Похититель вечности

— И о чем же вы разговаривали? — настойчиво спросила она.
— Ну, он очень встревожен, — признался. — Что и говорить. Это ужасное место. Он понимает, что все потерял. Он в отчаянии.
— Разумеется, но что еще вы обсуждали?
Я помедлил, но тут ощутил ее руку у себя на затылке — она умело давила на все нужные точки, снимая накопившееся напряжение, и это было приятно.
— У него больше трехсот фунтов, — сказал я.
— Триста фунтов? — вскричала она в изумлении — ровно так же, как и я пару часов назад. — Ты серьезно?
— Серьезно.
— Это большие деньги. Только подумай, что он мог бы с ними сделать. Скрыться отсюда. Исчезнуть навсегда. Начать новую жизнь. Любой сможет. Деньги к деньгам. — Я смотрел на нее и думал, не хочет ли она сказать «мы» вместо «он». Никто из нас еще не произнес ни слова, но я понимал, что мы думаем об одном и том же. Наконец она сломалась. — Они ему не помогут, Матье, — решительно заявила она. Я вскочил и принялся мерить шагами двор.
— Так что ты предлагаешь? — спросил я, гневно повысив голос. — Ты считаешь, что мы просто можем взять деньги и сбежать? Оставить его гнить в тюрьме, так?
— Ты ему ничем не поможешь! — закричала она. — Он сам постелил себе постель. И ради бога, потише. Меньше всего нам надо, чтоб сюда кто–то пришел.
Я бы в ярости — я не знал, что мне делать.
— А если я смогу ему помочь? — спросил я — уже тише, но с ненавистью к себе; я не хотел сам принимать решение. — Что если я использую эти деньги, чтобы вытащить его оттуда? Тогда что? Они принадлежат ему, в конце концов. Он их заработал, не я и не ты. Даже если он останется в тюрьме на ближайшие годы, они будут ждать его, когда он выйдет. Он сможет заново наладить свою жизнь.
Она поставила миску с горохом и встала. Подошла ко мне, взяла в руки мое лицо и пристально посмотрела мне в глаза.
— Послушай меня, Матье. — Ее голос был тверд и ровен, в отличие от моего. — Ты ведь уже не ребенок. Ты способен сделать выбор. Но подумай вот о чем: у нас появился шанс. У тебя, меня, у Тома. Мы можем получить все, что нам нужно. Мы можем это сделать. Джек не друг тебе. Ты так считаешь, но ты ошибаешься. Ты ему ничего не должен.
Я рассмеялся.
— Это неправда, — сказал я. — Он мой друг. Ты же видела, что он сделал для меня. Он пошел в тюрьму, чтобы я туда не попал. Он не сотворил бы такое с Натом, если бы не заботился обо мне.
— Ты думаешь, он защищал твою честь? — спросила Доминик, уперев руки в бока. Рот у нее закрывался и открывался, точно она раздумывала, продолжать этот разговор или нет. — Ты считаешь, это твоя честь, болван? Это моя честь. Это мою честь он защищал. Открой глаза, Матье.
Я отступил в недоумении, не понимая, о чем она толкует.
— Твоя честь? — тихо спросил я, нахмурив брови, силясь понять. — Я не… — Тут до меня дошло, и я в шоке посмотрел на нее. — О чем ты? — нерешительно спросил я. Она ничего не сказала — просто слегка потупилась от стыда и подняла брови.
— Разумеется, ничего не было, — сказала она. — Я не позволила. Ты знаешь, что я люблю тебя, Матье.
У меня закружилась голова; я подумал — хорошо бы просто вскочить на лошадь и умчаться прочь, бросить их всех, Джека, Доминик, деньги.
— Ты лжешь, — наконец сказал я, и голос у меня дрожал от напряжения.
— Думай, что хочешь, — буднично сказала она. — Но факт есть факт, Джек Холби друг тебе не больше, чем мне. И у него есть то, чем мы можем завладеть. Взять это и уехать. Все в твоих руках. Так где же они?
Я оцепенело покачал головой.
— Нет, — ответил я. — Нет. Я хочу, чтобы ты мне объяснила, о чем ты. С чего бы ему защищать твою честь?
Она вздохнула, посмотрела по сторонам и вытерла руки о передник.
— Ничего, — сказала она. — Тебе не на что сердиться.
— Просто скажи мне! — закричал я.
— Просто временами, когда ты уходил по вечерам домой, мы разговаривали. Ведь мы оба здесь живем. Мы с ним видимся куда чаще, чем ты видишь нас обоих.
