Не убивайте звезды на предплечьях (СИ)

Чарльз танцевал. Танцевал и целовал часто в губы Льюиса. Тод держал за руку Оливера, а Антон и Эммет один раз ходили курить на кухню. И это было странно, потому что Чарльз ясно дал понять, что курить можно прямо здесь.
Я не думал об этом. Я просто пил напиток с пузырями, который оказался шампанским, неловко двигался в такт музыки, доносившейся из проигрывателя, смеялся и перестал поправлять челку. Мы гуляли всю ночь.
Льюиса склонило в сон первым, затем начал клевать носом Тод, и Оливер гладил его по руке, позволив положить голову на плечо, пока сам курил, негромко разговаривая с Чарльзом. Эммет сложился комочком на диване и я понял, что мне пора возвращаться домой.
— Мне пора, — привлек я внимание Чарльза, и он пьяно улыбнулся, натягивая мне на шею мишуру и притягивая к себе ближе.
— Это было грандиозно, — заявил он. — Тебе понравилось твое первое Рождество?
— Да, — кивнул я и не смог сдержать улыбки.
И Чарльз с нажимом поцеловал меня в щеку, задевая уголок губ. Я покраснел.
— Сладкий ты мальчик, — прошептал Чарльз, причмокнув губами. — Сладкий и невинный. Такой грязной суке, как мне, даже немного стыдно к такому ангелу прикасаться.
— Я тебя провожу, — послышался голос из гостиной, и я вздрогнул.
Это сказал он, я был уверен, и от осознания начало сосать под ложечкой. Антон вышел из комнаты к нам в коридор и натянул на пятки зимнюю обувь. Чарльз поцеловал его в обе щеки на прощание и крикнул, что благословляет нас на потрахаться. Меня покарает за это Всевышний, но мне было смешно от этой шутки.
На улице был снегопад. Все улицы были усыпаны только что выпавшим снегом, и мы с Антоном оставляли на тротуарах первые следы. Я хотел заговорить с ним, но не понимал, о чем.
— Значит, Бог… — заговорил первым Антон.
— Бог, — кивнул я.
Мой собеседник ухмыльнулся.
— И как давно тебе промыли мозги? — вскинул он брови.
— После рождения, — безмятежно ответил я.
Антон засмеялся. Смех у него невероятный. Заливистый, чистый и невозможно красивый. Этот смех ласкал слух и располагал к себе. Он завалился на мое плечо и закрыл усеянными кольцами пальцами лицо. Это показалось мне забавным. И у меня в животе что-то екнуло.
У Антона хорошее чувство юмора. Он показывал мне обычные на первый взгляд вещи и импровизировал забавные шутки, с которых я смеялся до настоящей икоты. Хотя я не могу отрицать, что икал я наверняка еще и от чрезмерно выпитого шампанского.
Мы шли с ним около часа, возможно, даже дольше. Время было позднее, автобусы уже не ходили, но Антон так уверенно вел нас по улицам, что мне даже на минутку не пришло в голову, что мы можем свернуть не туда, но…
— А что это за улица? — спросил его я.
Антон остановился напротив меня и пожал плечами.
— Без понятия.
— Ты не знаешь, куда идти? — не осуждающе, скорее с улыбкой спросил его я.
— Не знаю, — засмеялся он, зарываясь носом в ворот тонкой, явно осенней куртки.
— Ты не местный?
Парень отрицательно покачал головой, пряча улыбку за воротом куртки. Но его улыбку глаза выдавали. Я нервно выдохнул. Он красивый. Антон очень красивый, и я говорю сейчас вовсе не о теле. Его глаза показывают красоту его души. Я таких людей никогда еще не встречал.
— Я переехал сюда из России в конце июля, чтобы поступить в университет, — объяснил он.
— Поступил?
— Не-а, — прищурившись, посмотрел в сторону он. — Попытаюсь на следующий год.
Я кивнул, пожевав нижнюю губу. На улице не было ни души, только фонари освещали одинокие, пустые улицы, валил с черного неба снег, а напротив меня стоял Антон. Его светлые волосы и ресницы были усыпаны крупными мокрыми хлопьями снега.
— Значит, мы потерялись? — зачем-то спросил я.
— А я не против с тобой потеряться.
