Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ.

А дело было в том, что Цзя Юню приглянулась Сижэнь, но действовать открыто он боялся и пошел на хитрость с письмом. Он было направился к Сижэнь, но, услышав ее последние слова, остановился в замешательстве. Сижэнь круто повернулась и скрылась за воротами. Цзя Юню ничего не оставалось, как вместе с Чуяо покинуть сад.
Когда Баоюй вернулся из школы, Сижэнь ему сказала:
— Приходил второй господин Цзя Юнь.
— Зачем?
— Не знаю, оставил записку.
— Дай сюда!
В это время в комнату вошла Шэюэ, взяла письмо и протянула Баоюю. Сверху было написано: «Почтительно вручаю дяде».
— Почему он перестал называть меня своим приемным отцом? — удивился Баоюй.
— О чем ты? — спросила Сижэнь.
— Однажды он подарил мне бегонию и признал своим отцом, — объяснил Баоюй. — А сейчас, видно, отказался от меня, раз называет дядей.
— Он такой же бесстыжий, как ты! — ответила Сижэнь. — Совсем взрослый — и вздумал звать тебя отцом? В самом деле, ты даже…
Она осеклась, покраснела и рассмеялась.
Баоюй догадался, что она имеет в виду, и улыбнулся:
— Трудно что-либо сказать, но, как гласит пословица: «У монаха нет родных сыновей, зато много почтительных детей»! Я согласился называть его своим сыном лишь потому, что он умен и внушает симпатию. А не желает считать меня отцом — я возражать не стану. — Он развернул записку.
— Этот Цзя Юнь дьявольски хитер, — сказала между тем Сижэнь, — то появляется, то прячется! Что-то недоброе у него на уме!
Баоюй, занятый письмом, пропустил слова Сижэнь мимо ушей. Сначала он нахмурился, потом усмехнулся, покачал головой, и на лице его отразилось недовольство. Как только Баоюй прочел, Сижэнь, наблюдавшая за ним, спросила, в чем дело.
Баоюй ничего не ответил и разорвал письмо на мелкие клочки.
Сижэнь не стала допытываться, только спросила, будет ли он сегодня учить уроки.
— Просто забавно! Этот мальчишка Цзя Юнь оказался настоящим наглецом! — заметил Баоюй.
Сижэнь повторила вопрос:
— Скажи, в конце концов, в чем дело?
— Нечего спрашивать! — ответил Баоюй. — Давай лучше поедим и ляжем спать. Что-то тревожно на душе.
Он велел девочке-служанке зажечь лампу и сжег обрывки письма.
Вскоре служанки накрыли на стол, и Баоюй с расстроенным видом сел ужинать. Он едва прикоснулся к еде, и то лишь благодаря уговорам Сижэнь, лег спать и заплакал. Сижэнь и Шэюэ гадали, что могло так его опечалить.
— Что с ним? — недоумевала Шэюэ. — Наверняка Цзя Юнь его расстроил! Как прочел Баоюй его дурацкое письмо, так словно умом тронулся — то плачет, то смеется. Что делать, если так будет продолжаться? Ума не приложу!
У Шэюэ был такой несчастный вид, что, глядя на нее, Сижэнь едва сдержала смех.
— Дорогая сестрица, — принялась она уговаривать Шэюэ, — возьми себя в руки, а то Баоюй еще больше расстроится! А про письмо забудь! Оно совершенно тебя не касается!
— Глупости! — вспыхнула Шэюэ. — При чем тут я? Мало ли какую можно написать пакость? Уж если на то пошло, оно скорее тебя касается!
Тут Баоюй вскочил с постели и, смеясь, закричал:
— Хватит вам! Спать не даете! А мне завтра рано вставать.
Он снова лег и вскоре уснул. О том, как прошла ночь, мы рассказывать не будем.
Утром Баоюй, как обычно, отправился в школу. Но, едва выйдя за ворота, вернулся в дом и позвал Шэюэ.
— Что случилось? — отозвалась Шэюэ, выбегая навстречу.
— Если придет Цзя Юнь, скажи, пусть ведет себя поприличней, — приказал Баоюй, — не то пожалуюсь бабушке и отцу.
Он уже собрался уйти, как вдруг увидел запыхавшегося Цзя Юня. Тот подбежал к Баоюю, приветствовал его и сказал:
— С великой радостью вас, дядюшка!
Баоюй вспомнил о том, что было в письме, и крикнул в сердцах:
— Опять явился меня тревожить?! Ну и нахал!
— Если не верите, дядюшка, поглядите за ворота, сколько там собралось людей!
— Ты о чем? — сердито спросил Баоюй.
В это время за воротами послышался шум, и Баоюй насторожился.
