда к ней снова наведался возлюбленный враг. Она думала, что выплакала все слезы, но, когда увидела Дарклинга в том же кресле, в котором когда-то укачивала Анну, такого же неизменного, красивого и ужасного, слезы снова навернулись ей на глаза. Он сидел в кресле-качалке, как царь на троне, запрокинув ногу на колено и задумчиво сложив пальцы в замок. У Алины не было сил прогнать его — смерть вымотала ее.
Дарклинг молча наблюдал за ней, и его серые глаза поблескивали в темноте. Он не прикасался к ней, боялся поддаться искушению. Сегодня Алина могла отдаться ему, но время, проведенное вдали, сделало его жадным: он хотел получить не только ее тело, но и душу. Ее слезы вызвали в нем гнев: он ведь предупреждал, но Алина оказалась слишком упрямой, чтобы прислушаться к голосу разума. Хуже всего, что ее боль отзывалась в нем самом. Но он пришел сюда не злится. Вздохнув, Дарклинг подался вперед, сопротивляясь желанию взять ее лицо в ладони.
— О тебе шепчутся в Малом Дворце, Алина. Говорят, ты ни разу не ходила к врачу, а после смерти Ланцова заперлась в покоях. Некоторые утверждают, будто видели тебя юной девушкой, — Дарклинг мельком оглядел детскую (Алина больше не могла спать в спальне, которую делила с Николаем). — Ты была слишком беспечной, теперь у тебя нет пристанища.
Алине вспомнились его слова, сказанные ей в Керамзине. Ему не пришлось и пальцем шевелить, время сделало все за него. Алина ненавидела, что Дарклинг решил напомнить об этом сейчас, когда она носила траур. Ненавидела, что сказанные им слова были правдой. Ей нужно убить Алину Старкову. Она должна уйти или остаться и наблюдать, как умирают ее дети. Но она была не в силах что-либо сказать и молча сидела на кровати. Дарклинг продолжал пристально разглядывать ее, словно пытался запомнить каждую черточку, хотя Алина ни капли не изменилась. Казалось, они сидели в тишине целую вечность.
— Однажды я дал тебе имя. Помнишь? — мягко спросил Дарклинг.
— Да, — к собственному удивлению Алины, ее голос звучал спокойно и твердо.
Дарклингу хотелось попросить Алину вновь произнести свое имя, но это — слабость, которую он не мог себе позволить. Правила игры поменялись.
— Я хочу дать тебе фамилию.
Алина чувствовала только опустошение.
— Ты помнишь, что случилось в последний раз, когда ты открыл мне имя, Александр.
Дарклинг вздрогнул и улыбнулся: так хорошо и больно было слышать собственное имя. Он не мог не восхищаться, как безжалостно Алина использовала его уязвимость.
— Прекрасно.
Алина вздохнула. Она уже лишилась столь многого, а скоро потеряет свою жизнь. Сегодня ей не хотелось притворяться.
— Какую?
— Морозова, — не глядя на нее прошептал Дарклинг.
В мыслях Алины всплыл рассказ Багры о двух девочках. Долгое время она не вспоминала об этой истории. Алина окинула взглядом старую детскую дочери, мужчину перед собой, рядом с которым она чувствовала себя целой. Даже если это означало принять тени и темные стороны своей души. Принять того, кто подтолкнул ее к убийству Мала. Кто сжег Керамзин. Признать, что он единственный, кто мог понять ее чувства.
— …Ты примешь ее, Алина?
Время лечит все. Но порой остаются шрамы.
Алина хотела ответить «нет», но вместо этого выдавила: