Исток

Завтрак добрая женщина накрыла царский, я украдкой сунула в карман пару вареных яичек и потом мучилась совестью, когда она торжественно вручила мне узел со снедью, собранной в дорогу.
Кузнец перековал подкову. Но на паром мы опять опоздали, теперь колдун грозился сдать проклятую скотину на живодерню, живописно разъясняя то ли мне, то ли лошади, что там с ней сделают. А ничего не сделают, думала я. Знала: этот не сдаст. До последнего будет возиться с ней, пытаться вылечить, выходить, а если не сможет, самолично прирежет. Но только если это будет единственный выход. Но описывать грядущие ужасы у него выходило очень красочно.
Пришлось остаться в селе еще на один день. Майорин опять помрачнел, на вопросы отвечал односложно и по возможности старался не разговаривать вообще. Воспользоваться гостеприимством кузнеца второй раз мы не рискнули, сняли комнату в трактире «Большой ясень» – ясень, может, был и большой, да никто его не видел. Трактирчик был маленький, не чета шумному заведению по ту сторону реки. Я больше любила такие маленькие трактиры, где хозяин знает каждого гостя в лицо. Колдун уселся в самом темном углу, попросил себе пива и медленно цедил. И пиво и слова.
– Я пойду погуляю…
– Иди.
Село было огромным, но оставалось селом. Ни каменных или дощатых мостовых, только пыльные дороги. Не было здесь и крепостной стены или даже забора, если не брать в расчет небольшой заставы на берегу, приютившей ратных, следящих за покоем переправы. Около рынка пахло рыбой – Урмала в этом году родила щедро. Я бродила меж домов, заглянула ради интереса в знахарскую лавку. Ассортимент радовал разнообразием и печалил ценами. Можно подумать, они даже пустырник для успокоительной настойки в небесных кущах собирают – серебряный. Грабеж, но ничего не поделаешь – самый оживленный тракт страны.
– Сударыня что-то выбрала? – заискивающе спросил знахарь.
– Сударыня думает, – в тон ему ответила я. – Сейчас она подумает и, пожалуй, уйдет – ее пугают ваши цены.
Знахарь поджал губы и нахмурил редкие бровки, но стерпел.
– Сударыня не похожа на пугливую, она должна понимать, что хорошее лечение стоит любых денег.
– А у вас есть такая мазь, которой можно залепить рану?
– Заживляющая? – оживился торговец.
– Скорее, закупоривающая. – Я улыбнулась ступору знахаря. Но он честно попытался отработать грабительские цены, уставив прилавок множеством баночек и сверточков. Я добропорядочно перенюхала все. После чего расчихалась и ушла. Напоследок заверив знахаря, что будь у него то, что мне надо, я бы обязательно купила. Но он, похоже, решил, что я издеваюсь.
После пряного запаха знахарской лавки меня потянуло на свежий воздух, и я побрела к переправе, с интересом изучила механизм паромов, курсирующих поперек реки. Быстро устав от гомона толпы, побрела вдоль берега, прочь от заставы за высоким частоколом, с наслаждением пиная мелкую речную гальку босыми ногами – сапоги я несла в руке.
– Сударыня не боится одна гулять? – Сперва мне подумалось, что меня выследил знахарь – мстить за унижение, больно фраза построена похоже была. Но потом сообразила, что молодой борзый голос не может принадлежать тихому, дребезжащему всем телом старичку. Внешность оказалась под стать голосу: пшеничные волосы чуть не достают до плеч, яркие голубые глаза нагло меня изучают, хотя изучать в общем-то особо нечего. Парень, молодой и статный, прекрасно знал, что хорош собой. Он белозубо улыбнулся и подошел ближе.
Я не из тех женщин, которые хороши из любого положения, а подступиться ко мне сейчас можно только спьяну или сослепу: потрепанная рубашка выпущена из штанов, которые за неделю жизни в лесу подозрительно на мне болтались, ресницы и брови наверняка выгорели, а волосы заплетены в толстую косу. Сама по себе коса была ничего… может, на нее польстился…
– Вы меня испугались?
– Что вы, милсдарь! Просто мучаюсь догадками, отчего такой почтенный молодой человек заинтересовался моей никчемной персоной.
Он смеялся так, будто я удачно пошутила. Но глаза не смеялись, только рот.
 
– Боюсь, сударыня не раз слышала подобные ответы.
– Но я все равно с удовольствием послушаю, – весело сказала я, пятясь от него. Мой кавалер это заметил, резко махнул рукой, будто шутливо приветствуя кого-то.
К горлу лег нож.
– Я видел тебя с колдуном из Инессы, – начал объясняться белобрысый.
– С каким именно? – задиристо уточнила я.
– А ты не промах. Хотя не знаю, что он в тебе нашел.
– Тебе не найти, ума не хватит. – Хамить не стоило, нож сильнее впился в горло. Лишь бы не прорезал кожу.
– Где этот ублюдок? Я видел вас вместе вчера! – Значит, речь шла о Майорине. Уже легче.
– Гуляет. Я ему не нянька.
– Дура, я убью тебя, а выродка этого все равно найду. Неужто жить не хочешь?
Язык мой заметал вперед меня:
– Без него мне и свет белый не мил. Но ты меня не убьешь, убьют твои слуги, а ты будешь смотреть, как они меня убивают, как все трусы. – Породистое лицо залилось краской, вот кому надо было жить в лесу с колдуном, уж тот бы отучил его злиться. А язык надо бы откусить. Он кивнул своему слуге, лица того я не видела. Нож исчез, теперь на шею мне давила жилистая рука. Белобрысый размахнулся и заехал мне кулаком в живот. Воздух со свистом вылетел из легких, я скрипуче застонала.
– Говори. – Все равно ведь найдут. Предупредить бы… Второй раз он ударил меня по почкам.
– «Большой ясень», – выдавила я. Белобрысый сделал подручному знак, тот плотнее прижал меня к себе. Белобрысый снял кожаный браслет с моего запястья и ушел.
Первое, что сделал подручный, связал мне руки и ноги. Я брыкалась, пыталась вырваться, но после ударов белобрысого двигалась вяло. Слуга затянул последний узел и бросил меня на камни. Я больно ушиблась щекой о гальку, но кожа удержалась – не лопнула.
Лежать на холодных камнях со стянутыми за спиной руками не слишком умиротворяющее дело. Злиться в таком случае естественно. Я старательно убеждала себя в этом. Злиться надо так, чтобы только разбудить исток. Но вожжи не отпускать. Исток лишь часть меня, часть, которая мне подчиняется…
Был в моей жизни день, который я старалась никогда не вспоминать. Я закрыла глаза, шаг за шагом перебирая каждый миг того дня с наслаждением мазохиста. Когда я открыла глаза, вокруг меня шевелились камни.
«Даже чистая сила может быть оружием. Позже ты научишься ею управлять».
Пока Майорин учил меня не злиться, я училась злиться тогда, когда посчитаю нужным. Я привыкла учиться всему сама, не дожидаясь учителей, да и что они могли дать человеку?
Камень, выбранный мной, задрожал.
«Злость это не самый лучший союзник, Айрин, можно растормошить ею исток, но чтобы им управлять, потребуется трезвый ум».
Камень оторвался от земли. Но тут же упал обратно. Подручный обернулся, помахал передо мной ножиком. И тут слова колдуна дошли до моего сознания особенно ясно. Чистая сила – тоже оружие.
Мне не нужен был камень! Сила хлынула из меня, подчиняясь мне полностью, безраздельно. Хлынула в подручного, лучше любого камня огрев его по макушке. Мужчина завалился на землю, застонал и затих.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться и усмирить исток, намного меньше, чем раньше. Я, как большой червяк, подползла к ножу, перевернулась, села и начала пилить веревки.
Встала я со второй попытки, но исток добросовестно восстанавливал ущерб, нанесенный его вместилищу, и боль постепенно отползала.
Нож я забрала в качестве трофея.
Однажды в Инессу приехали цитадельские маги. Главный из них сидел в нашей горнице, когда я принесла вино и моченые яблоки (служанок – хордримских девушек, мать погнала, слишком важным был разговор).
– Владычица бережет силу, не тратит по пустякам? – спросил гость, стараясь задеть собеседницу.
– Берегу. Не след разбрасываться чарами, когда сгодятся и сноровистые руки.
– В Инессе недостает источников или чародеев? – И первого и второго было в достатке.