Секстет

– Я знаю.
– Может, он умер? – Анжелика теперь говорила почти шепотом. – Ведь может же такое случиться. Может, его грузовик переехал или шлепнули ночью в опасном месте. А может, он спрыгнул с моста или проглотил упаковку феназепама… Такое то и дело случается.
– С другими – да.
– Я же вам говорю, что во сне видела – он умер. Прошлой ночью.
– Ах, Анжелика, хватит, – вздохнула Наташа.
Анжелика питала глубочайшую веру в свои сны, которые почти всегда бывали мрачными, а иногда пугающими. Наташа тоже бы хотела верить ее снам, но она убедилась на опыте, что делать этого не следует. В сновидениях Анжелики истина искажалась, выворачивалась наизнанку, и часто, как это бывает у большинства людей, сценарий сновидения создавался в соответствии с желаниями сновидца. Актриса взглянула на ее лицо с жесткими чертами, на седые пряди в коротких темных волосах. В неярко освещенной комнате глаза Анжелики казались парой крошечных черных гагатов. Она родилась на Сицилии и потому любила и ненавидела с неумолимой прямотой, которой Наташа подчас завидовала. Может быть, с замиранием сердца подумала вдруг Наташа, может быть, сложные, замысловатые заклинания Анжелики и вправду достигли цели. Она наклонилась и поцеловала ее в щеку.
– Когда звонил Томас? – спросила она.
– Примерно час назад. Он отослал книгу в театр, как я говорила. И еще что-то. Он сказал, это небольшой сюрприз. Что-то вроде подарка. И чтобы вы искали его в книге.
– Подарок? Но у меня не день рождения и не годовщина свадьбы… В книге?
– Он сказал, что это самый лучший подарок, который он мог бы вам сделать… – На лице Анжелики отразилось недовольство – она никогда не любила Томаса Корта. – Я уж не знаю, что это значит. Увидите – поймете. – Она умолкла, потом с неохотой продолжала: – Велел передать, что шлет вам свою любовь. Потом он немного поговорил с Джонатаном.
Наташа подошла к сыну и поцеловала его в голову.
– Дорогой, ты говорил с папой? Он в Монтане? На ранчо?
– Наверное, да. Я забыл спросить. Он купил двух новых лошадей. Тебе – серую, ее зовут Мисти, а для меня маленького жеребца, его зовут Бриллиант. У него белая звездочка на морде и все четыре ноги в белых чулках.
– Как чудесно! – Наташа еще раз поцеловала мальчика. – Значит, он все-таки был на ранчо.
– Наверное. – Малыш нахмурил брови. – Я хотел спросить, но мы стали разговаривать про книгу. – Он показал на «Остров сокровищ». – Я ему рассказывал про слепого и про Сильвера. Этот слепой, он такой страшный. У него специальная палка, и хотя он ничего не видит, он все-таки находит людей. Он их выслеживает, и его слышно по палке – тук, тук, тук…
Наташа выпрямилась и подала знак Анжелике.
– Я припоминаю, – сказала она сыну, – что он плохо кончил.
– Вот и папа сказал то же самое.
– Давай выпьем чаю, дорогой. У нас будет праздничный чай. Сегодня – канун Дня Всех Святых. – Она взглянула на часы. – Я хочу успеть до того, как Мария придет делать мне массаж. Можешь надеть костюм, который ты сделал, а мы все на тебя посмотрим. Давай пить чай. Анжелика купила совершенно особенный торт.
Торт был украшен шоколадной ведьмой, которая летела на помеле на фоне неба из белого шоколада. Восторг Джонатана, его смешной праздничный костюм вызывали умиление Наташи. Она смотрела на сына, такого маленького для своего возраста, с печальным личиком – такое лицо могло бы быть у ребенка-клоуна, – и у нее сжималось сердце от его невинности и беззащитности. В свои семь лет этот неустанно оберегаемый ребенок не понимал, что его праздник прошел совсем не так, как у других детей. Он не будет шалить и проказничать, как это будут делать они. Под присмотром Анжелики он навестит пожилого постояльца «Карлейла», который любит мальчика и пользуется абсолютным доверием. Потом он вернется, Мария похвалит его костюм, а когда мать отправится в театр, они будут вместе с Анжеликой смотреть по видео диснеевские мультфильмы. И все это время где-нибудь поблизости будут находиться телохранители. Ее сын был пленником ее славы и славы отца, а также пленником людей, которых эта слава могла привлечь.
