Песнь огня

Хотя и не настолько, чтобы помешать ему выровнять свое положение сейчас.
– В школе, – пробормотал Лотус, – его знали под именем Пэрри.
Рок уставился на меня, белки его глаз налились кровью:
– Ли, у этого Грозового Бича Иксиона отца зовут Кретон, не так ли?
Я кивнул:
– Триарх Запада, повелитель Неархолла.
Пальцы Рока сжались:
– Это значит, что он… я…
– Я знаю.
Как Энни помнила моего отца, Рок помнил Кретона. Мой отец был известен своей строгостью, Кретон же славился небывалой жестокостью. Деревня Рока находилась в Ближнем нагорье, в его владениях. Все указывало на то, что Иксион унаследовал жестокие наклонности своего отца, и если Грифф мог служить хоть малейшим доказательством происходящего, Иксиону, как и его отцу, претила мысль, что крепостной его семьи мог летать на грозовике.
– Рок, – произнес Лотус, накрыв широкую ручищу Рока своей ладонью. – Все будет хорошо. Я клянусь…
Дверь в очередной раз распахнулась. На этот раз рядом с Эдмундом стоял Иксион. В его игривом тоне слышался триумф:
– Ричард Неархаллраб, крепостной.
Рока передернуло.
Это феодальное обращение, которое я слышал еще до Революции. Я встал между Роком и Иксионом. Но прежде чем я успел заговорить, Лотус вскочил и выпалил:
– Его зовут Ричард сюр Баст!
При звуке драконима взгляд Иксиона метнулся с Рока на Лотуса:
– Ты сын Тейрана?
Лотус кивнул. Он закатил рукав, чтобы показать запонку в форме клевера.
Орден Черного Клевера. Контрреволюционная группа, которая передавала информацию на Новый Питос с помощью информаторов внутри нашего министерства, и, похоже, они были даже в корпусе Стражников.
Все моментально становится на свои места. Ричард Тиндейл, профессор поэзии, который хотел, чтобы я присоединился к своей семье прошлым летом. Ло Тейран, известный лауреат поэтических премий и друг Тиндейла, пытавшийся справиться с запонкой в форме клевера перед зеркалом в туалете, прося меня помочь с поэмой в честь погибших драконорожденных. А теперь сын Тейрана, обращавшийся к Иксиону так, словно они были знакомы.
– Мы заключили сделку, – сказал Лотус. – Ричард не должен пострадать.
Иксион улыбнулся.
– Он и не пострадает, – согласился он, – если будет слушаться своего господина.
– Это было не…
– Чертов драконий огонь! – прорычал Рок, надвигаясь на Лотуса, его голос подобен раскатам грома. – Сделка? Это была сделка?
Лотус вскинул руки:
– Рок, я могу все объяснить…
– Я дам вам двоим минуту, – сказал Иксион. – Выходите, когда вы будете готовы.
Он захлопнул дверь.
Но двое других едва заметили это, крича друг на друга срывающимися голосами.
Лотус говорил о своем отце, о декане Ортосе и Лицее, о литературной цензуре и разрушающихся ценностях при Атрее, а Рок кричал ему: «Как ты мог?», и слезы текли по его лицу.
– Это был ты, – догадался я в тот момент, когда Рок замолчал, чтобы перевести дыхание.
– Оставил информацию для питианцев на Острове Мертвых.
Лотос кивнул:
– Как долго ты на них работаешь?
Ответ Лотуса прозвучал уклончиво:
– Недолго. Только когда это стало неизбежным. Я знал, что должен защитить тех, кого люблю. – Он посмотрел на Рока, который уставился в потолок. – Патриции устали от Атрея. Они хотят вернуть свои библиотеки.
Литературная цензура и чистки революционного режима стали неприятным сюрпризом для элиты, которая его поддерживала, источником недовольства на долгие годы. Но все же…
Рок ударил кулаком по столу:
– Моя свобода за библиотеку?
У меня мелькнула та же мысль.
Лотус отмахнулся:
– О, не надо так драматизировать…
В этот момент крыша над нами заскрипела. Тень накрыла глянцевое стекло, прижимаясь к стеклянным панелям. И вот они со звоном разлетелись вдребезги, рассыпаясь словно сахар, и мы увидели морду дракона, возникшую на месте разбитого окна, словно любопытный пес, пролезавший в собачью дверку.
Голиафан Фрейды приземлился на крышу Обители.
Лотус, Рок и я попятились от назойливого рыла. Осколки стекла, все еще цепляющиеся за раму, скручивались в завитки от горячей чешуи дракона, как отслаивающаяся бумага. Дым вырывался из ноздрей размером с дупло дерева, заполняя Обитель.
– Некоторые из них все еще там, – раздался снаружи голос Иксиона.
Во внутреннем дворе к голосу Иксиона присоединился женский голос:
– Возможно, их нужно немного приободрить?

ЭННИ
Должно быть, мне почудился голос Дака. Я помчалась по длинному тюремному коридору, ведущему в караульное помещение. Вонь от человеческих отходов, гнили и плесени не дает дышать. Мой голос звучал хрипло и напряженно:
– Дак?
– Энни?
Неужели мне это почудилось? Я завернула за угол и резко остановилась. Меня окутывала кромешная темнота, и лишь едва заметный свет пробивался из отверстия мусоропровода, дверцу которого оторвала Аэла. Пустоты камер, зиявшие во мраке, были зарешечены, все, кроме одной, чья решетка раскачивалась на петлях, как будто только что распахнулась.
А передо мной, посреди коридора, освещенный тусклым светом из открытого желоба мусоропровода, стоял Дак.
Роуд Полуаврелианец держал его сзади, прижав кинжал к его горлу, и не отрываясь смотрел на меня. Его лицо блестело от пота.
Если я на мгновение усомнилась, что это действительно он, мой Дак, мой чудом спасшийся друг, его попытка заверить меня в этом не оставила у меня ни тени сомнений. Потея, дрожа, он с трудом выдохнул:
– Энни, все в порядке…
Мой милый Дак был жив.
И его собираются убить.
– Заткнись! – Роуд грубо встряхнул его. Он выглядит обезумевшим. От него слегка разило рвотой. Он тяжело дышал, как будто мчался сюда сломя голову.
Он, как я догадалась, недавно осиротел.
– Я знал, что ты придешь его спасти, – сказал он. Кажется, каждое слово давалось ему с трудом. – Это справедливо, не так ли? Огонь за огонь. Ты берешь у меня, я беру у тебя. Иксион в любом случае планировал заставить тебя смотреть на это.
Я почувствовала, как волосы становятся дыбом на затылке. Вторая мысль словно тьма заполонила мое сознание: «Где Иксион?»
Почему я вообще не видел его сегодня?
Не говоря уже о голиафане, принадлежавшем принцессе, внимания которой он якобы добивался…