Что мы натворили (ЛП)

— Просто дай мне выполнить свою работу.
— Но ты не выполняешь свою работу! В этом-то и проблема. Мы просто сидим здесь весь день и наблюдаем, как прокурор рисует из меня злодея.
— Ты должен доверять судебному процессу.
Зак даже не знает, почему он спорит. Все равно не может рассказать правду о том, чем занимается. Может быть, он думает, что без весомых улик, потому что знает, что они не существуют, присяжные не смогут осудить его. Но, похоже, никто не возражает против этой маленькой детали. На самом деле, у него складывается ощущение, что большую часть времени эти люди даже не слушают. Он подозревает, что один из младших судей даже не слышал и слова за все время суда. Зак видел, что у того в ушах беспроводные наушники, а правой ногой он постоянно постукивает по полу. А присяжным, мечтающим об обеденном сне, похоже, и вовсе не требуется дальнейших доказательств его вины. По их острым взглядам, он видит, что они настроены против него с самого первого дня.
Прокурор завершает свое выступление и благодарит свидетеля. Женщина встает, чтобы покинуть трибуну.
— Разве не будет перекрестных допросов? — шепотом спрашивает Зак.
Мпанги пожимает плечами и морщит нос. Не, говорит язык его тела. Будто кто-то угостил его холодным чаем.
— Следующий свидетель! — выкрикивает главный судья.
Зак непроизвольно представляет, что он попал в какую-то ленту Мебиуса, приправленную Кафкой, суд в стиле Льюиса Кэролла, где все сошли с ума и всем все равно.
— Следующий свидетель! — произносит судья, но с тем же успехом он может кричать: «Отрубить ему голову!».
Что там говорили о хлебе и зрелищах? Зак хотел бы вспомнить, потому что он думает, что то выражение идеально характеризует то, что здесь происходит.
Глава 23
Еб*ный пакет с сюрпризом
Лавмор снова насвистывает снаружи камеры Зака. Зак прекращает свое занятие — добавление нацарапанных деталей к его настенному цветку лотоса при помощи небольшого гвоздя, который он вырвал из тюремных ботинок, и прячет сапожный гвоздь в небольшое отверстие в матрасе.
Дверь открывается, Лавмор останавливается на середине мелодии и приветствует его в праздничной манере.
— Заключенный!
Лавмор никогда не называл его по имени. Они обучают этому охранников на тренингах, держать заключенных на расстоянии? Он получит номер, когда его отвезут в Кри-колонии, в стиле концентрационных лагерей? Это неплохо послужит тому, чтобы и далее обесчеловечить его в глазах надзирателей. Может быть, Зак параноик. Может быть, Лавмор просто не любит называть людей по имени.
Мужчина ожидает, что охранник сделает ему замечание из-за того, что он рисует на стенах, или скажет что-то уничижительное вроде: «Знаешь ли, они закрасят это, как только тебя здесь не будет» или «Отчищай это, заключенный!», а может, еще что хуже, но тот ведет себя так, будто этого вообще не видит. Будто он не видел, как тот рос из почти невидимого наброска мылом в огромный, выглядящий объемным цветок, нарисованный зубной пастой и затененный ваксой.
— Жюри распустили! — сообщает Лавмор, у которого явно выдался хороший день.
— Что?
— Собирай свои вещи, заключенный. Пора переезжать!
— Но мы даже не завершили суд. Не выслушали всех показаний. Какой суд идет всего три дня?
— Удачный, — отвечает Лавмор.
Зак почти задыхается.
— Удачный для кого?
Охранник показывает ему свои крупные белые зубы.
— Для всех.
Мпанги относится к этому также.
— Очень хороший, — говорит он, когда приходит Зак. — Очень хороший суд.
Зак взрывается.
— Что, бл*ть, это значит? Это была абсолютная бутафория.
— Чем короче суд, тем дешевле для людей. Мы все знали результат с самого начала, так? На самом деле нет смысла все затягивать.
Судьи входят и все встают, а затем снова садятся. Зак остается стоять.
— Вы вынесли вердикт? — спрашивает главный судья.
Присяжная с длинными белыми косами встает.
— Да, ваша Честь.