 
Наташа поспешно отбросила эту мысль. Другую мысль выбросить из головы оказалось труднее. Четыре месяца молчания, говорила она себе, пытаясь сосредоточиться на деталях праздничного дня, которого с таким нетерпением ждала – торте с ведьмой, костюме мага, волшебном жезле, собственными руками сделанном Джонатаном, звездах на его колпачке. Она видела, как он счастлив, как гордится своим костюмом, и старалась подыграть сыну. Она издала очень естественный крик ужаса, когда Джонатан произнес магическое заклинание, и по всем правилам отпрянула и вскрикнула, когда Анжелика появилась в дверях, изображая из себя весьма внушительного вида ведьму. Но все это время Наташа продолжала думать о загадочном подарке мужа, уже ожидавшем ее в театре. Томас, не любивший преувеличений и всегда тщательно взвешивавший свои слова, не стал бы говорить, что это самый лучший подарок, если бы не имел к тому оснований.
– Вы очень напряжены, – немного позже услышала она от Марии, когда та делала ей массаж. Мария налила на ладони душистого массажного масла и начала медленными ритмичными движениями растирать спину актрисы. Спальня наполнилась ароматами лаванды и розмарина. Мария не могла похвастаться привлекательной внешностью, но руки у нее были поистине волшебными. Только не сегодня.
– Я все время ощущаю ваше напряжение, – сказала Мария, перейдя к шее. – Попытайтесь расслабиться, иначе, боюсь, вы не сможете сегодня петь. О чем вы думаете? Я чувствую, вас что-то беспокоит.
– Ничего. Все. «Конрад», сегодняшнее интервью, спектакль, Томас, Джонатан, жизнь. Почему меня оставили в покое на целых четыре месяца? Я ничего не знаю, Мария.
– Вы так прекрасны, – искренне воскликнула Мария. Ее чуткие руки мягко массировали Наташину спину нисходящими движениями вдоль позвоночника. – В жизни не видела такой красивой женщины. Лежите спокойно. Вы слишком много работаете. Расслабьтесь. Я могу избавить вас от всех проблем, и вы это знаете.
Это было правдой. Массаж всегда оказывал на Наташу именно такое действие, но сегодня он оказался бессильным. Процедура была закончена, но напряжение осталось. За полтора часа до поднятия занавеса Наташа Лоуренс уже была в театре, в своей уборной, и там, как и обещал Томас Корт, а он всегда выполнял свои обещания, – ее ждала посылка от бывшего мужа.
Это был конверт из плотной оберточной бумаги, на которой почерком Томаса было написано «Элен». Она вертела его в руках, потом просто разорвала обертку. Внутри, как она и ожидала, оказалась книга, а между страницами романа она нашла тот самый сюрприз – маленькую вырезку из газеты недельной давности.
У нее задрожали руки, текст поплыл перед глазами. Заметку об обнаруженном недавно в Глэсьер-парке трупе мужчины она прочла три раза. Действительно, лучшего подарка Томас не мог ей преподнести. Тем не менее к тому времени, как бумажка сгорела в пламени спички, Наташа уже справилась с волнением. Она отряхнула пальцы от пепла, вымыла руки и начала гримироваться.
Когда появился ее костюмер, она уже была, как всегда перед выходом на сцену, совершенно спокойна и сосредоточенна. Костюмер, женоподобный молодой человек, нанятый по ее просьбе и одевавший ее для спектакля, обладал удивительной способностью оставаться невидимым. Он помог ей надеть белое платье из органди для первой сцены. В первом акте мюзикла, когда на сцене появлялась Эстелла-ребенок, парика не требовалось, и Наташа Лоуренс обычно причесывалась сама. Невидимый молодой человек незаметно исчез и вернулся только после второго звонка.
Он задержался в дверях, завороженный магическим превращением. Полчаса назад в уборной сидела женщина, теперь здесь была девочка – своенравная и упрямая. Он не мог оторвать глаз от тройного отражения в зеркалах, пока эта девочка накладывала на губы последние штрихи. Потрескивала лампа, тихо шумел увлажнитель.