Хулиган напрокат (СИ)
Когда вижу знакомый черный капот и радиаторную решетку, то готова просто зарыдать в голос. И мне кажется, что Макс с битой в руках из машины вылетает раньше, чем она останавливается. Напряжена каждая мышца его лица, глаза как два черных угля, а плечи словно приобрели еще больший размах.
— От девушки отошли, — скалится он, делая взмах битой.
И этого оказывается достаточно, чтобы сбить с этих двоих спесь. Никаких больше ухищрений. Один реверанс бейсболиста, и мы с Максом остается во дворе уже наедине.
— Ты как? — перестав сверлить звериными глазами темноту, где исчезли эти два утырка, Максим опускает биту и переводит взгляд на меня. С тревогой осматривает с головы до ног. В свете автомобильных фар вижу, как тяжело вздымается его грудь, а пальцы до белых костяшек сжимают бейсбольный атрибут. — Синичкина, — обрывисто выдыхает он, — какого хрена ты одна поперлась? Сложно было дать тебя довезти? Что за детский сад? Башкой думать умеешь вообще?
Это становится последней каплей моих эмоций на сегодня. Она-то и всколыхивает бурю. Мои губы предательски вздрагивают, и я разливаюсь рыданиями, закрыв лицо руками. Чувствую себя, как маленькая девочка, которую наказали поставили в угол. Причем ни за что. Макс что-то говорит, а точнее, отчитывает, но я уже не слушаю.
Путаю вдохи, всхлипы и выдохи, пока не ощущаю на своих плечах тяжесть чужих горячих ладоней.
— Ладно, все. Я успел и это главное… — бормочет мне Макс куда-то макушку.
Поднимаю голову и наши лица оказываются друг напротив друга. Близко. Опять. Который раз за этот вечер.
Через соленую пелену слез замечаю, как растерянный взгляд Максима сосредоточенно скользит по моему лицу… глаза… губы… снова глаза… А кадык на его шее нервно дергается вниз… Как и мое перепуганное сердце…
— Не реви, Птичка-синичка… — на лице Макса появляется полуулыбка.
Чувствую, что его теплые лапищи на моих плечах осторожно сжимаются сильнее. Я всхлипываю. И дрожу все сильнее. Хочу просто прошептать Максу самое искреннее спасибо, на которое только способна, но не успеваю…
— Руки от нее убрал, мразота! — слышится грозное по всей округе.
А колотящая дрожь по моему телу сменяется сходом ледяной лавины по спине. Богдан!
Я и Макс одновременно поворачиваемся на голос. Со стороны моего подъезда на нас летит Бо. В домашних штанах и тапках.
Максим ошарашенно округляет глаза, а я не успеваю вставить и слово…
Лишь испуганно ловлю ртом воздух, когда кулак Богдана с хорошего замаха врезается в лицо Ольховского.
Глава 11
ЛесяМакс прикладывает к рассеченной брови ватный диск, смоченный в антисептике, и морщится, со свистом втягивая воздух через зубы.
— Могу подуть, — вполне серьезно предлагаю я.
— Не надо, — недовольно бурчит он, подергивая ногой.
В дверях моей комнаты возникает Бо. Хмурый. Серьезный. И походу обиженный.
Одетый уже в футболку, Богдан протягивает мне упаковку лейкопластыря.
— Это все, что нашел дома, — сдержанно проговаривает он, бросая пачку на мою тумбочку, а заодно кидает холодный взгляд на Макса, сидящего у меня кровати.
— Спасибо, — вздыхаю я и осматриваю лицо Бо с распухшим носом.
Макс в долгу не остался. Первый удар он пропустил, а вот второй нанес сам. И такой, что бедняга Бо бревнышком свалился на тротуарчик.
В этот момент-то я и поняла истинное значение слова неловко.
Теперь эти два ребмо прямо передо мной. И в комнате, освещенной лишь моей настольной лампой, висит такое напряжение, что хоть топором руби.
— У тебя точно все нормально? — строго интересуется Бо, взглядом указывая на Макса.
— Угу… — сдержанно прокашливаюсь, возвращая свое внимание к пострадавшей брови Максима.
— А что ты делала на улице в час ночи? — продолжает допрос Богдан.
— Шла домой.
Вижу, как слегка припухший кулак Макса снова играет сбитыми костяшками пальцев.
— Откуда? — чуть ли цедит Бо.
