Безнадежно влип (СИ)

Пиздабол. Чего только не сделаешь, чтобы залезть кому-то в трусы.
Никита 8:4о
«Слушай, ну так, как насчет баньки? Не созрела? Или строгий папаня не разрешит?
8:4о
«Не называй его так»
Никита 8:41
«В смысле?» 
8:41
«В прямом. Папаня – это, как минимум, некрасиво. Не надо так. Он – хороший»
Да вообще самый лучший «папа».
Никита 8:42
«Ну, извини. Так, как насчет бани?» 
8:42
«А его можно взять с собой?»
Никита 8:42
«Кого?»
8:42
«Папу»
Никита 8:43
«А на хрена он нам в бане?:)»
8:43
«Ну как-то жалко его одного оставлять. Ему скучно. Плюс он тоже давно в бане не был. Я когда его вчера обнимала, прям почувствовала, что с него уже катышки сыпятся. И это без распарки»
Еще бы песок сказала.
Никита 8:43
«Он что у тебя грязнуля?:)»
8:43
«Есть немного» 
Грязнула и пиздуля. Прекрасный тандем «папули» с «дочурой».
8:43
«Вообще он любитель экономить воду, поэтому редко моется. Видимо, отсюда и много омертвевшей кожи. Надо его хорошо пропарить. Ну так ты не против, если он будет с нами?» 
Я еще и не просто грязный, а жмот. Охеренно.
Никита 8:44
«Ну пусть помоется человек, раз такие дела:) Но ты особо не настаивай. Третий – все же лишний» 
8:44
«Я только предложу:) Ну что, в двенадцать на нашем месте?»
Никита 8:44
«Давай. Правда там снега намело, будет сложно бегать. Точно побежим сегодня?»
8:45
«Да» 
Бегун значит. Ну-ну. Если бы не едва слышимый звук смеха за окном, скорее всего, я бы, как минимум, узнал что-нибудь об этом парне. Закрыл все вкладки и вернул ноут на место. Возможно, этот Никита просто здесь для присмотра за Машей по заказу Берсеньева. Но, с другой стороны, будь это так, какой смертник пригласит Машу в баню, находясь на задании? Одно дело – бегать с ней и втереться в доверие, другое – открыто подкатывать.
Я не знаю, что на меня нашло, но, когда услышал шум в прихожей, сам того не осознавая, метнулся в сторону дивана. Юркнул под одеяло и, улегшись на спину, притворился глубоко спящим.
Оказывается, это очень сложно, особенно, когда на тебя смотрят, прожигая взглядом. И хоть я этого не вижу, кожей чувствую Машин взгляд. Как только она присаживается на диван, притворяться спящим становится еще сложнее. В особенности, когда она начинает трогать мою бороду. Не выдерживаю, открываю глаза. Уж чего я точно не ожидал увидеть, так это Берсеньеву с вытянутой рукой, держащей расческу около моего лица.
– Доброе утро, – улыбаясь, произносит Маша.
– Что ты делаешь?
– Хотела расчесать твою бороду, чтобы заплести косичку.
– А больше ты ничего не хочешь?
– Много что хочу, но это позже, – почти шепотом произносит Маша, отложив в сторону расческу. – Признаться, я думала, ты как трус сбежишь. Как делал раньше.
– А я думал, ты как дура сбежишь, осознав, что чуть со мной не трахнулась.
– Ты же не думал, что я позволю тебе это сделать? Это была просто попытка щелкнуть тебя по носу за некогда произнесенное тобой «не привлекаешь как женщина». Судя по твоей генераторной пушке, очень даже привлекаю. Но на этом все.
– А ты всерьез думаешь, что все зависит только от тебя? – не скрывая усмешки, произношу я.
– Безусловно.
– Хочешь продемонстрирую обратное? – тяну Машу за руку и дергаю на себя. Секунда и уже Берсеньева лежит на спине. – Несколько минут и у тебя будут не только мокрые трусы, но ты будешь умолять меня трахнуть тебя. И нет. Опережая твою словесную херню, выжимать трусы ты будешь не от того, что обоссышься. Проверим мои слова на деле сейчас или дальше будешь пытаться неуклюже меня соблазнять?
– А я соблазняю?
– Ты села ко мне на диван в лифчике. Ты дура или притворяешься?
