Правила экстрасенса (СИ)
- То дело, которое я теперь действительно возьму себе. – Лёня посмотрел на Гришу извиняющимся взглядом. – Прости.
Гриша вдруг решил сменить гнев на милость, улыбнулся, кивнул подбородком наверх, затем раскрыл рот и указал на отсутствующий язык. После этого он растопырил четыре пальца левой руки и соединил в знак нуля большой и указательный пальцы правой. Капитан понимающе кивнул в ответ. Это уже было хорошей новостью. Теперь Лёня понял, почему он с самого начала не расстроился смерти друга – он чувствовал, что после смерти майора не ждет ничего плохого. Судя по всему, Григорий сейчас находился в местах куда более лучших, чем давно не ремонтированный кабинет какого-то пресного РУВД, и у него были достаточно неплохие шансы после сорокадневного суда, который обязана была проходить каждая душа после своей смерти, получить бессрочную визу на проживание в этих самых местах, включающую в себя и обширное медицинское обслуживание.
- Там хорошо?
Гриша кивнул, еще раз улыбнувшись, и снова взялся за ручку: «ВСЁ, ЧТО Я УСПЕЛ УЗНАТЬ, ЕСТЬ В ДЕЛЕ. МНЕ НАДО ИДТИ ».
- Спасибо. И еще раз извини.
Гриша махнул рукой и замигал, уже собираясь раствориться в воздухе. Но внезапно майор, словно о чем-то вспомнив, снова обрел точные очертания и, подойдя к карте Ленинградской области, висящей на стене, сделал ручкой жирный крест в её восточной части. После этого он помахал рукой на прощание и окончательно исчез.
Лёня обернулся к остальным участникам сеанса и наткнулся на ничего не понимающие взгляды. Лёха по-прежнему сидел на полу и тупо пялился на листок с надписью про баню, словно это была табакерка, из которой только что выскочил чертик. Марчук так же непонимающе уставился на карту и тихим шепотом спросил Воронцова:
- Он уже ушел?
Лёня кивнул. Полковник медленно подошел к карте и осторожно потрогал то место, где Гриша поставил крестик, словно боясь, что там вдруг может открыться портал в другое измерение.
Сергей, все такой же хмурый, мрачно перевел взгляд с карты на Лёню:
- Он там лежит, да?
- А почему он все время записки писал, Леонид Сергеевич? Он что, говорить не может? – Мишка вставил свой вопрос, прежде чем капитан смог ответить на предыдущий.
- И что это за дело, Воронцов? Его из-за этого дела убили? – Марчук, вспомнив, что вообще-то он тут главный, снова вернулся на свое кресло.
Благодарный за то, что хотя бы Леха перестал вставлять свои саркастические замечания, Лёня понял, что ему придется рассказать правду.
И пересказывая все подробности их с Гришей «разговора», Воронцов окончательно пообещал себе, что впредь такие сеансы, да и вообще беседы с покойными будет проводить по возможности один. Ну, может быть, Мишке еще разрешит поприсутствовать.
И, наконец, вернувшись домой отсыпать свой заслуженный выходной, Лёня достал Мишкину книжку, открыл её на тринадцатой странице и подчеркнул красным карандашом второе правило экстрасенса: «Беспрекословно слушайся всех советов и указаний, которые даются тебе свыше, и тебе удастся избежать многих неприятностей».
Глава 6. О том, куда отправляются Рыбкины после смерти или Гости на погосте
Гришу поисковая группа нашла в этот же вечер. С похоронами долго возиться не стали, у майора, так же, как и у Воронцова, почти не оказалось родственников, только брат в Воронеже. В квартире у Яковлева нашли его телефон, сообщили, и уже на третий день после сеанса состоялось захоронение. На похоронах настроение было удрученное. Хоть Лёня и объяснил коллегам, что майор теперь находился в лучшем месте, Леху и Серегу это не очень воодушевило и теперь они вместе с Яковлевым-младшим мрачно следили за тем, как гроб медленно опускали в яму двое работников кладбища.
Гриша появился из-за памятника после того, как все обошли вокруг могилы, кинули вниз по горстке песка, и работники принялись засыпать гроб землей. Он уселся на низкую оградку и, увидев, что Лёня его заметил, приложил палец к губам. Воронцов послушно не подал виду, что видит покойного, однако довольное лицо Яковлева теперь окончательно не позволило ему вчувствоваться в весь тот траур, который царил вокруг капитана. Только из-за кривых взглядов, которые бросал на него брат Гриши, Лёня с трудом заставил себя сдержать хоть и грустную, но все-таки улыбку на своем лице.