— А ты ей кто, чтобы она перед тобой отчет предоставляла? — не выдерживает Ольховский, фыркнув свои пять копеек.
— Я не с тобой разговаривают. — Бо повышает голос. — Не суй свой нос…
— Слышь, ты… — а Макс угрожающе понижает интонацию.
— Хватит! — взрываюсь я, метая взгляд между распетушившимися экземплярами в моей комнате. — Оба заткнулись. Ты, — тыкаю на Макса пальцем, — держи ватку. А ты, — испепеляю глазами Бо, — идем.
Вскочив с кровати, я просто выпихиваю Богдана из комнаты в коридор, закрываю дверь и настойчиво толкаю его на выход. Кровь из его носа больше не хлещет, на ногах стоит, так что можно и домой. А то разнимать этих двоих второй раз не хотелось бы.
— Ты уверена, что я могу оставить тебя с ним одну? — недовольно вопрошает Бо, нехотя топая к двери.
— Да. Не переживай. Макс мой… — мешкаюсь, но нахожу лишь одно объясняющее слово, — друг.
Я же могу так обозначить Максима? Даже если он по моей вине получил по лицу…
— С каких пор у тебя друзья вроде Ольховского? И почему ты одета как… — Взгляд Бо неодобряюще проходится по мне с головы до ног.
— Как кто? — ощетиниваюсь я, скрестив на груди руки.
Богдан поджимает губы:
— Никто. Если что, то я еще спать не буду.
Стоит только Бо исчезнуть из квартиры, как я тут же лечу обратно в свою комнату. И попутно еще раз проверяют плотно ли закрыта дверь в дедушкин кабинет. Не хотелось бы, чтобы Макс заглянул туда и глазком… Первый раз в жизни я так рада какой-то там конференции.
Но он покорно сидит на моей кровати, придерживая у лица ватку.
— У тебя тут уютненько, — Макси осматривается с неподдельным интересом.
— Это просто единственная комната с ремонтом.
Но на всякий случай беглым взглядом пробегаюсь по спальне на наличие улик кто мой дедушка. Но все идеально. Никаких учебников по эконометрике или подозрительных фото.
Взяв оставленный Богданом лейкопластырь, присаживаюсь рядом с Максом.
— Давай заклею.
Убрав ватный диск от брови, он поворачивается ко мне лицом, выжидающе прикрыв глаза. Я осторожно придвигаюсь ближе, чувствуя внизу живота скручивающийся в узел трепет. Я опять так близко к Максу…
Прикладываю пластырь к ране. Касаюсь пальцами лба, но сама даже не смотрю на них. Мой взгляд скользит по лицу Максима. По четкой линии широкого подбородка, высоким скулам и выразительным губам…
Меня охватывает навязчивое желание коснуться подушечками пальцев едва заметного контура щетины. Почувствовать то приятное покалывание на своей коже…
И наверно слишком долго зависаю на разглядывании лица Макса, что он поторапливает меня сдержанным покашливанием. Вздыхаю и одним надавливающим движением леплю лейкопластырь ему над бровью.
— Кто такой Богдан? — болезненно кривится Максим и распахивает взгляд.
— Друг, — отвечаю, не задумавшись ни на секунду, и хлопаю ресницами.
Уж Бо я точно могу обозначить только так. Мы ведь знакомы с ним практически с пеленок.
— Друг? Вы типа с этим кучеряшкой по дружбе шпили-вили?
— Ольховский, — я возмущенно округляю глаза на его ехидную физиономию, — какой же ты все-таки гадкий!
— Ни капельки. Я просто не верю ни в какую дружбу между парнем и девушкой. Кто-то кого-то обязательно хочет…
— Да бред! — от слов, что Бо может смотреть на меня как-то не так аж противно. — А как же тогда мы? Мы же вроде как друзья? — с усмешкой приподнимаю брови. И почему-то от этого вопроса щекочет где-то под ребрами.
Макс усмехается в ответ. Так нагло и самодовольно, что чешутся руки добавить ему подзатыльник.
— Не-а, — клацает он языком. — Мы с тобой не дружим, Синичкина. У нас с тобой особый вид договорных отношений. Кстати, а билеты где-то в этой комнате?
Мой взгляд сам устремляется к тому самому нижнему ящику под шкафом.
— Значит, они там. Может мне тебя связать и просто забрать эти билеты? А? — Макс хитро прищуривается, а по мне рассыпаются мурашки.