Ротмистр Гордеев (СИ)

Если не изменяет память, штабс-ротмистр – офицерский чин в кавалерии и у жандармов, равен штабс-капитану в пехоте. Но это не точно, историей я увлекался постольку поскольку, а военной реконструкцией никогда не интересовался, у меня и так полжизни в сапогах и при погонах прошло.
Видимо, барышня из старых русских, тех, кто сбежал из страны во время революции и гражданской войны. Отсюда и это старинное – штабс-ротмистр.
Чувствуя на себе вопрошающий взгляд, отвечаю:
- Ещё не разобрался.
- Сейчас я приглашу к вам доктора. Потерпите немного.
Барышня уходит.
Начинаю прикидывать, что делать… Девушка – эмигрантка, то есть я в какой-то иностранной: европейской или американской (хрен редьки не слаще) миссии. В бескорыстное лечение как-то не верится, значит, надо рвать отсюда когти и как можно быстрее.
Но для этого необходимо понять, в какой я форме.
Голова трещит, это естественно – меня гарантированно контузило во время боя с бармалеями. Руки и ноги шевелятся и полностью послушны, вот только грудь – на ней танк что ли разворачивался? Такое ощущение, будто вмяли здоровенным молотом.
Неужели разворотили? Предательская мысль заставляет покрыться холодным потом.
Лезу за пазуху, первым делом натыкаюсь на бинт – его на меня не пожалели, спеленали как мумию.
Так, это что – пальцы нащупали нечто металлическое и холодное. Я вытащил его на свет.
Медальон! Тот самый медальон, что я купил у старика-бедуина на базаре…
Не знаю почему, но я обрадовался ему как родному.
Делаю глубокий вдох и выдох, я не медик, но всё-таки рёбра целы – это радует, ушибы мы как-нибудь переживём, на мне вообще всё заживает как на собаке…
Невольно вспоминаю Вомбата, бойцов – у них точно не было никаких шансов.
Неужели уцелел только один я?
В палате ещё несколько коек, и они не пустые. Справа лежит сосед, нас разделяет только грубая неокрашенная тумбочка.
У соседа густая окладистая борода. Чеченец? Нет, вроде морда лица вполне себе рязанская, то есть типично русская.
Глаза соседа закрыты, он спит и видит пятый сон.
Приоткидываю одеяло, дабы посмотреть, что у меня осталось ниже пояса. Упс… вместо трусов какие-то кальсоны, причём совсем доисторического вида. В таких, наверное, ещё мой дед воевал.
Да и кровать не похожа на медицинскую, скорее, грубо сколоченный топчан. Совсем что ли у этих «врачей без границ» с оборудованием плохо?
Кстати, не наблюдаю ничего похожего на медицинскую аппаратуру, то есть это либо не реанимация, либо на пациентах экономят. Выжил – хорошо, не выжил… Такова селява!
В палате не с чем не сравнимый запах карболки, он забивает все ноздри.
Не выдержав, чихаю.
- Будьте здоровы!
- Спасибо!
Скашиваю взор и вижу перед собой долговязую фигуру. Фигура тоже вся в белом, на носу очки с толстыми линзами, на груди – даже не стетоскоп, а скорее трубка.
Что за хрень? Где такое выкопали?
- Ну что, господин Гордеев, рад, что вы пришли в себя, - говорит врач (а кто ж ещё это мог быть?).
Порываюсь поправить эскулапа, сказать, что моя фамилия Шейнин, но потом одёргиваю сам себя. Может ну его.. Рано вскрывать все карты. Побуду какое-то время Гордеевым, а там будет видно.
- Я тоже этому рад.
Доктор будто не верит своим глазам, смотрит на меня как на неведомую зверушку. Неужели считали, что не очухаюсь? А вот хрен вам! Помирать нам рановато! Дел по горло!
- Давайте знакомиться. Я – Сергей Иванович Обнорский, главврач госпиталя и по совместительству ваш лечащий врач.
- Очень приятно, Сергей Иванович!
- Взаимно, - любезностью на любезность отвечает эскулап.
Начинается стандартный медицинский осмотр: меня всего выслушивают, простукивают, прощупывают, заставляют открыть рот.
Я послушно следую приказам.
- Что ж, голубчик! – удовлетворённо крякает Обнорский. – У меня для вас хорошие новости – вы пошли на поправку. Неделька, максимум – полторы, и вас можно выписать из госпиталя.
