Шура. Париж 1924 – 1926
И вот она уже блуждает по лабиринтам памяти, перебираясь из одного города в другой, и каждый из этих городов оставил глубокую рану на ее душе и сердце. Она не могла остановиться, этот забег увлек ее, и она, как и в реальной жизни, предпочла отдаться течению. Она не могла удержаться. У нее никого не осталось. Ей казалось, будто бы все, даже птицы, покинули эти города, и она уходила последней, забирая с собой все, даже воспоминания. Слезы обжигающими струйками стекали по ее щекам. Шура понимала, что Париж причиняет ей нескончаемую боль…
Глава четвертая. Валентина
Тем же вечером, Пера, Стамбул
Когда азан, раздавшийся из мечети Хусейна-аги, разрезал стылый ночной воздух, Валентина еще не спала. Беспокойно поерзав в кресле, стоявшем в гостиной, она захлопнула крышку небольшой кожаной шкатулки, которую держала на коленях, и затихла, будто бы к чему-то прислушиваясь. В спальне было тихо. Но эта тишина не успокоила ее. Она положила шкатулку на журнальный столик, к лампе, и медленно поднялась. Огонь, вечером горевший в изразцовой печи, давно погас. Поплотнее закутавшись в халат и завернувшись в шаль, Валентина вышла из гостиной. Плитка впивалась в ее ноги неприятным холодом. Женщина дошла до спальни и заглянула внутрь: спавший на спине муж с легким бормотанием повернулся на бок и протянул руку, словно пытаясь приобнять жену. Несколько раз впустую захватив воздух, рука легла на простыню и затихла. Очевидно, ни громкий азан, ни отсутствие супруги не сумели пробудить Александра Александровича от его глубокого сна. Валентина аккуратно подошла к кровати, стараясь не скрипеть старыми деревянными половицами, и на мгновение встала у постели, любуясь стройным телом мужа. Затем она мягко поцеловала его в губы и, развернувшись, так же бесшумно удалилась в гостиную.
Валентина опустилась в кресло и, подобрав под себя ноги, вновь взяла в руки старую шкатулку, которую оставила на журнальном столике. Она открыла ее с необычайной нежностью, будто бы касалась животного, чья шкура может пострадать от малейшего прикосновения. Прикрыв глаза, женщина вдохнула запах прошлого, вырвавшийся из шкатулки. Она провела пальцами по шершавой поверхности конвертов, будто бы поглаживая их. К горлу подступил ком. Она сглотнула… Ком никуда не делся. Валентина почувствовала, как увлажнились ее глаза. Она начала открывать телеграммы, лежавшие сверху. Сколько раз читала она их! Женщина выучила наизусть каждое предложение, каждое слово, но все еще волновалась так, словно получила эти письма впервые, а не четыре года назад. Письма мгновенно вырвали ее из реального времени, и вот Валентина уже обнаружила себя в осеннем Кисловодске 1919 года. Несмотря на то что пара предложений, написанных на пожелтевшей телеграфной бумаге, выглядели простыми и формальными, в них была заложена огромная любовь к Валентине. Да, женщина знала, когда и зачем пришла эта новость и при каких обстоятельствах она была написана.
Константин, из баронского рода Клодтов фон Юргенсбургов, 1 октября 1919 года отправил в Кисловодск телеграмму на имя Валентины Юлиановны Верженской. «Выезжаю до 5-го числа месяца. Все в порядке». Ах, так прямо и лаконично… Эти слова, написанные много лет назад, согрели Валентину. Ее кровь стала такой же пылкой и обжигающей, как южное солнце 1919 года. На самом деле те времена стали поворотными в их жизни – то были годы войны, революции, страха, беспокойства, кровопролития и смерти, и несмотря на это, на фоне такой ужасающей картины цвела любовь Константина к ней, и ей казалось, будто она скрывала жуткую правду эпохи, оборачивая ее в романтическую завесу и сохраняя только самые лучшие воспоминания.
