Поцелуй русалки (ЛП)

— Ты с ума сошла? — крикнул он. — Тебя можно увидеть!
Игривым жестом она раскинула волосы по плечам так, что они покрыли все ее тело.
— То, что мы видим, ничего не значит. Совершенно ничего! Помнишь? Ты ожидал покойницу и покойницу увидел. А для рабочих с той стороны я — туманный шлейф.
— Крестьяне провели русалью церемонию, чтобы ты не выходила из реки, — заметил он, пытаясь сгладить неловкость ситуации.
Белая девушка осталась стоять. Черно-зеленое мерцание ее волос манило его, руки сами к ним тянулись. В этот момент им овладело страстное желание, обжегшее его грудь, как нож разбойника с большой дороги. В другой день можно было бы подумать, что это тоска по Кристине, но он стеснялся себе признаться, что это желание обнять здесь эту женщину. Не Кристину, нет, а эту чужачку с медовым смехом. Другая часть его разума заставляла помедлить. Только сейчас Иоганн заметил, что поблизости не видно ни одного зверя.
Ни один листок не шевелился.
— Эти глупые церемонии никогда не помешают нам идти туда, куда мы хотим, — произнесла русалка.
Она подошла так близко, что Иоганна уловил слабый запах тины от ее волос. Чистая красота ее лица пленила его.
— Мы не должны, — прошептала она. Мелодия ее голоса была ласковой волной, которая одержала победу над его колебанием. Однако последнее сомнение заставило его помедлить. В ее черных глазах блуждало нечто вроде желания убить.
— Посмотри, — произнесла белая девушка и вытянула вперед правое плечо с, выделявшимся на нем, рубцом. — Эту рану нанес мне твой город. Меня только ранило, других же разорвало на части вашими острыми сваями или убило вашим оружием. Дно Невы похоже на поле битвы, железо убивает нас.
От злого смеха у Иоганна мороз продрал по коже, и волосы на затылке стали дыбом. Ему казалось, что от гнева ее глаза потемнели еще сильнее, и в один момент он смог себе представить, как изогнутый рот, напоминавший дугу ласточкиных крыльев, ловил и раздирал рыб. И не только рыб.
Он чувствовал себя, как в лихорадочном дурмане, одна часть рассудка говорила ему, что он проиграл, но к его удивлению девушка шипела все тише и отступила назад. Оцепенение спало с него, как тяжелый плащ. Он моргнул.
— Ты знаешь, что с тобой сделает царь, если он тебя найдет?
Внезапно она стала серьезной.
— Ты его знаешь — царя?
— Однажды я с ним встречался — в Москве, когда он приезжал в слободу. И сейчас я часто его вижу, когда он бывает на верфи.
— Кто он?
— Ну, пресветлейший и державнейший великий государь и великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец.
— Я не то имею в виду. Я хочу знать, что он за человек.
Иоганн наморщил лоб, подбирая слова. Еще никто и никогда не просил его дать такую оценку.
— Ну, — произнес он, наконец, — он очень любознательный. Он не только царь, но и токарь, корабельный плотник, пиротехник и гравер. Он даже научился выдирать зубы, — Иоганн откашлялся. — Он очень прилежный зубной врач, и все, кто находится от него поблизости, пытаются скрыться, когда у них болит зуб, из опасения, что он этот зуб тут же вырвет.
— Следовательно, он не слишком тактичный.
— Он вспыльчивый, как и большинство правителей. Перед ним нельзя показывать никакую слабость.
— Что это значит?
— Ну, например, боярин Головин был у него однажды в гостях и отказался от закуски, потому что не переносил уксуса. Тогда царь Петр схватил его и стал в него насильно запихивать салат с уксусом, пока у того кровь из носа не пошла. Царь велик и нетерпелив. Он жестокий, но очень умный.
— С его стороны очень умно, строить этот город? — засмеялась она с издевкой.
— Вы не сможете этому помешать, — ответил он. — Сколько вас пятьдесят? Сто?
— Бессчетное количество, — произнесла она тихо. — Раньше нас было намного больше, но мы умираем. Ваше присутствие отравляет нас. Если мы этой зимой ляжем в ил Невы, чтобы спать, пока не растает снег, мы больше не проснемся.
— Евгений говорил мне, что вы не можете покинуть дельту Невы.
Он вздохнула.
— Мы бы сбежали с удовольствием. Настало время нам возвращаться в глубину. В сердце моря. Но мы связаны обещанием, которое дали давным-давно. Наши жизни против человеческих жизней. Мы обязаны жизнью нашему спасителю. Пока этот долг не оплачен, мы должны ждать здесь.
 