Мы шли вдоль улицы рядом, будто нам было тесно на тротуаре, и я прятал улыбку в черном шарфе. Наши руки были очень близко, и я ощущал, как пальцы Антона были буквально в паре миллиметров от моих. В какой-то момент он коснулся моего мизинца своим, и мое тело прошибло током.
Он взял меня за руку первым, и мы переплели пальцы.
 
В темноте я ударился левой ягодицей об угол высокой тумбочки, когда в беспорядке тел мы ввалились в его съемную квартиру, задыхаясь от желания. Антон целовал всё, до чего мог дотянуться, жадно кусал губы и снимал с меня одежду прямо на ходу.
Несмотря на то, что хотел я его невероятно сильно с той самой секунды, как увидел, мне было жутко страшно впервые заниматься сексом с мужчиной, но Антон сказал, что мне не о чем волноваться, и уже через несколько минут он выстанывал мое имя, пока я кусал его плечи и лопатки.
Я был с ним единым целым до самого рассвета, а затем он целовал мои плечи, постепенно засыпая, и повторял, что без ума от множества родинок на моих плечах. Антон водил по ним пальцем и что-то бормотал сквозь сон, но я никак не мог разобрать, что именно.
Мы проспали до пяти часов вечера и, когда я это понял, то начал собираться с немыслимой скоростью. И вот я стоял перед ним уже одетый, потому что мне нужно было срочно вернуться домой, а Антон смотрел на меня так, что я чудом не бросил вещи и не повел его в постель снова.
Я был уверен, что улыбался как самый последний идиот на земле, но я ничего не мог с собой поделать. Он сведет меня в могилу, я почему-то был в этом уверен.
— У тебя красивая улыбка, — глядя мне в глаза, произнес он.
И я готов был заскулить от счастья, потому что я правда был счастлив. Я невозможно сильно был счастлив, что согласился провести канун Рождества с друзьями Чарльза, и что я познакомился с ним. Это подарок судьбы, не иначе.
— Дашь мне свой номер?
Я мгновенно окунулся в эту фразу с головой, вспоминая рассказанную в далеком детстве историю, которую поведал мне отец, и не сразу заметил, что на ладони Антона уже было записано мое имя.
Я зачем-то взял его руку и начал рассматривать три по-забавному кривоватые буквы, написанные на его влажной ладони несмываемым черным маркером. Я мысленно произнес их. А. R. S. Арс. Мне нравится.
— Ты чего? — не понял моего затихшего состояния Антон и подошел чуть ближе, касаясь кончиком носа моей влажной и немного спутанной челки.
Глаза от удовольствия закрылись сами. От Антона пахло сигаретами и одеколоном. Мне нравился этот запах. Мне нравился весь Антон. Эта мысль опутывала мой разум, я знал это, и я не был против. Я был только за.
— Согласно одной легенде, Иисус писал наши имена на своей коже, — задумчиво ответил я. — Антон, ты что, Иисус?
Я поднял взгляд, и он коснулся моего носа своим. У него родинка на самом кончике. Бледная, но такая красивая. Я хотел поцеловать эту родинку.
— Для тебя я могу стать, кем захочешь.
Мы соприкоснулись лбами, и мои веки налились свинцом сами. Антон нашел мои губы и поцеловал так отчаянно, будто не хотел меня отпускать. Знал бы он, как я этого не хотел.
— Номер, — выдохнул он мне в губы и засмеялся.
Записав дрожащей рукой на ладони Антона свой номер, я заметно занервничал, не представляя, как вести себя дальше, но он сделал все сам: поцеловал меня на прощание, обхватив шею ладонью. Я без ума от его губ. Я без ума от него.
Я точно схожу с ума, и никаких молитв мне не хватит, чтобы Бог простил меня за то, что я сделал, даже если сотру колени в кровь.
Я попаду в Ад.
Домой я вернулся, когда было темно, а на часах была четверть седьмого. Мама беспокоилась, спросила меня, где я ночевал, и мне пришлось ответить, что у друга. Она снова мне поверила, но предупредила, что мы еще поднимем эту тему за ужином, когда вернется с работы отец.
Я согласился, а затем битые полчаса стоял под душем, продолжая улыбаться, как самый настоящий идиот.
За ужином я ничего отцу не рассказал, да и мама, видимо, забыла об этом, потому что все внимание за семейным ужином после молитвы оказалось сосредоточено на моей младшей сестре Оксане, которая рассказывала о том, что впервые выступила в церкви с собственной речью, ведь это так укрепляет веру и дух.