В тот год влияние большевиков стремительно распространялось по Кавказу. Российское государство страдало от них, как от разрушительного землетрясения, – царская власть на протяжении долгого времени отчаянно пыталась бороться с немцами на внешних фронтах и с красными – на внутренних. Несмотря на то что ей тогда было всего восемнадцать, Валентина помнила, как пыталась быть храброй и бесстрашной и как дрожала ночами, слыша, как большевики окружали Кисловодск. Их большой, будто бы сказочный дом, в котором они росли в тепле и довольстве, любящая их семья и вольготная жизнь, которой они жили благодаря усилиями их отца, – все это и было для нее Россией, и ей никогда прежде не приходило в голову, что кто-то может посягнуть на такую красивую и мирную жизнь. Восемнадцатилетняя Валентина искренне верила в одно – что бы плохое и уродливое ни случилось, все закончится и вернется на круги своя.
Однако прекрасный рай в Кисловодске сильно изменился. Ее старший брат Пантелеймон, Паня, уже давно воевал на прусской границе. Средний, Николай, в 1915 году окончил Санкт-Петербургскую военно-морскую академию и присоединился к армии в звании лейтенанта. А младший брат Владимир, только что закончивший кисловодскую среднюю школу и поступивший в университет в Москве, был призван на Кавказский фронт. Некоторое время спустя, когда в Кисловодск начали стекаться раненые солдаты и офицеры, этот сказочный уголок Кавказа больше не мог оставаться в стороне от войны.
Всеобщая любимица, Анна Ивановна Черкесова, выхлопотала у города номера в двух лучших отелях города, превратив их в лечебно-реабилитационный центр для раненых. Кисловодск, в те годы знавший только раненых солдат, которые воевали на фронте и уже получили первую помощь, все еще был достаточно далеко от настоящего ужаса.
История дала Валентине понять одно – жизнь уже никогда не вернется в прежнее русло. Когда она вспоминала, как они всей семьей несколько раз наглухо запирали дом и бежали к ее дяде, атаману Богаевскому, в Новочеркасск, в ее сердце всегда теплилась надежда – ведь даже в такой тяжелый час они мечтали снова вернуться в Кисловодск и распахнуть двери дома для гостей.
Как же странно устроен человеческий мозг! Валентина не могла смириться с мыслью о возможной потере лучшего, что у нее было, и не желала думать о будущем – еще более тяжелом и опасном. Потому что, несмотря на нараставший с каждым днем хаос, ее время от времени навещало счастье, крупицы мира и довольства, к которым она привыкла. Кроме этого, у аристократов, до того дня не знавших бед и лишений, даже в такое время не было сил думать о какой-то иной жизни – не той, к которой они привыкли. В разгар войны, когда ужасы революции вплотную подошли к их порогу, члены семьи Валентины верили, что, даже если они разъехались по домам родственников, живших дальше от фронта, и укрылись в некоторых более безопасных местах, достаток, власть и титул помогут им избежать неудобств и вскоре они вернутся к прежней спокойной жизни. Да, каждый из них хотел верить в это.
Годы спустя, одним зимним вечером, сидя в кресле далеко от родного Кисловодска, Валентина вновь перечитала телеграмму: Выезжаю до 5-го числа месяца. Все в порядке.
Когда она прочла первое предложение, то почувствовала, как время застыло в ее руках.
Валентина вновь испытала то же волнение, которое настигло ее 3 октября 1919 года, когда она еще находилась в доме отца в Кисловодске. Несмотря на то что прошло много лет, ее воспоминания о Константине были настолько свежи, будто телеграмма пришла только вчера. Но все это осталось позади. Позади, вместе с той эпохой, той страной, теми границами и той жизнью…
Словно молнии, вошли в ее жизнь любовь и Константин. Валентина снова позабыла о Пере и о Стамбуле и на крыльях воспоминаний унеслась в прошлое, на четыре года назад.
* * *Помолвка Татьяны Келлер стала настоящей отдушиной в разгар войны – свадьбу назначили на начало августа.
Татьяна была дочерью барона Келлера, первого мужа Надежды Николаевны, родной сестры Екатерины Верженской.
Молодых гостей особенно восхитил Атаманский дворец в Новочеркасске, в котором остановились все приглашенные на торжество. И в то время, когда над Кисловодском прогремела первая канонада, дворец, в который они приехали, готовился к пиршеству.