Тринадцать

Ф.Л.
В тот вечер было холодно, и каждый раз, когда дул порывистый ветер, раздавалось шипение октябрьских листьев. Я натянул рукава куртки на костяшки пальцев, чтобы руки не замерзали. «Но холод – это хорошо»,– говорил я себе. Когда холодно, люди в основном сидят по домам, и улицы пустые. Это значит, что я смогу беспрепятственно вырезать свои Ф и Л так глубоко, как мне захочется, и меня не поймают.
Так что я пошёл. По улицам волочились опавшие листья, и с каждым шагом я чувствовал, как мой швейцарский армейский нож в кармане бьётся, бьётся, бьётся о мою левую ногу.
Затем я добрался до длинного извилистого подъезда к библиотеке. Там я остановился.
Подъезд был перекрыт оранжевыми конусами, четырьмя дорожными заграждениями и длинными полосами жёлтой ленты. На одном заграждении висела табличка:
БИБЛИОТЕКА ЗАКРЫТА ДО 10:00
ПОНЕДЕЛЬНИКА НОВЫЕ ТРОТУАРЫ:
МОКРЫЙ ЦЕМЕНТ
НЕ ВХОДИТЬ
–Идеально,– обрадовался я. Поскольку вход перекрыт, деревья у библиотеки полностью в моём распоряжении. Я могу провести столько времени, сколько захочу за вырезанием своей метки.
И тут меня осенила идея. Как вспышка молнии.
Шарах!
Я уставился на эти слова – «мокрый цемент».
У меня в голове всплыла картинка. Отпечатки ладоней в цементе. Я уже видел такие раньше – отпечатки ладоней с широко расставленными пальцами на бетоне возле продуктового магазина, маленькие отпечатки ладоней на тротуарах у начальной школы, глубокие отпечатки ладоней на пешеходной дорожке в парке. Вы тоже могли видеть такие цементные отпечатки рук. Они повсюду.
Стоя там, перед заграждениями и жёлтой лентой, я почувствовал, как у меня всё начало зудеть.
Я понял, что есть и другие способы оставить свою метку.
Другие способы, как я мог бы оставить кусочек себя позади.
«Отпечаток ладони»,– пришло мне на ум.
Только подумайте. Мои инициалы – это одно. А моя ладонь… Это как… часть меня. Если я вдавлю ладонь в прохладный цемент возле окружной библиотеки Грин-Спрингс, каждый раз, проходя мимо этого места, я буду смотреть вниз и думать про себя: «Это моя рука, вот здесь».
Всю оставшуюся жизнь.
«Моя рука. Вот здесь».
Я быстро вздохнул. Листья в осинах вдоль длинного извилистого подъезда к библиотеке кружились передо мной, как будто звали меня. Указывали мне путь.
Я взглянул вверх и вниз по улице. Дороги были пусты, поэтому я приподнял жёлтую ленту и пошёл прямо мимо шипящих, колышущихся осин как можно быстрее.
В поле зрения появилась библиотека. А потом я увидел их – новые тротуары.
Они огибали библиотеку там, где раньше была трава и земля. Они были такими гладкими и влажными, что блестели, и в предвечернем свете излучали какое-то сероватое сияние.
В воздухе висел сладковатый запах пыли. Я размял ладони.
Вокруг никого не было. Только я, деревья и новые тротуары. Я вздрогнул от холода, однако снял куртку и накинул её на ветку высокой осины неподалёку.
Я не хотел, чтобы мокрый цемент попал на рукава.
Я потёр плечи, чтобы согреться, и прошёлся вперёд и назад вдоль новых тротуаров.
А затем я нашёл его.
Идеальное место.
Оно было метрах в пяти слева от входной двери – не так близко, чтобы люди на него наступали, но достаточно близко, чтобы почти все, кто будет приходить в библиотеку, смогли его увидеть.
Я опустился на колени.
«Моя рука. Вот здесь».


Надо мной кружились и вращались осиновые листья.
Я вытер руку о штанину. Я растопырил пальцы, как ребёнок, который собирается обвести её карандашом. Цемент пах мхом и химикатами, интересно, сколько людей увидят отпечаток моей ладони.
Сколько человек посещает окружную библиотеку Грин-Спрингс каждый день? Десятки? Сотни?
Я надавил рукой.
Цемент был холодный, как плотная грязь после дождя, и в ту секунду, когда я его коснулся, по цементу растеклась зыбь, как круги на воде от брошенного камня.
Я сильно вдавил ладонь. Я хотел сделать свой отпечаток глубоким, поэтому нажимал с силой. Цемент просочился у меня между пальцев, и я задержал ладонь совершенно неподвижно, чтобы быть уверенным, что мой отпечаток останется, когда я уберу руку.
Ветер громче зашипел в кронах деревьев. Мои руки покрылись мурашками. Надо мной кружились и кружились листья.
Цемент, казалось, застыл и затвердел на моей коже.
«Этого должно быть достаточно»,– подумал я.
Я двинулся, чтобы вытащить ладонь.
Но ничего не произошло. Моя рука не шевельнулась.
Я попытался снова, но не слишком резко, потому что хотел, чтобы отпечаток моей руки выглядел аккуратно, а не смазано.
Но я не мог вырваться.
Я отклонился назад и потянул с усилием. Моя ладонь даже не шевельнулась. Я дёргал. Я тянул. Я пыхтел. Мне уже было всё равно, испорчу я свой отпечаток или нет, и я тянул изо всех своих сил.
Ничего.
Я застрял.
Я сел на корточки и упёрся ногами в землю.
Бесполезно.
Что бы я ни пытался – дёргать, тянуть, выворачивать,– ничего не помогало.
Цемент перед окружной библиотекой Грин-Спрингс схватил меня. Подул ветер. Листья на деревьях закружились и затрепетали.
–Да ладно,– возмутился я вслух, и было так холодно, что я увидел своё дыхание.
Цемент стал твёрже. Ночь стала холоднее.
Было ощущение, что моя рука и тротуар стали одним целым.
* * *
Довольно скоро я закричал.
Конечно, я не хотел, чтобы меня застукали с рукой в цементе. Но что бы вы сделали на моём месте: язастрял, вокруг никого, плечи начинают трястись от холода, и давно наступила ночь?
–Кто-нибудь!– выкрикнул я, присев на корточки.– Помогите!
Никто не ответил. Скорее всего, никто и не услышал.
Как я уже говорил, библиотека находится на окраине города, в конце длинного извилистого въезда.
К тому же было… кое-что ещё.
Каждый раз, когда я кричал, осины вокруг меня, казалось, шелестели и шипели громче.
Как будто они пытались меня заглушить. Я знаю, это звучит безумно.
Я подумал о родителях. Они скоро вернутся домой и будут волноваться, где я. Они могли бы мне позвонить, но мой мобильник был в кармане куртки, которая висела на ближайшей ветке, раскачиваясь на ночном ветру.