— Теперь видите, что я правду сказал, — произнес Цзя Юнь.
Тут у ворот кто-то крикнул:
— Вы что, порядка не знаете? Не положено здесь шуметь!
Снова раздались возмущенные голоса:
— Старого господина в чине повысили, а нам даже радоваться запрещают!
— Не в каждом доме такое случается!
Наконец Баоюй понял, что отца повысили в чине и люди пришли поздравить его. Нечего и говорить, что радости Баоюя не было предела.
Он продолжал свой путь, когда Цзя Юнь догнал его и спросил:
— Ну что, рады? А впереди у вас еще большая радость — свадьба!
Баоюй густо покраснел и плюнул с досады.
— Бессовестный! Уйди с глаз моих!
— Как это понять? — смутился Цзя Юнь. — А я думал, вы не…
— Что «не»? — оборвал его Баоюй, и Цзя Юнь не посмел сказать больше ни слова.
Учитель встретил Баоюя с улыбкой и промолвил:
— Слышал, твоего отца повысили в чине! Мог бы сегодня не приходить в школу.
— Я скоро уйду поздравлять батюшку, — отвечал Баоюй.
— Иди прямо сейчас, иди же! Отпускаю тебя. Только смотри не озорничай! Ты хоть и взрослый, а должен брать пример со своих старших братьев!
Баоюй поддакнул и ушел. У вторых ворот ему встретился Ли Гуй.
— Хорошо, что вы пришли, второй господин! — сказал Ли Гуй. — Я уже собирался за вами в школу!
— А кто приказал? — поинтересовался Баоюй.
— Старая госпожа, — ответил слуга. — Она велела искать вас в саду, а барышни сказали, что вы в школе, и просили передать учителю, чтобы отпустил вас на несколько дней — пока будут принимать поздравления. Еще я слышал, что по этому поводу пригласили актеров, и они дадут представление.
Они миновали вторые ворота и вошли во двор. Лица служанок сияли улыбками.
— Что вы так поздно? — сказали Баоюю служанки. — Скорее идите к старой госпоже, поздравьте с радостным событием!
У матушки Цзя собрались почти все. Не было только Баочай, Баоцинь и Инчунь.
Захлебываясь от радости, Баоюй поздравил матушку Цзя, госпожу Син и госпожу Ван, поздоровался с сестрами и обратился к Дайюй:
— Ты уже выздоровела, сестрица?
— Выздоровела, — слегка улыбнувшись, отвечала Дайюй. — Говорят, и ты прихворнул. Как сейчас себя чувствуешь?
— Как-то ночью вдруг заболело сердце, — сказал Баоюй, — а потом прошло, и я отправился в школу, даже некогда было тебя навестить.
Дайюй, не дослушав, повернулась к Таньчунь и о чем-то с ней заговорила.
— Глядя на вас, не скажешь, что вы целые дни проводите вместе, — засмеялась Фэнцзе, обращаясь к Баоюю и Дайюй. — Обмениваетесь вежливыми фразами, точь-в-точь как хозяин с гостем.
Все рассмеялись. Краска стыда залила лицо Дайюй, она растерялась, но после некоторого молчания воскликнула:
— Ничего вы не понимаете!
Снова раздался взрыв смеха.
Фэнцзе поняла, что сболтнула лишнее, и уже хотела перевести разговор на другую тему, но тут Баоюй вдруг сказал Дайюй:
— Представь, сестрица, какой наглец этот Цзя Юнь…
Сказал — и сразу осекся.
Все еще громче рассмеялись, а потом спросили:
— Что же ты замолчал?
Дайюй не знала, что ей хотел сказать Баоюй, и стала насмехаться над ним вместе со всеми. Ответить Баоюю было нечего, и он, улыбаясь, произнес:
— Я слышал, пригласили актеров. Когда же они приедут?
Все продолжали смеяться, в упор глядя на Баоюя.
— Ты слышал, ты и скажи, — произнесла Фэнцзе. — Зачем у нас спрашивать?
— Сейчас сбегаю расспрошу, — промолвил Баоюй.
— Погоди! — остановила его матушка Цзя. — Там люди пришли с поздравлениями, увидят, что ты носишься, — засмеют. Не серди отца, у него великая радость!
— Слушаюсь, — ответил Баоюй и степенно вышел.
Матушка Цзя обратилась к Фэнцзе:
— Кто говорил, что пригласили актеров?
— Второй дядя. Он и приглашал. Послезавтра счастливый день, и он хочет устроить чествование старой госпожи, господина и госпожи, — отвечала Фэнцзе. — Кроме того, день не только счастливый, но и праздничный! Послезавтра…