- Куда выписать? – осторожно спрашиваю я.
Врач мрачнеет.
- Разумеется, в действующую армию. Бить японцев, куда ж ещё?!
 
Каких, блин, японцев? Мы что за то время, что я в больничке валяюсь, успели сцепиться со Страной Восходящего солнца? Интересно, чего не поделили – те самые Курильские острова?
- Доктор, - медленно говорю я, - простите за глупый вопрос, но у меня что-то вроде как его… амнезии что ли… Не помню почти ничего…
- Бывает, - соглашается врач. – Так что вы хотите узнать?
Вообще вопросов вагон и маленькая тележка, но я начинаю с главного:
- Война с японцами давно идёт?
- Да как началась девятого февраля 1904 года, так уже почти полгода идёт и конца и края ей не видно.
Мой мозг взрывается! Какой, твою в душу мать, февраль 1904 года?! Тогда не то что меня - моего деда, а то и прадеда в проекте ещё не было!
Галюники, ну галлюцинации то есть… Только больно уж всё реально выглядит для этой самой галлюцинации…
Доктор неправильно толкует мои эмоции.
- Ничего страшного, - успокаивает он. – Память к вам обязательно вернётся, только надо немного времени. Отдохните немного, придите в себя.
В волнении я сам не заметил, как вытащил из-под одеяла восьмиконечную звезду.
Врач заметил её, во взгляде мелькнуло удивление.
- Надо же… А в бумагах ничего не сказано, насчёт того, что вы у нас, оказывается, охотник на демонов.
Я снова чуть было не подавился собственной слюной.
Демоны… Точно крыша поехала на почве контузии! А лежу я, наверное в дурке, странно только что не в смирительной рубашке. Видимо, не буйный, но это пока.
Логично предположить, что и доктор – никакой не доктор, а такой же псих, как и я. Отсюда 1904 год, война с японцами и демонами…
Насколько мне известно, в спор с психами лучше не встревать, нужно со всем соглашаться. Охотник на демонов, так охотник на демонов.
- Наверное, в суматохе не разобрались, - подбираю максимально нейтральный вариант я.
- Да уж… Суматохи хватило, - соглашается Обнорский. – После сражения при Ляоляне, мы буквально зашивались, счёт раненых шёл на тысячи.
- И чем оно закончилось, это сражение?
- Генерал Куропаткин отдал приказ об отходе на главную позицию, - помрачнев, сообщает врач.
Понятно, нашим надрали задницу… Стоп, я что сам начинаю верить во всю эту чушь?
- Но вы не переживайте, сейчас вы находитесь в глубоком тылу и вам ничего не грозит, - успокаивает Обнорский. – Кстати, вернётесь в часть – обязательно поставьте штоф водки вашему ординарцу. Он вас на собственном горбу в госпиталь приволок.
- Обязательно, - киваю я, хотя понятия не имею, о каком ординарце идёт речь.
Вижу по выражению лица, что Обнорскому очень хочется о чём-то меня спросить, причём явно не из области медицины. Наконец, эскулап решается.
- Скажите, голубчик, а каково это с демонами сражаться? Говорят, японцы поднаторели в этом искусстве – порой таких созданий призывают, что его и убить-то нельзя.
- Любого можно убить, - машинально говорю я и тут же смолкаю.
Как бы не сболтнуть чего лишнего…
- Понимаю, - кивает собеседник. – Военная тайна?
- Именно, - подтверждаю я.
Закончив со мной, Обнорский переключается на бородатого соседа.
- Ну-с, как ваши дела?
Из разговора я узнаю, что сосед – капитан, командир артиллерийской батареи. Его тоже ранило в битве при Ляоляне.
Если и капитан псих, то почему именно артиллерист и рубка при Ляоляне, а не какой-нибудь Наполеон после Ватерлоо или Бородино… Ну не могут люди трогаться кукухой на одной почве!
Так, на сон это не похоже. Бред сумасшедшего? Если и бред, то слишком детальный и продуманный до мельчайших деталей.
В общем, вариант с психическим заболеванием отправляется в мусорную корзину. Будем исходить из того, что такова реальность, а в ней надо как-то обустроиться и жить. Дальше? Дальше будет видно, что к чему.
Обнорский, завершив обход, вышел из палаты.