Отметки на её теле (СИ)

Она молчит, лишь ногтями проводит по коже, заставляя забыть о первоначальной причине моего прилёта. Я так хочу её оттолкнуть, проучить, послать к чёрту и улететь домой. Но ещё больше хочу быть рядом, борюсь с душой, которая говорит то, что несколько дней назад я бы и в мыслях не произнёс.
Люблю…
Чёрт возьми, душа, сердце, тело, каждая грёбаная крупица моего сознания созрела на то, чтобы принять чувство, которое всегда презирал. Хочу любить её, оберегать, быть рядом и никуда не отпускать…
— Разве ты не за этим прилетел, Брайан? — шепчет она, снова пытаясь меня поцеловать.
А вот после этого вопроса хочется уже что-то другое с ней сделать. Наорать как минимум, отшлепать, чтобы мозги из пятой точки вернулись в голову, как максимум.
— Ты больная? — спрашиваю, отпуская её, после чего сразу же сбрасываю руки со своего тела.
Стало неприятно, тошно, но не от неё, а самого себя. Насколько же я был кретином всё это время, раз она думает, что мне нужен только секс? Я никогда не говорил ей о чувствах, не демонстрировал свою привязанность, да что говорить, если все наши встречи были тайными. По сути, нас даже никогда не существовало, о чём сейчас я сильно жалею.
— Как и ты, — пожимает плечами, пальцем вытирая помаду вокруг губ. — Выпьешь? — говорит спокойно, будто только что не заявляла мне о том, что я пролетел хренову тучу километров, чтобы её просто трахнуть.
— Воздержусь, — застёгиваю ремень, когда она уже спрыгнула с тумбочки и, не удостоив меня даже взглядом, направилась вглубь номера.
Сжимаю кулаки и плетусь за ней. Намерения поговорить и выяснить, что между нами происходит, выше, чем злость. Захожу в просторный зал и вижу, как Кэтрин наливает себе бокал вина. Сев на диван, она закидывает ногу на ногу и смотрит на меня так, будто на лбу нецензурщина написана.
Стою перед ней, словно мальчишка, тушуюсь, будто дар речи потерял. Собираю волю в кулак и хочу на неё наорать, но как только открываю рот, быстро его захлопываю, когда она задаёт один единственный вопрос. Чёртов вопрос, да таким надломленным голосом, что сквозь землю от стыда провалиться охота.
— Каково это держать в руках, чувствовать, что это «твоё», — Кэтрин особо выделяет последнее слово, насмехательски состроив пальцами кавычки в воздухе, — но каждый раз, как только это самое «твоё» оказывается рядом, оно ускользает?
И тут, кажется, до меня дошло…
========== Часть 5 ==========
«Брайан, меня позвали на вечеринку в честь празднования дня рождения хозяйки агентства, пойдёшь со мной?» — неуверенно спрашивает Кэтрин, а я лишь глаза закатываю и отмахиваюсь от предложения, ссылаясь на то, что не заинтересован в подобном времяпровождении.
«Брайан, слышала, у тебя выставка завтра, а я почему-то приглашение не получила», — говорит Кэт, после чего я затыкаю ей рот поцелуем, повалив на кровать. Разговор так и не произошёл, после секса она пытается вновь завести тему, но я ухожу в душ, а когда выхожу, то напоминанием о её присутствии в квартире является лишь лёгкий шлейф дорогого парфюма.
«Брайан, я не прошла отборные, не справляюсь с фигурным катанием и подиумом одновременно, устала. Может, махнём на отдых? Только ты и я, родной, как на это смотришь?» — Кэтрин задаёт вопрос, когда я мою руки от краски. Вместо ответа лишь подкуриваю и как всегда отрицательно качаю головой.
«Брайан, я сегодня в клуб с Наоми, с нами пойдёшь?» — молчу и думаю, что пойду. Но не с ними.
«Мы столько лет вместе, но по раздельности», — она пожимает плечами и берёт сумочку с кресла. — «Я устала играть в прятки от общественности. Устала строить из себя неприступную скалу на совместных мероприятиях, глядя на то, как вокруг тебя вьются наглые девицы. Я хочу быть той одной единственной девицей, которая будет иметь право к тебе прикасаться…»
Вспоминаю и смотрю на неё: такую красивую, такую родную, далёкую и не мою. Она никогда не была моей, и как жаль, что я начал это понимать только сейчас. Кэтрин сделала много шагов навстречу, чтобы наши отношения действительно можно было такими назвать. Я же все годы по сути ей пользовался, хоть так никогда и не считал. Теперь я понимаю её реакцию на моё присутствие, понимаю истерику и поведение, а также беготню от меня. Но всё же не могу понять: что между ней и блондинистым гадёнышем?
