Правила экстрасенса (СИ)
- Надо было чай горячий в термосе с собой взять. – пробормотал Старжевский.
Лёня кивнул и внезапно почувствовал чье-то присутствие позади себя. Сперва помедлив, он все же обернулся и, узрев виновника его чувства, испуганно дернулся в сторону.
- Твою дивизию! Рыбкин, ты спереди подойти не мог?
Фабрикант виновато опустил голову:
- Простите, товарищ капитан, я Вас напугать не хотел. Вы еще не привыкли, да?
- К чему я должен был привыкнуть? – в случае с Рыбкиным Лёня позволил себе быть более чем злопамятным. – Что ты мне врешь каждый раз, когда мы встречаемся?
- Да, помилуйте, товарищ капитан, когда это я Вам врал?
- А кто ко мне на допрос жмуриком явился и, ни слова об этом не сказав, обещал с повинной сдаться?!
- Да я Вас пугать не хотел. Да и скажи я Вам, что я мертвый, разве Вы бы мне поверили? Вы бы наверняка в психушку меня отправили.
- Ага, а так я сам чуть было в психушке не оказался!
Мишка нервно хихикнул. Лёня оглянулся на лейтенанта – тому, видимо, хоть и было неуютно находится рядом с невидимым и неслышимым покойником, но Михаил все же старался держаться уверенно и смело. Лёня снова обратил свое внимание на почившего фабриканта:
- Что ты вообще здесь делаешь?
- Так я вас почувствовал и решил подойти, поздороваться. Может, помочь чем надо?
Лёня усмехнулся. Слова Анатолия заставили его вспомнить неплохое сравнение из Мишкиной книжки, в котором говорилось, что для усопших медиумы были как единственный телевизор для бедной африканской деревни. Если у покойников единожды получалось наладить контакт с экстрасенсом, то потом их было от него не оторвать. Видимо, и бедному «африканцу» Рыбкину Лёня тоже очень пригляделся в качестве «окна» в другой мир, что, конечно, не вызывало у Воронцова особого восторга. Однако пока капитан решил не прогонять фабриканта. Пока он еще мог сослужить Лёне неплохую службу:
- Ты каждую ночь здесь в округе ошиваешься или только сегодня зашел?
Фабрикант кивнул:
- Каждую ночь, я же здесь недалеко похоронен. Пойти мне больше некуда, да и нельзя.
- Прекрасно. Значит, ты должен был видеть здесь незнакомых мужчин на джипах. – потом подумав, добавил. – Живых.
- Наши на джипах не разъезжают, - улыбнулся Рыбкин в ответ. – Да, видел я их пару раз. Они машины здесь оставляют, а сами к нам на кладбище идут.
- Зачем? – у Лёни тут же появилось нехорошее подозрение. Уж не нарвались ли они на сатанистов? Сборки на кладбище, особая жестокость, отрезание языков и голов – все эти действия подходили под обычное описание таких группировок.
Рыбкин пожал плечами:
- Я не знаю, я за ними не следил. Они на другой конец кладбища ходят. – он кивнул в сторону деревьев, за которыми, видимо, и располагалось его последнее пристанище. – Если хотите, можно у других спросить, может, кто знает, куда они шастают.
Лёня кивнул и оглянулся на Мишку – перебирая замерзшими ногами, тот терпеливо ждал, пока начальник закончит свой допрос и поделится с ним полученной информацией. Воронцов вкратце пересказал ему рассказанное Рыбкиным. Идея отправиться в полночь на кладбище большой радости у Старжевского не вызвала.
- Если хочешь, можешь остаться в машине, подождать. – предложил капитан. – Я там порасспрошу несколько человек и вернусь. Все равно эти мажоры или сатанисты или кто они там еще, наверно, сегодня здесь уже не объявятся.
Миша категорично замотал головой:
- Не, Леонид Сергеевич, я с Вами пойду. Я не хочу, чтобы Вас потом тоже нашли… с чем-нибудь отрезанным.
Рыбкин громко рассмеялся в ответ на это заявление лейтенанта и махнул рукой в его сторону:
- Пусть не боится. Мы не кусаемся.
Они направились вглубь леса, следуя за покойником. Идти пришлось дальше, чем Лёня сначала предполагал, да к тому же еще и Рыбкин шел в прямом смысле слова «напролом», проскользая сквозь высокие сугробы, корни, торчащие из-под снега, и стволы деревьев. Простым смертным полицейским приходилось то и дело сходить с курса, чтобы обойти все эти препятствия. После двадцати минут такого зимнего паркура, Воронцов не выдержал:
- Долго еще?
Рыбкин помотал головой:
- Неа, уже близко, через пять минут будем на месте.