Вернувшись после похорон в управление, Лёня, наконец, смог заняться делом о голове в сумке. За те несколько дней, что дело было у Гриши, он успел основательно допросить бомжей и побывать на месте находки сумки. Однако ни опознать покойника, ни найти остальной части трупа Яковлев не смог. За что же его тогда убили, да еще и язык отрезали? Ведь обычно так поступают, если человек знает слишком много того, чего знать не должен. Только перелистнув бланки допросов и заключение судмедэксперта, Воронцов наткнулся на личные записи Григория, в которых майор упоминал неких неизвестных, о которых узнал на допросе, и свой план проследить за их деятельностью. Лёня снова вернулся к допросу бомжей и нашел нужные строки:
«- При каких обстоятельствах вы нашли сумку?
- В лесу, в кустах у реки. До этого вечером в кустах ничего не было, а утром смотрим – лежит.
- Мы еще подумали, что её эти мажоры потеряли.
- Какие мажоры?
- Ну те, которые каждую неделю туда ездят. Приезжают за полночь на дорогих машинах.
- Да, на черных таких, на больших.
- На джипах?
- Ага. Вот, они машины свои в лесу оставляют, потом уходят. Мы утром просыпаемся – их уже нет.
- И как давно они уже вот так ездят?
- Так месяца полтора уже.
- И что они там делают, вы не видели?
- По крайней мере не шумят. Все тихо приезжают, уходят, потом возвращаются и так же тихо уезжают. До этого они никогда следов не оставляли, а тут вот сумку забыли.
- Да, мы думали, там деньги, в сумке. Думали, может они там в лесу где-то клад нашли. Вот и принесли сюда.
- Если бы мы знали, что там… это… труп, мы бы даже пальцем к ней не притронулись…»
Лёня закрыл папку и откинулся на спинку стула. Ясно, получается, Гриша решил проследить за этими «мажорами» и… доследился. Но даже если майор увидел что-то, чего не должен был видеть, это не объясняло такого зверства со стороны мажоров, как отрезание языка. Да и зачем вообще нужно было отрезать ему язык, если они все-равно не собирались оставлять майора в живых. Что-то здесь не сходилось. С одной стороны голова с телом, где бы оно сейчас ни находилось, с другой – язык с Гришей. И Воронцов чувствовал, если ему удастся связать что-то одно, то за ним, как по ниточке, потянется и всё остальное. И так как капитан все еще чувствовал себя виноватым перед Яковлевым, начать он решил с обидчиков майора.
Хоть у Лёни и чесались руки разобраться с ними лично, здравый смысл все-таки заставил его не следовать Гришиному примеру и не отправляться в лес у Охты в одиночку. Поэтому подхватив вечером Мишку для подстраховки и введя его в курс дела, Воронцов направил машину в восточную часть города. Первым пунктом в его плане был повторный допрос бомжей – кто знает, может быть, за эти дни они нашли еще пару голов или каких-нибудь других конечностей и просто не решались снова отнести их в отделение, боясь, что она этот раз Лёха действительно выдаст им положенные двадцать пять процентов от находки.
Когда они подъехали к лесу, часы на арматуре показывали начало двенадцатого. В отличие от города, где весна уже по полной программе вступала в свои права, в лесу у Лёни появилось чувство, что здешние сугробы чувствуют себя даже при плюсовой температуре вполне уютно и точно не собираются покидать лесную вечеринку как минимум до июля.
Миша первым заметил среди сугробов нечто вроде палатки, сделанной из старой мешковины и длинных веток. Однако эта своеобразная «вилла» на данный момент пустовала – хозяева наверняка удалились на поиски продуктов для «фуршета» или нашли апартаменты потеплее, потому что ночь сегодня обещала быть морозной.
Лёнину серебристую «девятку» они решили оставить за деревьями у въезда в лес. Пройдя между сугробов до ночлега бомжей, они спрятались за заснеженным холмом и приготовились ждать прихода мажоров. Через некоторое время мороз медленно, но верно начал подниматься от ног, утопающих в снегу, до спины, и разбегаться по всему тело неприятными мурашками. Миша стоял, засунув руки в карманы и спрятав нос в шарф, поднятый до ушей. Лёня потер заледеневшие ладони друг об друга и подышал на них белым паром, однако уже в следующую секунду холод опять принялся обволакивать его конечности.