Она щелкает кнопку на пульте, которую она держит, и на киноэкране для доказательств высвечивается подсчет голосов.
 
Двенадцать красных. Двенадцать из двенадцати. Грязная дюжина.
— Ай! — Мпанги кажется впечатленным. — Высший балл!
Зак сжимает зубы, а руки в кулаки.
«Не бей своего адвоката. Не бей своего адвоката. По крайней мере, не перед всем судом».
Публика довольна. Они хлопают, будто это была длинная, но удовлетворительная постановка. Главный судья стучит своим молотком, и люди затихают.
— Спасибо, за вашу работу, — говорит он присяжным, которые впервые выглядят веселыми.
Они словно придерживали при себе свое мнение три дня, а теперь могут, наконец, расслабиться. Теперь они свободны и могут возвращаться к своей нормальной жизни, потратить деньги, которые получили за свою работу здесь, вытащить из своей сумки с логотипом колонии «ЛЕД» мармелад со вкусом «Кул-эйд».
— Вердикт — «виновен». А теперь приступим к приговору.
— Приговору? — спрашивает Зак. — Все должно быть не так.
Судья опускает свой молоток.
— Мистер Гердлер? У вас есть возражения?
Зак опускает взгляд на Мпанги, который смотрит на него с интересом. Действительно ли его клиент настолько глуп, кажется, думает он, чтобы злить судью, который собирается вынести ему приговор?
— Вам нужно время, чтобы обдумать вердикт, а затем определить приговор.
— Мне не нужно время, — отвечает судья. — Я слышал и видел достаточно.
— Но…
— Виновны в ста восьми эпизодах преднамеренного убийства, мистер Гердлер. Мне не нужно долго думать, решая, что с вами делать.
Присяжные забыли о своем веселье. Они наблюдают, завороженные. Зак понимает, что ничто из этого не было настоящим, начиная от самозваного адвоката до актеров на скамье присяжных. Главный судья смотрит на Зака, прищурив глаза. Все это было сложной уловкой, игрой, экспертной хореографией власти против пешки.
— Я на это не куплюсь! — кричит Зак. — Я вижу, что здесь происходит.
Публика начинает хихикать. Они не ожидали выступления на бис.
— Это не правосудие. А вы, — говорит он судье. — Судья, ха! Готов поспорить, даже не имеете юридического образования. Готов поспорить, что вы получили свой диплом из еб*ного пакета с сюрпризом!
Теперь публика и пресса достали свои девайсы, записывая гневную тираду Зака. Еще больше доказательств против него, что он безумец и опасный псих.
— Гердлер, — говорит Мпанги, — сядь, парень. Ты делаешь только хуже.
— Пошел ты! — кричит Зак и применяет всю свою силу воли, чтобы не сломать адвокату нос.
— Откуда вас всех взяли? — кричит Зак на трибуны с людьми, прячущимися за своими записывающими устройствами. Они все актеры, теперь он это видит. Вспышки их камер жалят его и без того больные глаза.
Главный судья стучит своим молотком.
— Мистер Гердлер!
— Обвиняемый, пожалуйста, сядьте, — пищит прокурор, наслаждаясь шоу.
Этого не может быть. Он не может отправиться в исправительно-трудовую колонию. Он должен добраться до Кейт, пока не слишком поздно.
— Я не сяду!
Часть Зака считает его самого частью шоу. Он знает, какие протесты произнесет еще до того, как они сорвутся с его губ. Он видит себя раздавленным этой коварной системой: голодным, грязным, взвинченным из-за нехватки сна, и знает, что для всех будет лучше, если он будет вести себя послушно, потому что его бредни по поводу несправедливости ничего не решат. Никому нет дела до прав человека, ответственного более чем за сотню индивидуальных и безупречно организованных смертей. Они просто хотят запереть его и выбросить ключ. Этого не случится. В самой глубине его души есть что-то, что запрещает ему чувствовать себя потерпевшим поражение.
— Я даю вам последний шанс сесть! — кричит главный судья.
Охрана в зале суда начинает заранее приближаться к нему: два человека в темно-синей форме на периферии его зрения.
— Не могу поверить, что это дерьмо сойдет вам с рук, — произносит Зак.