- Ты вроде говорил, что вам от кладбища далеко отходить нельзя? – Лёне не пришлось долго думать, чтобы понять, что под Рыбкиным обобщением «нам» подразумевались личности, для которых Высший суд в свое время окончился не слишком уж радужно.
- Ну да, в город нам нельзя соваться. – ответил Рыбкин. – Среди нас ведь всякие личности есть: и убийцы, и воры, и прочие нехорошие человеки. Есть такие, которые уже после одного дня «там» внизу полностью раскаялись, а есть и такие «горбуны», которых и могила не исправит. Я, кстати, к первым отношусь. – с гордостью подчеркнул Анатолий. – Но правила для всех одни: смену свою отстоял, выходи на землю и гуляй, сколько хочешь, но только на строго отведенной территории. Хорошо еще хоть, что кругами вокруг кладбища ходить не заставляют.
Лёня усмехнулся:
- Мне, наверно, нельзя это спрашивать, но… Как там, внизу?
Рыбкин хитро улыбнулся:
- Не знаю, как Вам, можно спрашивать или нельзя. Мне, по крайней мере, рассказывать никто не запрещал.
Лёня улыбнулся – фабрикант постепенно начинал ему нравиться. Да, при жизни человеком он был нехорошим, хитрым и жадным, однако теперь, после смерти, когда он больше не мог причинить живым зла, Воронцов не мог рассматривать его как угрозу и, соответственно, как врага. Но и до дружбы с фабрикантом капитан еще тоже был далек, все-таки ту историю с чайником ему все еще было трудно забыть. Так что пока Лёня решил остановиться на простом знакомстве, с обоюдной выгодой. Анатолий тем временем продолжал травить свои байки из склепа:
- Вы, наверно, уже поняли, что я тогда неспроста у Вас прощения просил. Покушение на Вас ведь было моим самым тяжким грехом. Это на этом свете взятка высоко котируется, а «там» деньги – дело последнее. Да и зама своего я лично-то не убивал, киллера нанял – тоже плохо, но не смертельно. Вот мне на суде и сказали – простит тебя человек, которому ты зло сделал, спишем твой проступок. Вы простили – мне и дали всего сто пятьдесят лет, для бессмертной души это – пустяк. Отстою – и наверх отправят.
- В смысле «отстоишь»? Где ты там стоишь-то? В очереди что ли?
- Ага. – на полном серьезе кивнул Рыбкин. – В очереди. Вы знаете, анекдот такой есть: Сбербанк, почта и поликлиника – это филиалы ада на Земле. Я тоже в свое время, когда услышал, смеялся. А когда лично убедился, что это – правда, уже не до смеха стало. Вы представьте – длиннющий коридор, стены такого неприятного зеленого цвета, абсолютно голые, даже глазу не за что уцепиться. И очередь… И ты стоишь… и стоишь… и стоишь… И так по двадцать часов каждые сутки. Вы, может, скажете, ерунда это, но я Вас уверяю, это ужасно. Был бы живой, я бы там на второй день уже от скуки чокнулся. А так стоять приходится.
- А как же котлы там всякие? И костры? И черти с вилами?
- А это специально, для запугивания. Чтоб люди думали, прежде чем глупость совершить. Только это уже давно придумали, в средневековье. Раньше, говорят, хорошо помогало, а сейчас уже устарели методы, времена другие пошли, и люди… Ну вот мы и на месте.
Они остановились у склона холма, под которым раскинулась небольшая равнина, поросшая лесом. На километр впереди них простиралось море из оградок, крестов и памятников. Лёня оглядел все это «великолепие» и недовольно поежился – это было уже его второе кладбище за сегодняшний день, а вводить себе в привычку шляться по погостам Воронцов не собирался.
Однако когда они спустились вниз, Воронцову вдруг показалось, что попал он не на кладбище, а на воскресный рынок – здесь было полно народу. Мертвые гуляли по талым дорожкам, не оставляя следов, стояли под деревьями, о чем-то беседуя, сидели за столиками, поставленными сердобольными родственниками у некоторых могил, кто-то читал книжку, кто-то играл со знакомыми в домино или карты – в общем, жизнь (если это слово можно было применить к данной ситуации) здесь била ключом. Лёня оглянулся на Мишу. Тот, видимо, совершенно не осознавал, что только что прошел мимо толпы, распевающей какой-то шансонный шлягер, и сейчас двигался прямо навстречу довольно немаленьких габаритов мужику, судя по прическе и одежде, при жизни бывшим охранником у какого-нибудь «туза». Прежде чем Лёня успел схватить Старжевского за локоть и отдернуть его в сторону, амбал, немного усилив свою прозрачность, прошел сквозь лейтенанта, при этом ни первый, ни второй не шевельнули ни единым мускулом лица. Капитан решил не «радовать» стажера новостью о таком неординарном «пересечении», для его же душевного спокойствия.