— Скажи мне, что случилось, — стоял на своем я.
— Я ему нравилась, — просто сказала она. — Он знал, что ты не брат мне, — сам сказал мне об этом и спросил, что же между нами. Были ли мы любовниками. — Сердце у меня застучало от этого слова, и я посмотрел на нее, ожидая продолжения. — Я ответила, что нет, — сказала она. — Ни к чему было говорить об этом, да и в любом случае, это не его дело. Я сказала, что ты питаешь ко мне чувства, но для меня игра в брата и сестру ближе к правде.
 
Я с трудом сглотнул и почувствовал, как на глаза у меня наворачиваются слезы. Я боялся спросить, правда ли это или же она просто сказала так Джеку. И где–то в глубине души мне, сущему ребенку, хотелось, чтобы она признала: да, мы были любовниками. То, что она отрицала это, ранило меня, и я не знал, почему.
— Так что же он сделал? — спросил я.
— Попытался меня поцеловать, — ответила она. — Но я сказала ему — нет. Мне это ни к чему. К тому же, он еще просто мальчик.
Я рассмеялся, возмущенный ее самоуверенностью. Джек был старше меня, да и старше самой Доминик, и то, что она отвергла его под таким предлогом, вывело меня из себя. Голова закружилась от мыслей. Говорит ли она правду о Джеке или лжет? И как насчет Ната? Он старше нас и уродливее, но богаче. Намного богаче. Я потряс головой, чтобы прогнать эти мысли, и с горечью посмотрел на нее.
— Я не стану говорить тебе, где деньги, — сказал я. — Но мы возьмем их. Мы заберем их сегодня ночью.
Она улыбнулась:
— Все к лучшему, Матье.
— Просто… замолчи, Доминик, — раздраженно сказал я, не открывая глаз. Я боролся с недоверием, любовью и алчностью. — Я приду сюда ночью. Около полуночи. Мы заберем деньги и уедем, хорошо?
— А Тома?
— После того, как возьмем деньги, заедем за ним. Я поговорю с ним сегодня.
Я развернулся и пошел прочь; она что–то кричала мне вслед, но я не слышал. Я не знал, чему верить. Нет — это неправда. Я знал. Знал, что она лжет. Я понял по тому, как она это сказала. Ничего непристойного между ними и быть не могло; Джек бы этого ни за что не допустил. Он верный друг. Он никогда бы меня не предал. У меня не было ни малейших сомнений, что она лжет, и все же я предпочел поверить ей, ибо так мог оправдать свои действия.
Если я притворюсь, будто верю, что Джек Холби меня предал, тогда и я смогу его предать. Решившись, я быстро направился домой. Я возьму деньги и сбегу.
Тома стоял на своем — он не хотел, чтобы я покидал Клеткли. И, что еще важнее, сам не хотел никуда ехать.
— Но подумай, какая новая жизнь нас ждет в Лондоне, — объяснял я, стараясь говорить как можно увереннее. — Вспомни, мы ведь раньше хотели туда поехать.
— Я помню, что это ты хотел туда ехать, — сказал он. — Но не припомню, чтобы меня кто–то спрашивал. Это вы с Доминик хотели, а не я. Я и тут счастлив.
Он надулся, намереваясь расплакаться, а я застонал от досады. Никогда не думал, что здесь он обретет свой дом, — вот странность–то. Хоть я был вполне счастлив в Клеткли, но это место никогда не значило для меня так много, чтобы я не мог представить, как в один прекрасный день покину его. Я завидовал Тома: он нашел то, что мне казалось недостижимым, — дом.
— Миссис Амбертон… — сказал я, взывая к ее помощи, но она отвернулась от меня со слезами на глазах.
— Нечего на меня кивать, — сказала она. — Ты знаешь, что я об этом думаю.
— Мы не можем расстаться, — твердо сказал я, пытаясь взять брата за руку, но он вырвался. — Мы — семья, Тома.
— Мы тоже семья! — закричала миссис Амбертон. — И разве мы не приняли вас — вас обоих, когда вам некуда было идти? Вы ведь тогда были нам благодарны.
— Мы с этим покончили, — сказал я, до предела измотанный тем, сколько труда приходится вкладывать в такие простые планы. Я начал злиться не нее: ну почему она не желает помочь мне переубедить Тома? Мне в голову даже не приходило, что она любит мальчика. — Я все решил.
— Когда мы уезжаем? — спросил Тома: сдаваться он не собирался, но все равно желал знать, каковы планы. Я пожал плечами: