Основы человечности для чайников (СИ)

Боль понемногу отступала, не сдавала позиций только нога, хотя шрамы на ней уже подсохли, покрылись корочкой.
Людвиг запоздало удивился, что рисунок, выцарапанный на бедре, существовал на самом деле. Значит, он просто не сработал? Или не успел сработать? Или что-то ему помешало?
Реальность и бред никак не хотели отслаиваться друг от друга, в памяти всплывали то Диана, то шашлык в кастрюльке, то бережные объятья чёрной тучи.
А ведь он был уверен, что вырвался!
Даже обрадоваться успел.
Но нет, вокруг всё ещё камера, а у него, похоже, температура, бред и крайнее магическое истощение. И физическое, возможно, тоже.
Привиделось, значит…
Людвиг вздохнул, перекатился на бок уже в волчьем облике, заполз под лежанку, устроил морду на лапах. Боль окончательно стихла, оставшись в человеческом теле. Мысли снова начали уплывать — не то в сон, не то в мутную, тяжёлую бессознанку.
* * *
Когда Людвиг очнулся в очередной раз, за дверью была тишина.
Еду никто не принёс. Воду тоже.
Свет не включали.
А должны были?
Какой сейчас день — всё тот же или уже следующий?
Кажется, Людвиг окончательно потерял счёт времени. Потерял себя. Потерял всё.
Он снова уснул.
Снова проснулся.
Очень хотелось пить.
Очень не хотелось превращаться обратно в человека, но пришлось. Надо же как-то напомнить о себе.
— Вы обо мне совсем забыли? Решили, что сам сдохну? — прохрипел он, добравшись до двери. В горле пересохло, губы потрескались, ногу ломило.
С той стороны никто не откликнулся. Ни дыхания, ни шороха, ни звука шагов.
Людвиг крикнул ещё раз. Постучал. Постучал сильнее. Ещё сильнее, двинул кулаком так, что, кажется, содрал кожу.
Дверь беззвучно распахнулась.
Снаружи была совершенно пустая комната без окон. Зато с камином. Перед камином лежала огромная серая шкура.
Тени по углам ехидно хихикали.
  
Эпилог. Пятиминутка человечности, волчности и взаимопонимания
 
Людвиг смотрел в стену.
Тимур смотрел в стену.
И только Ксюха смотрела на них обоих и никак не могла придумать, что сказать. Что сделать. Как утешить. Или хотя бы как испариться из комнаты тихо-тихо, никого не потревожив.
Потому что здесь и сейчас она совершенно точно казалась лишней.
Это была их история.
Их жизнь.
Их боль.
Их тишина.
— Я думал… — разорвал эту тишину Тимур. Голос у него был странный, словно вообще без эмоций, без интонаций. — Думал, что ты всё заранее спланировал. Весь этот трындец. Убийство. Заранее всё подготовил, сигиллу начертил, а потом планы поменялись. Ну, или ты просто устал после поездки, не хотел напрягаться. А тут я с этим дурацким салютом. И… Я же правда ничего не понял тогда. Обрадовался, что нашёл ошибку, исправил. А потом ты меня толкнул, я влетел в стену, лбом треснулся… пока в себя пришёл — успел заметить только, как ты стираешь мои исправления и активируешь заклинание. А потом взрыв.
— Я надеялся, что ты так и подумаешь.
— Господи…
— Ты атеист, сам сказал.
— А ты?
— Ну, вообще католик. И оборотень. Да, я знаю, одно с другим странно сочетается, но как-то так сложилось. Так что если ты случайно встретишь рядом с костёлом волка с крестиком — то не пугайся, это я. — Клыкастая улыбка Людвига выглядела неуместно, но Ксюха всё равно невольно отзеркалила её. Потому что… Как он там сказал? Если над болью и страхом не шутить — то зачем тогда жить?
А вот Тимур на шутку не среагировал. Он вообще мало на что реагировал — вроде отзывался, но как из чёрной дыры, из глубокого колодца.
— Люд… ты ведь мог сказать им, что ты не виноват!
— Не мог.
— Ты мог сказать хотя бы мне…
— Как ты себе это представляешь? «Привет! Ты убил двенадцать человек, но я знаю, что ты нечаянно, поэтому бить за это будут меня, а ты просто живи с этим». Примерно так?
— А теперь-то мне как с этим жить?
Тимур сейчас выглядел не старше Людвига, и даже не старше Ксюхи. Максимум — её ровесником, обычным подростком, которого с размаху выбросило в большой мир. Подростком, у которого вдруг отняли всё, что он знал и во что верил.
 
Впрочем, и Людвиг-то…
Ксюха привыкла видеть в нём взрослого, но ведь на самом деле ему сколько сейчас? Чуть больше двадцати. Только недавно из института. Вся жизнь впереди!
Была.
Их хотелось обнять. Обоих.
Но Ксюха могла только сидеть и не дышать.
— А как ты всё это время жил? Учи детей, будь осторожен с магией, ненавидь меня. Забудь обо мне вообще. Я пропал без вести. Скорее всего — умер.
— С ума сошёл? Я и так всех потерял. Если ещё и тебя потеряю — точно свихнусь.
На слове «всех» Людвиг ощутимо вздрогнул. Потом уставился в пол и тихо спросил:
— А с мамой что?
— Да всё нормально с ней. Не в том смысле потерял. Тогда… Она в тот раз далеко стояла, даже не зацепило. Это потом уже, через пару лет, решила съездить к бабушке в Казахстан, влюбилась там в одного и замуж вышла.
— Как же она тебя без присмотра оставила?
— Люди меняются.
Над диваном попыталась повиснуть драматичная пауза, но не сложилось: в Ксюхином кармане тихо звякнул телефон.
«Ты здесь? — спрашивала Инга. — Если я тебе надоела — скажи сразу. Кажется, я слишком много болтаю и навязываюсь».
«Нет-нет, всё в порядке, — быстро набрала Ксюха. — Извини, была занята, не могла ответить. Если есть настроение — можем погулять прямо сейчас».
«Что-то случилось?»
Ксюха поморгала на сообщение. Это к чему вообще?
«Нет, с чего ты взяла? Всё хорошо. Просто тоже был тяжёлый день. Надо выдохнуть».
— Я пойду, наверное, — сказала она вслух, поднимаясь с дивана.
— Ты домой или домой? — спросил Людвиг.
— Я — гулять. Проветриться надо. Только… — Ксюха выразительно покосилась на Тимура.
— Я за ним присмотрю. Да и он уже взрослый мальчик, справится. Иди. И будь осторожна.
Ксюха выходила из квартиры быстро, но ненадолго всё же замешкалась в дверях, соображая, насколько этично будет попросить, чтобы за ней заперли дверь.
— Я не знаю, что делать… — донёсся из комнаты голос Тимура. И, кажется, в этот голос начали возвращаться эмоции.
— Я уже сказал: жить дальше.
— Как⁈
— Ты меня за это простил, помнишь? Ты сам сказал, что простил.
— Простил. Но ведь ты ничего не сделал! Это всё я!
— Неважно. Ты уже однажды за это простил. Прости ещё раз за то же самое — но теперь себя.
— Люд… ты… я… я не…
— Сможешь. Дыши.
Ксюха вздохнула и оставила квартиру незапертой. В конце концов, внутри сидят оборотень и школьный историк. Что может пойти не так?