– Это спортивная форма. Я просто расстегнула кофту, потому что мне жарко.
– Да мне похер, как это зовется. Советую тебе не провоцировать меня.
 
– Да я и не думала. Не порть мне, пожалуйста, настроение. И, будь так добр, отпусти мои руки.
– А то что?
– Ничего. Сам сказал только что, что я тебя соблазняю, ну так дай застегнуть кофту.
Отпускаю Машу, сам же встаю с дивана. Желание поколотить грушу –зашкаливает. Был бы дома, так уже вовсю по ней херачил.
– Миш, давай жить дружно, пока мы снова живем вместе, – легкое касание по плечу от чего-то сейчас ощущается, как кипяток по коже. Поворачиваюсь к Берсеньевой и впервые совершенно не могу считать эмоции на ее лице. Кофта уже застегнута и, если к Маше не придираться, может, она реально расстегнула ее неспециально? – У меня к тебе просьба.
– Нет.
– Но ты даже не выслушал.
– И не собираюсь, – наклоняюсь к Маше так близко, что почти касаюсь ее губ. – Я тебя предупреждаю первый и последний раз: все нерастраченные тобой годами бабские хитрости, игры и прочую херню ты можешь проделывать с кем угодно, но не со мной. Ты живешь в моем доме, значит по моим правилам. Ты меня поняла?
Ну вот теперь я удовлетворен, видя, как сползла улыбка с Машиного лица. Ничего не ответив на мой вопрос, Маша молча развернулась и пошла в душ.
И только оставшись один на один с кошкой, почувствовал невовремя проснувшуюся совесть. Может, Маша что-то дельное хотела попросить. Вот зачем я так?
***
Оказывается, бездельничать – это адский труд. И находиться рядом с Машей, когда она меня вновь игнорирует, занятие не самое приятное. Меня хватило ровно на полчаса подсматривания в окно за тем, как она неуклюже обращается с молотком, гвоздями и досками. И без перчаток. На тридцать второй минуте не выдержал и вышел на улицу.
– Что ты делаешь?
– Будку.
– Для своего дружка Никитки? – это ж надо быть такое ляпнуть... И все-таки я редкостный долбоеб.
– Для собаки.
– А может, сразу приют построишь? Чего мелочиться?
– Когда самостоятельно разбогатею, обязательно построю. Это все, о чем ты хотел меня спросить?
– Отойди. Все равно дельного ничего не сделаешь. Дай я.
– Ты даже не выслушал мою просьбу, а сейчас хочешь помочь?
– Хочу занять себя делом. Не более того. Иди в сарай и принеси мне перчатки. И сама надень. И только после этого бери доски.
Все-таки в том, что Берсеньев научил Машу послушанию – есть несомненный плюс. Как и в том, что в любой момент она может включить стерву. Неплохое комбо.
Никогда бы не подумал, что с таким упоением буду сооружать будку бездомышу, параллельно тащась от того, что Маша неотрывно наблюдает за мной, делая вид, что упорно перебирает гвозди.
– Знаешь, я думала будет неловко смотреть тебе в глаза после того, как твоя рука побывала у меня в трусах, – от произнесенной Машей фразы, я чуть не саданул молотком себе по пальцу. – Но нет, удивительным образом, мне ни капельки не стыдно. Как думаешь, это очень плохо? – перевожу взгляд на Машу.
– Нормально. Я, кстати, еще грудь твою трогал.
– Спасибо, что напомнил. Тебе понравилось, кстати? – а вот и просто Мария вернулась.
– Конечно, не понравилось, я со стояком остался. А грудь, да. Кто ж ее не любит трогать?
– Это так странно.
– Стояк?
– То, что мы говорим о таких вещах открыто. Мне даже нравится, как звучит это грубое слово.
Всему приходит конец. И моему мнимому равнодушию в ответ на Машину речь тоже. Когда она начинает произносить вслух по-разному слово «стояк», у меня начинается неконтролируемый хохот.
– Мне так нравится, когда ты улыбаешься. Почему ты делаешь это так редко?
– У меня зубы некрасивые, не то, что у тебя.
– У тебя некрасивая только борода, а с зубами полный порядок. Так почему не улыбаешься?
– Подай мне вот ту доску, – указываю взглядом на первую попавшуюся, дабы сменить тему.