— Кому вы дали это обещание?
— Это было так давно, что его имя затерялось в волнах.
— Вы даже не знаете, кому давали обещание? А что, если он уже давно умер? Когда это было?
Неуверенность промелькнула на белом лице.
— Триста лет?
— Что? — пришел в ужас Иоганн. — Тогда он уже давно умер!
Русалка покачала головой.
— Я слышу ночами, как журчит его кровь. Все ближе подходит он к городу. Нас связывает договор, обещание живо по сей день. У него есть с собой… залог. Мы жаждем его.
— Что за залог?
Ее рассеянный взгляд скользнул по рукам Иоганна, которые стали от работы с деревом сильными и жилистыми.
— Я не могу тебе рассказать, что это за сокровище. Слово остерегается самого себя, оно является частью соглашения. Это сокровище старше, чем мы. Нас всего лишь семеро. Шестеро вернулись в глубину моря. Только мы дожидаемся здесь. Без сокровища мы — изгои. Ты можешь себе представить, каково это, быть изгоем?
Иоганн вздохнул. Ему пришло в голову, как наспех с ним попрощался отец. Здесь он был еретиком, а в немецкой слободе — недостойным женихом Кристины.
— Я жду человека, который нам приказывает, — прошептала русалка. Ее рот искривился от презрения. — Мы должны ему подчиняться, чтобы получить залог. Раньше, когда наш народ был еще силен, мы спустили воду с гор, и она обрушила целые государства в морскую бездну. Сегодня мы слабы, умирающий народ, который лишь мечтает уйти на покой.
  
Глава 4
 
ПИСЬМО
 
Когда Иоганн с крыльца шагнул в мастерскую, то понял, что-то изменилось. Работники не осмеливались смотреть на него, в воздухе витал шепот. Украдкой Иоганн разглядывал мужчин, еще вчера окружавших его. Возможно, они судачили, мог ли он осуществить свою угрозу. Иоганн поискал одноглазого, который проклинал царя, но в мастерской его не оказалось.
— Где этот одноглазый с седой бородой? — спросил он Михаэля.
Дядя, чистивший верстак, наморщил лоб.
— Отсутствует, — пробурчал он. — С самого утра. Я послал Марфу отправить донесение.
— Он, часом, не сбежал?
Дядя Михаэль пожал плечами.
— Думаю, да. Бедняга. Но мы должны об этом сообщить, все знают, что он сбежал. Марфа уже отправилась в крепость. По крайней мере, у него есть преимущество в несколько часов.
В этот момент Иоганн почувствовал себя плохо. Это его вина, что сбежал крепостной. Он на него нагнал страха. Когда надзиратели его поймают, то притащат назад и так жестоко накажут, что он станет больше мертвым, чем живым, а в худшем случае ему даже грозила сметная казнь. Он заметил, что Иван пялится на него поверх пилы, которую протирал промасленной тряпкой. Внезапно его осенила мысль, что Иван также имел все основания, ненавидеть царя.
Работа показалась ему труднее, чем обычно.
Послеобеденное солнце подсвечивало пыль от пилы, вуалью кружившею в воздухе. Иоганн вырубал поперечные стойки для каркасов, подножек и угловых опор. Он измерил опорные блоки, вогнал гвоздь в ароматную буковую древесину и соединил вместе промаркированные поленца, чтобы докеры Трезини смогли их завтра в правильной очередности погрузить и разгрузить.
Митя весь день не показывался на глаза, но Иоганн увидел в окошко мастерской, что Марфа к вечеру вернулась из крепости и прямиком направилась в дом.
— Я за разделочным ножом, — быстро сказал Иоганн и помчался через двор.
Когда он ворвался в горницу, Марфа вздрогнула. Она молча сидела за столом, положив на него локти, и пристально на них смотрела. Он заметил, как она бледна.
— Что случилось? — крикнул он.