 
Делаю шаг навстречу к ней и останавливаюсь, отчего-то страшно, что сейчас оттолкнёт, и я потеряю её навсегда, так и не успев сказать важные слова. Хочется кричать, хочется упасть на колени, лишь бы доказать, что я всё осознал, что хочу быть с ней, но вместо всего этого я спокойно спрашиваю:
— Я тебе нужен?
Смотрю на неё в ожидании ответа и сжимаюсь, ещё никогда в жизни я не чувствовал себя таким уязвимым, да ещё и перед кем. Уязвимость перед девушкой, которую строил словно маленькую девочку, которую пальцем к себе манил, а после закрывал двери перед носом, как будто она ничего для меня не значит. Вопрос застывает в пространстве, Кэт молчит, а я ещё больше напрягаюсь. Хочу услышать уже хоть что-то, но она упрямо игнорирует, глядя куда угодно, но не на меня.
Подхожу ещё ближе и опускаюсь перед ней на колени, аккуратно положив ладони на стройные ноги. Смотрю ей в лицо, пытаюсь поймать взгляд любимых глаз, где уже вижу в уголках слёзы. Поджимаю губы от ужасающего стыда и склоняю перед ней голову. Готов просить прощения, умолять за своё поведение, за её потраченные годы зря на такого человека, как я, но слова комом стоят в горле, будто сжимая, сдавливая без возможности вырваться наружу. И всё-таки я пересиливаю себя, когда слышу тихий всхлип, за которым следует уверенное:
— Нет.
Одно слово, три грёбаные буквы, и мой мир рушится. Я так долго хотел быть независимым, столько времени погряз в себе, думая, что наши «отношения» протекают в порядке, как само собой разумеющееся, что даже подумать никогда не мог, что со мной произойдёт в случае, если она от меня отвернётся.
— Кэтрин, — шепчу, в надежде достучаться, — прошу, дай мне возможность показать, что всё может быть по-другому.
Она отрицательно качает головой, плачет уже навзрыд, едва удерживая трясущимися руками бокал вина, когда я, кажется, внутри медленно умираю. Умираю, чёрт возьми, понимая, что жизнь без неё будет не та, к которой я хотел бы стремиться.
— Неужели наконец-то дошло? — её вопрос наполнен горечью, разочарованием, но в голосе я слышу толики нежности, которые придают мне уверенность, что ещё не всё потеряно, что мы можем восстановить всё из пепла, начать сначала и быть счастливыми.
— Прости меня, — говорю ей в колени, когда чувствую, как она рукой гладит мои волосы, — прости кретина, что всё портил. Я люб… — но договорить возможности у меня нет и, наверное, уже не будет никогда.
Она закрывает мне рот ладонью, истерически смеясь. Не отрывая её руки, поднимаю голову, с ужасом наблюдая за нездоровым блеском в искрящихся от слёз глазах, и сглатываю. Ещё никогда мне не доводилось видеть её такой отчаянной, разбитой, сломленной. Хочу утешить, дать множество обещаний и клятв, что исправлюсь, что хочу быть только с ней. Тянусь руками к заплаканному лицу, с желанием стереть влагу, которую не хотел бы видеть никогда в жизни, но она отклоняется, сказав тихое, но твёрдое:
— Я столько лет ждала твоего признания, что попросту задолбалась. Уходи, Бейкер, не хочу больше тебя видеть. Никогда.
Отшатываюсь от неё, словно от прокажённой. Сейчас мне кажется, что я никогда не знал эту женщину, что не с ней делил постель и пускай часть, но своей жизни, что не она шептала на ухо ласковые слова, раз может вот так разорвать, даже не выслушав. Хоть головой и понимаю, что во всём виноват сам. Только я один косячил на протяжении стольких лет, когда она хотела просто быть рядом.
Встаю на ноги и отхожу от неё на пару шагов. Даю Кэтрин то, что желает, прекрасно осознавая, что она заслуживает счастья, пусть и не со мной. Развернувшись к ней спиной, едва сдерживаю себя от унижения сидеть у неё в ногах и умолять.